Сейчас многие наши уважаемые соотечественники, в том числе и многие ЛОМы, но не будем показывать на них пальцем, алармистски сильно переживают по поводу возможного заключения так называемого договорняка между Россией и коллективным Западом.
Особенно тревожность обострилась в связи с последними событиями: историческая, без преувеличения и сарказма, «стрелка» делегации России с руководством США на Аляске, последующая за этим встреча команды Трампа с неким гражданином Зеленским и «коалицией желающих» (но не могущих) в округе Колумбия et cetera.
В общем, уважаемые наши сограждане переживают, что, мол, их завышенные ожидания по поводу «украинского кейса» не оправдаются и им станет психологически больно. Однако смотреть на сию ситуацию следует пространственно шире, а по времени — дальше. То есть мыслить необходимо исторически и стратегически и без лишних эмоций. Именно так и мы с вами попробуем.
Итак, в 2003 году (на русском языке!) вышла книга второго президента Украины Леонида Даниловича Кучмы под названием «Украина — не Россия». Думаем, нам здесь нет особой необходимости объяснять, почему Леонид Данилович в своëм негативном, то есть через отрицание, определении украинской идентичности, ëмко выраженном в названии его книги, в качестве объекта соотнесения выбрал именно Россию, а не какое-либо другое государство. Ведь то, что Украина, например, не какая-нибудь Либерия et cetera, и так всем достаточно очевидно. Однако мы отнюдь не случайно акцентировали здесь ваше внимание на данной книге Кучмы. Дело в том, что еë выход знаменовал собой, на наш взгляд, очередное подсознательное признание краха неоднократных попыток (неважно, будь то австрийский ГШ, польская интеллигенция, Владимир Ильич Ульянов-Ленин со товарищи или же современные глобалисты-троцкисты) конструирования проекта Ukraina в качестве именно эффективно работающего инструмента разрушения русской идентичности.
Инструмент-то вроде бы есть, и он уже даже сравнительно давно создан, но вот работает он что-то не так хорошо и эффективно, как хотели бы того его создатели и использователи. Предпринимаемые же время от времени попытки улучшения данного инструмента либо попытки форсирования его применения делают его и без того низкую эффективность, как показывает нам политическая практика, только хуже и хуже. Эдакая антиулучшаемость и саморазрушаемость наблюдается прямо-таки… Отметим при этом, что мы отнюдь не исключаем, что с данным тезисом «не только лишь все» могут согласиться, «мало кто может это делать».
Однако мы убеждены в следующем: если бы проект Ukraina работал хоть сколько-нибудь эффективно и успешно, поток русских в Украину и принятие ими присяги на верность «украинству» превышал бы как минимум отток украинцев в Россию и их возвращение в русскую идентичность. А этого явно не происходит. Более того, даже близко такого нет, да и не было никогда. И именно данное обстоятельство, которое представляет собой по сути своей принципиальный выбор, на наш взгляд, только и может выступать в качестве чуть ли не единственного релевантного критерия эффективности/неэффективности проекта Ukraina, к которому (к критерию), если и возможны какие-либо вопросы, они, как правило, должны носить непринципиальный характер.
А вот то, что (это уже в качестве примера для сравнения другого возможного критерия) происходит с последующей самоидентификацией украинских граждан, также массово выезжающих до недавнего времени на ПМЖ с Украины не в Россию, а куда-то ещё, здесь уже является вопросом, ответ на который не так уж и прост, как кажется на первый взгляд.
Именно поэтому, то есть исходя из всего вышеизложенного, мы задаëмся следующим вопросом: в чëм же причина такого прискорбного для его создателей и использователей состояния дел с проектом Ukraina? Ну а ниже, в свою очередь, попробуем и ответить на сей прелюбопытнейший и весьма важный для нашей долгосрочной стратегии, по крайней мере таковым он представляется для нас, вопрос.
Для этого нам понадобится использовать понятие политического мифа (не путать с мифом архаичным, традиционным), под которым, собственно, понимается искусственно (полностью или частично) создаваемый конструкт, который, являясь удобной формой восприятия мира, заменяет (в случае проекта Ukraina подменяет) собою проверяемые факты о политической действительности (если, конечно, они априори вообще имеются в наличии, что в случае «украинства», опять же, часто вовсе не так) и используется в конечном итоге в политических же целях.
