Идея завести собаку созревала в душе Юлии долго и мучительно, как редкий южный фрукт на подоконнике городской квартиры. Она жила одна в большом городе, работала дизайнером, и ее жизнь, несмотря на внешнюю яркость, была похожа на идеально составленный, но бездушный коллаж. Ей не хватало чего-то настоящего, теплого, живого. Того, что будет встречать у двери, виляя хвостом, того, на кого можно излить всю накопленную за день нежность.

Она изучала форумы, спрашивала совета у знакомых, листала каталоги пород. Критерии были просты и незыблемы: собака должна быть небольшого размера. Чтобы и прокормить было не накладно, и на поводке удержать могла она, хрупкая девушка ростом метр шестьдесят с копейками. Ей представлялся милый мопс, изящный той-терьер или хотя бы корги — собака, которую можно взять на руки и унести, если что.

Но судьба, как это часто бывает, посмеялась над ее планами. Подруга позвала ее «просто посмотреть» на щенков, которых отдавала даром ее знакомая. «Помёт случайный, метисы, но такие милые!» — уговаривала она Юлю.

Питомник, если это можно было так назвать, оказался на окраине города, в частном доме с большим, но запущенным двором. И среди разношерстной, галдящей малышни Юля увидела Его. Он сидел в стороне от всех, огромный, пушистый ком серого с белым цвета. У него были лапы, похожие на медвежьи, умные карие глаза, в которых плескалась какая-то первозданная, лесная тоска, и глупая, совершенно детская улыбка. Он был самым крупным в помете и самым спокойным.

«А этот кто?» — спросила Юля, указывая на пушистый ком.

«А, это Тихон. Отец, говорят, был с Севера, ездовая собака. Мать — дворняга. Хочешь, бери, он очень ласковый».

Юля подошла ближе. Щенок поднял на нее взгляд, ткнулся мокрым носом в ее протянутую ладонь и издал звук, средний между повизгиванием и мурлыканьем. Ее сердце растаяло. Все логичные доводы — «он слишком большой», «с ним будет сложно», «квартира маловата» — испарились, словно их и не было. Она доверилась сердцу, а не разуму. В тот же вечер она стала счастливой хозяйкой пушистого бутуза Тихона.

Она тогда и предположить не могла, что в жилах этого «метиса» течет кровь аляскинских маламутов — собак, созданных для суровых северных просторов, для буранов и бесконечных упряжек.

Первые месяцы были идиллией. Тихон был милым, неуклюжим медвежонком. Он забавно переваливался на своих толстых лапах, путался в собственных ушах, спал, растянувшись на дорожке в прихожей, и ел с таким аппетитом, что Юля лишь умилялась. «Растет малыш», — думала она, покупая все большие миски и все более прочные игрушки.

Но щенки, как им и положено, растут. И шерсть у Тихона становилась только гуще. К полугоду он перестал помещаться на полу в прихожей. К восьми месяцам его рост в холке сравнялся с журнальным столиком. К году это был уже не щенок, а молодой, мощный зверь, весом под семьдесят килограммов, с шикарной густой шерстью, пышным хвостом, закинутым на спину, и серьезным, вдумчивым взглядом.

К счастью для всех окружающих, Тихон так и не узнал, что в его генах скрыт потенциал яростного бойца с монстрами заполярья. Он был воплощением миролюбия и добродушия. На прогулках он вызывал у прохожих легкий шок, переходящий в восторг. Дети тянули к нему руки с криками: «Медведь! Настоящий медведь!», а взрослые останавливались и снимали его на телефоны. Тихон же, абсолютно не осознавая своих габаритов, пытался устроиться на коленях у Юли, когда они сидели на скамейке в парке, что неизменно заканчивалось ее смешным пленением под семидесятикилограммовой пушистой глыбой.

«Тихон, дорогой, я тут! — смеялась она, пытаясь выбраться из-под его объятий. — Ты же меня задавишь!»

Он облизывал ее лицо своим огромным, но нежным языком, и в его глазах читалось одно: «Я просто маленький щенок, почему ты меня не понимаешь?»

Он был абсолютно безопасен, разве что все могли лишиться ног, когда Тихон, радостно виляя хвостом-метлой, проходил мимо. Его главным врагом был собственный хвост, которым он сметал все со столов и тумбочек. А его любимым занятием, кроме еды и сна, было… петь. Да-да, именно петь. Однажды Юля, пытаясь научить его команде «голос», начала подвывать сама. Тихон, смотря на нее с глубоким интересом, подхватил. У него получился протяжный, мелодичный, волчий вой, но с какими-то странными переливами, словно он пытался попасть в ноту. С тех пор, если Юля начинала напевать какую-нибудь мелодию, Тихон садился, закидывал голову и выводил свою руладу. Видимо, когда-то его мама, та самая дворняга, научила его этому, и урок лег на благодатную почву.

