Русский штурмовик воюет "мертвецом" – и никто не виноват
Чудом выжил под атакой врага, но свои признали "двухсотым". И даже родным успели отправить похоронку. За жизнь стрелка-сапёра сейчас борются медики санитарного блиндажа. Но главный бой у штурмовика впереди – доказать, что живой. Подробности – в публикации Царьграда.
С приходом осенних дождей и туманов русская армия добилась больших успехов на ряде направлений, в том числе пробив украинскую оборону в окрестностях стратегически важного города Лимана. Царьград рассказывает историю одного из бойцов, лично двигавшего в эти недели фронт на запад, сражавшегося на переднем крае нашего наступления, а теперь нуждающегося в срочной помощи, уже будучи в нашем тылу.
Сергей Таранов – стрелок-сапёр 6-й роты одной из дивизий 20-й общевойсковой армии – борется за жизнь в санитарном блиндаже прифронтового медбата: 10-сантиметровая рана на ноге нарывает и гноится, в лёгких что-то булькает и хрипит – местные медики определяют то ли тяжёлый бронхит, то ли начавшуюся пневмонию. Есть и неприятные последствия нескольких контузий.
Но отправить его в тыловой госпиталь никак нельзя. Потому что по бумагам он... мёртв.
Война "живого мертвеца"
Эта история началась 22 октября, когда Сергей в составе своего подразделения выдвинулся на задачу: нужно было пройти и закрепиться на отбитых у украинцев позициях. На подходе к назначенной точке штурмовая тройка Сергея попала под удар вражеских беспилотников и понесла потери.
Попали под огневое сопротивление противника. Как с неба, так и автоматные очереди. У нас одного "задвухсотило". Я спрятался под дерево, нашёл ветвистое и притворился мёртвым. После того как "птицы" улетели, выбежал, нашёл укрытие (им оказался уже разбитый блиндаж), поставил в нём доски, забаррикадировался и некоторое время в нём находился. Сообщить, где я и что со мной, не мог, потому что рация была разбита, – вспоминает тот день Сергей.
Чего он не знал в тот момент, так это того, что одна из круживших над ними "птиц" была нашей. Её оператор зафиксировал, что бойцы погибли при выполнении задачи, и доложил об этом командованию. Информация пошла наверх по цепочке, запустив отлаженный механизм принятия решений: внесение в списки погибших, исключение из списков личного состава части, приостановление всех видов довольствия, начисление компенсации за смерть. Военная машина сработала с точностью хорошо смазанного часового механизма.
Сергей не знал, что с этого дня он для Родины мёртв, в свою очередь Родина не знала, что "погибший" рядовой продолжает за неё сражаться, выполняет приказы командира и ходит на штурмы вражеских опорников, день за днём приближая победу.
Военная машина действовала чётко по инструкциям, русский штурмовик продолжал службу. Фото документа предоставлено Царьграду Ларисой Прусаковой, матерью Сергея Таранова
Так продолжалось до 31 октября, когда Сергей принял участие в очередном накате на украинские позиции.
Заходим на точку. Враг опять начал атаковать, а мы уже были в капонире. Сначала в капонир залетел FPV-дрон с "морковкой" (кумулятивным зарядом от РПГ. – Ред.). Взорвался, на нём была установлена зажигалка, но она пожар не вызвала, всё мокрое было. Я сначала подумал, что ногу оторвало. Потом посмотрел – нет, на месте. Но она вообще не двигалась, её "отсушило". Я её затянул. Потом прилетела "Баба-яга" и начала "разбирать" блиндаж 82-мм минами. Крыша начала падать, палки, брёвна – всё на меня валилось. Бревно прижало руку и ногу. Отбомбилась и улетела. Но мы там ещё часов шесть пробыли. Попытались вылезти, тут же в перекладину над входом врезался "камикадзе". От него я уже получил вторую контузию. И чувствую – "потёк". Пришлось залезть обратно, перебинтовать голову – осколки в неё попали. Кровь шла, – рассказал Сергей Царьграду.
Выжившие в наполовину разрушенном капонире бойцы некоторое время выжидали, затем начали отход на позиции, с которых выдвигались на выполнение задачи. Двигались рывками, перебегая открытые участки и прячась под деревьями. Первый рывок – в сторону посадки.
Только заскочили на пять-десять метров – опять прилетели "птички". Снова посидели, подождали, пока они улетят. Уже сумерки начались. Подождали ещё немного, послушали небо – и уже после этого к себе пошли. Вернулись на позиции – и тут начался дождь. Мы-то дождику всегда рады – погода нелётная, а вот "блинчик" (блиндаж. – Ред.) у нас ему был не рад – протекал полностью. Дождь по двое суток шёл. Мы все там мокрые полностью. Высохнуть не получается. Похоже, тогда я и поймал пневмонию. Лёгкие сейчас гудят, – отмечает боец.