Юля же совершила одну принципиальную ошибку. Она с самого начала воспитывала Тихона как милую, маленькую, плюшевую собачку. Она разрешала ему спать в своей кровати (пока он в ней помещался), кормила его с рук, сюсюкалась с ним. И он вырос. Только вот ростом — с хозяйку. В его сознании он все еще был тем самым крошечным комочком, которого принесли в дом. Он не знал, что из нежного комочка вырос целый медведь, пусть и в собачьей шкуре.

Жизнь с Тихоном была похожа на веселый, иногда хаотичный, но бесконечно трогательный мультфильм. Он пугал почтальона, не потому что был злым, а потому что пытался с ним дружить и лизнуть в лицо через дверную щель. Он воровал с кухни целые батоны колбасы, съедал их за секунду и смотрел на Юлю таким невинным взглядом, будто это не он. На прогулке он с задумчивым видом тащил Юлю за собой, а она, отчаянно упираясь, чувствовала себя санями, которыми правит безумный каюр. Приходилось покупать специальную шлейку и упряжь. Соседи в шутку предлагали запрячь его в сани зимой и развозить подарки.

Но однажды случилась история, которая показала, что под этой пушистой, добродушной оболочкой скрывается не дремлющий хищник, а настоящий герой.

Был теплый летний вечер. Они гуляли в большом лесопарке на окраине города. Тихон, как обычно, шел впереди, с важным видом обнюхивая кусты. Юля шла за ним, наслаждаясь тишиной и покоем. И вдруг из-за поворота на них выскочил огромный, то ли ротвейлер, то ли стаффорд без поводка и намордника. Собака была явно настроена агрессивно. Она оскалилась, издала низкое рычание и начала сближаться, прижав уши.

Юля замерла от ужаса. Она инстинктивно потянула поводок, пытаясь оттащить Тихона назад, но он был как вкопанный. Он не рычал, не лаял, не принимал бойцовскую стойку. Он просто… вырос. Вся его неуклюжесть куда-то испарилась. Он казался еще больше, его мех встал дыбом, превращая его в настоящего волколака. Он медленно, очень медленно сделал шаг вперед, поставив себя между Юлей и опасностью. И тихо, почти шепотом, прорычал. Это был не звук ярости. Это был звук абсолютной, неоспоримой власти. Звук, который веками слышали в снегах те, кто осмеливался бросить вызов вожаку стаи.

Нападавшая собака остановилась как вкопанная. Ее агрессия сменилась на неподдельный, животный ужас. Она попятилась, поджала хвост и, визжа, бросилась наутек.

Тихон посмотрел ей вслед, потряс своей шикарной гривой, как будто сбрасывая с себя напряжение, и обернулся к Юле. Его глаза снова были полы детской наивности и беспокойства. Он ткнулся мордой в ее ладонь, как бы спрашивая: «Ты в порядке? Ты не испугалась?»

Юля, у которой подкашивались ноги, опустилась на корточки и обняла его за могучую шею, зарывшись лицом в его густую шерсть.

«Тихон, ты мой герой, — шептала она. — Ты мой большой, сильный, храбрый герой».

Он снова стал тем самым нежным великаном, который, виляя хвостом, чуть не сбил ее с ног от радости, что она его хвалит.

В тот вечер Юля поняла главное. Она не ошиблась, выбрав самого большого щенка. Она не ошиблась, воспитав его как «маленькую собачку». Она дала ему самое главное — безусловную любовь. И он ответил ей тем же. Он был ее защитником, ее другом, ее огромным, пушистым счастьем.

Да, его было непросто прокормить — он съедал целую кастрюлю каши с мясом в день. Да, шерсти от него было на целую собаку, и пылесос сдавался после каждой уборки. Да, на поводке его удержать было практически невозможно, если он куда-то очень хотел. Но все это были сущие пустяки по сравнению с тем чувством абсолютной безопасности, преданности и нежности, которое он ей дарил.

Они возвращались домой, и Тихон, как обычно, гордо шел впереди, неся в зубах подобранную палку размером с небольшое деревце. Юля смотрела на него и улыбалась. Она шла за своим личным медведем, который пел ей песни, охранял ее сон и считал себя маленьким щенком. И в этом не было никакого противоречия. Это была просто любовь. Огромная, как он сам, и бесконечно нежная, как его сердце. И это было самое правильное решение в ее жизни — довериться не разуму, а сердцу, которое привело ее к ее Тихону.