Несколько суток в залитом водой, сыром блиндаже добавили проблем не только с лёгкими – начали замерзать ноги, через некоторое время Сергей получил обморожение пальцев.
Обувь не снималась вообще – носки меняли, а ботинки одни и те же. Сырость и холод. Постоянно был в ботинках. Какое-то время спустя почувствовал, что пальцы онемели, – вспоминает Сергей.
Все документы, подтверждающие участие Сергея в СВО и его гибель, были подготовлены военными и переданы его матери для оформления выплаты. Фото документа предоставлено Царьграду Ларисой Прусаковой, матерью Сергея Таранова
Но даже оказавшись в такой ситуации – с несколькими тяжёлыми контузиями, посечёнными ногами, сломанной рукой и булькающими лёгкими – рядовой Таранов не бросил позицию и не прекратил выполнять приказы, а оставил точку только тогда, когда ему разрешили.
Командир дал откат. Я в первый день не пошёл – дождь заканчивался, было опасно из-за дронов. Во второй день вышел ближе к вечеру. Но, пройдя немного и поднимаясь по горке, понял, что никуда не дойду. Дыхание было очень сбито. Снова вернулся в блиндаж. На третий день взял с собой воды дождевой. Настроился и пошёл. Был как раз хороший туман. Он позволил мне пройти много открытых участков. Прошёл около десяти километров, потом меня подхватили проводники, а затем уже и эвакуационная группа забрала.
После эвакуации Сергея с его ранениями должны были, что называется, прямым рейсом отправить в госпиталь, в чистую палату, к томографам и рентгеновским аппаратам. Но… внезапно выяснилось, что он официально... мёртв. А раз так, у командиров нет оснований оформлять его на лечение. Первыми о том, что он "покойник", Сергею сообщили родственники, а затем подтвердило командование дивизии.
В настоящее время боец находится в расположении медбата. Ему не отказывают в помощи, но возможности этого подразделения очень и очень скромные. Оно не предназначено для долгосрочного лечения и реабилитации после тяжёлых ранений, задача медбата – слегка подлатать бойца и отправить дальше на лечение в более серьёзное медучреждение.
Они не знают, от чего лечить. Вскрыли рану, почистили, завтра снова вскрывать будут. Там всё плохо – гноится. Я сам пытался как-то справиться с ситуацией – стрептоцидом засыпал и антибиотики пил в таблетках. Но, понятное дело, без серьёзной врачебной помощи ничего тут особо не сделаешь, – переживает Сергей.
У него несколько осколочных ранений, но одно особенно неприятное: шарик украинской шрапнели вошёл под коленом и, пройдя вдоль кости по направлению к стопе, оставил в мышцах раневой канал длиной около десяти сантиметров.
Сказываются и последствия серии контузий от близких разрывов мин и FPV-дронов: Сергею сейчас трудно говорить, он теряет пространственную ориентацию даже в местах, где уже бывал.
В лесополосе пошёл в туалет, а вернуться – не понимаю куда. В двух шагах заблудился. Глаза бегают в разные стороны, головные боли постоянные. Периодически продолжает идти кровь, – пожаловался боец.
Виноватых нет? Так бывает
На самом деле история Сергея – это не тот случай, когда нужно срочно искать виноватых, требовать разобраться и наказать.
В условиях господства вражеских дронов над полем боя мы повсеместно применяем тактику просачивания. Десятки тысяч русских мужиков, разбившись на мелкие группы, каждый день идут на десятки километров, прячутся, закрепляются, собираются – и внезапными ударами уничтожают врага.
Война ведётся методами предельного рассредоточения личного состава – это ровно то, к чему призывали здравомыслящие люди в прошлые годы, комментируя удары вражескими "Хаймарсами" по нашим колоннам и плотным построениям бойцов на полигонах.
Но, как и у любой технологии, у этой есть издержки. При такой организации наступления практически невозможно уследить за судьбой отдельного бойца. Между штабом и передовым подразделением всегда существует дистанция, и никакие формы отчётности её никогда полностью не устранят. Это невозможно в принципе. Поэтому стоило информации о гибели бойца пройти по отчётам, как шестерёнки военного ведомства закрутились, а непосредственные командиры Сергея, занятые боевой работой, об этом даже и не знали.
Более того, в этом случае видно, насколько чётко отлажен механизм военной бюрократической машины и с какой скоростью принимаются решения.
Мой сын, Таранов Сергей Александрович, <…> в конце октября 2025-го пропал со связи. 6 ноября я начала его розыск. По звонку на горячую линию 254-го полка мне сообщили, что он исключён из списков личного состава части, и предоставили номер телефона для выяснения обстоятельств. По этому номеру мне заявили, что мой сын погиб, и предложили приехать за справками о смерти <…>. 8 ноября я прибыла в Ельню, где мне были выданы оригиналы документов, подтверждающих его смерть. Мне рекомендовали оформить выплаты, но на тот момент у меня не было полного пакета документов. 20 ноября я вновь приехала в Ельню с полным пакетом документов, заполнила заявления на выплаты и получила на руки выписки из приказа об исключении моего сына из списков личного состава в связи со смертью, – говорится в заявлении, которое мать бойца Лариса Прусакова направила в администрацию президента.
В прошлые годы Минобороны упрекали в том числе и за волокиту при оформлении похоронных выплат. На примере Сергея видно, что в этом вопросе при руководстве Белоусова наведён порядок, вопросы решаются без малейших задержек и проволочек в автоматическом режиме. В 99,9% случаев быстрое оформление похоронных выплат и всех сопутствующих документов – то, чего ждут от военного ведомства. Но для Сергея Таранова отлаженность процедуры сыграла в минус.
Нужен механизм реабилитации
В гражданской сфере бывают такие ситуации, так называемые "задвоения", – это когда в одном регионе человек [умер], а его полному тёзке с таким же именем-отчеством в другом регионе прекращается доступ к социальным гарантиям, лечению и прочим услугам. И там люди тоже сталкиваются с тем, что они фактически вычеркнуты из жизни, – рассказал обозревателю Царьграда заслуженный юрист России Иван Соловьёв.
По его словам, ситуация распадается на две задачи: отмена документов о признании Сергея Таранова мёртвым в гражданско-правовом поле. Для этого нужно сначала подать заявление в органы ЗАГС, а если их сотрудники не пойдут на аннулирование документов в добровольном порядке, тогда нужно обращаться в суд.
Что касается военных документов, нужно отменить все приказы, которые были изданы в связи с его гибелью. Уверен, нужно обращение в Главную военную прокуратуру, которая надзирает за соблюдением законности в Вооружённых силах. Достаточно быстро должен этот вопрос решиться: вернуть его в прежнее юридическое состояние, чтобы обеспечить ему получение медицинской помощи и социальной поддержки, – уточняет Соловьёв.
В целом же Минобороны нужно срочно создавать реабилитационный механизм, который позволит в рабочем порядке возвращать таких бойцов в мир живых, оказывать им помощь и восстанавливать их права.
А на будущее этот пример должен стать основанием для того, чтобы в Вооружённых силах был разработан чёткий правовой механизм признания человека живым, если было принято ошибочное решение, что он погиб. Я предлагаю для наших воинов этот путь сократить – мы же понимаем, что это не единичная ситуация. Можно было бы, наверное, предвидеть, что подобные ситуации могут быть. И здесь, конечно, нужен правовой механизм, чтобы мгновенно, буквально в течение половины дня – суток, возвращать таких бойцов на полное довольствие и обеспечение, – добавил собеседник Царьграда.
В сухом остатке
Повторимся и подчеркнём: история Сергея Таранова – совершенно точно не тот случай, когда нужно искать крайних, призывать к наказаниям и накалять эмоции. Каждый участник этой истории делал то, что должен был делать: и сам Сергей, и оператор дрона, проводивший контроль атаки 22-го числа, и офицеры, и делопроизводители Минобороны – каждый отработал так, как должен был, в рамках своих обязанностей и полномочий.
Да, в системе вскрылась уязвимость, превращающая признание бойца живым в "головняк" для его командиров и подвешивающая его самого в непонятном правовом статусе. Значит, как говорит наш эксперт, нужно доработать правовой механизм, чтобы такие случаи были не чрезвычайным происшествием, а одной из рабочих ситуаций, в которой каждый шаг заранее прописан и предусмотрен.
Однако это всё вопросы будущего, а прямо сейчас нужно принять меры, чтобы не допустить смерти и инвалидизации храброго русского штурмовика, проявившего исключительную выдержку и нечеловеческое терпение при выполнении поставленных задач.
Хочется обратиться к командованию 144-й мотострелковой дивизии, командованию 20-й общевойсковой армии и лично к командующему группировкой войск "Запад" генерал-полковнику Сергею Кузовлёву с просьбой обратить внимание на судьбу рядового Таранова и не позволить бойцу погибнуть в нашем собственном тылу из-за правовой коллизии.
 |
|