Живучесть же любых политических мифов, в том числе и таких, которые полностью искусственно сконструированы и даже не имеют под собой никакой исторической фактологии, объясняется прежде всего тем, что в основе любого из них лежит определённый архетип, важный, например, для понимания образа власти в той или иной стране. Но архетипы, так сказать, имманентны политическим мифам, а вот ещё одно, более важное с точки зрения долгосрочной и эффективной политической практики, условие хоть сколько-нибудь успешного функционирования политической мифологии заключается в следующем: она должна перманентно поддерживаться как можно большим количеством институтов социализации, а желательно в идеале всеми.
Поэтому нетрудно догадаться, что идеальным политическим режимом для политической мифологии и мифотворчества является тоталитаризм, при котором институт государства стремится максимально контролировать всех агентов социализации, включая семью. Но тоталитарный режим — это, так сказать, программа максимум, которая сложна в применении и в силу этого не всегда возможна. Программа же минимум — тотальный контроль над системой образования и СМИ, так как именно эти социальные институты наиболее доступны для всеохватывающего влияния со стороны государства.
Теперь перейдëм к следующему вопросу: в чëм же слабость проекта Ukraina как социального конструкта? На него можно сразу ответить: в том, что значительная часть политической украинской мифологии, из которой, собственно, и конструируется «украинство», не имеет связи с исторической реальностью, которую можно было бы научно проверить и железно обосновать.
Другими словами, «украинство» — это преимущественно предмет веры, но не знания. Поэтому бывает достаточно вырвать человека из соответствующей социальной среды (например, из украинского информационного в широком смысле фона) и предоставить ему исторические, научно проверяемые факты, чтобы заронить в нëм зëрна сомнения в его вере. Но здесь имеется один большой нюанс: необходимо наличие у данного человека хотя бы зачатков критического мышления. В противном случае вера слепа…
Отсюда мы можем добавить ещё одно необходимое условие для существования проекта Ukraina, как и любого другого искусственно созданного конструкта, — поддержание низкого уровня образования населения. Так как только при данном условии можно обеспечить и низкий уровень критического мышления. По-другому это в большинстве случаев просто не работает. (Случай с поздним СССР и началом и серединой 1990-х годов в РФ, когда многие советские, а затем и российские граждане с высоким уровнем образования массово увлекались сеансами Кашпировского и Чумака, «заряжая» воду у экранов телевизоров, и прочими «астрологиями» с «летающими тарелками», был скорее исключением, лишь подтверждающим правило.)
Поэтому давайте здесь подведëм некоторый итог.
Итак, проект Ukraina, мало имеющий под собой исторической фактологии, может быть хоть сколько-нибудь жизнеспособным только при соблюдении двух необходимых условий, а именно: тоталитарном политическом режиме в государстве и низком уровне образования населения в нëм.
Однако остаются два важных вопроса. Во-первых, достаточны ли эти два условия сами по себе? И, во-вторых, гораздо более важный и политически актуальный вопрос: выполнимы ли сии условия в современных реалиях международных отношений и длительное время?
Ответ на первый вопрос такой: достаточны, но при условии (просим извинить за тавтологию) выполнения данных двух условий одновременно. А ответ на второй вопрос следующий: в современных реалиях выполнение этих условий одновременно и к тому же длительное время НЕВОЗМОЖНО.
Почему? Потому что для поддержания длительное время тоталитарного режима необходима закрытость страны (физическая и информационная), а это в современном мире и политически, и технически сделать не так-то и просто. Если это и возможно в какой-то мере и на какой-то срок, то только при ведении войны. Воевать же вечно весьма проблематично, мягко говоря. Рано или поздно наступит мир, и придётся открывать границы (в том числе информационные).
О возможности же соблюдения условия поддержания низкого уровня образования населения можно было бы и вовсе не продолжать, так как уже одно из двух необходимых условий нет возможности соблюсти исторически длительное время в современном мире. Однако всё же отметим: попытка поддержания низкого уровня образования населения на нынешнем этапе развития человеческой цивилизации неизбежно приведëт государства и общества, которые рискнут впасть в подобную ересь, к стремительной деградации и окончательной нежизнеспособности.
Как итог, в «открытом бою» (т. е. в условиях открытых границ, в том числе и информационных) при условии отсутствия тотального контроля над системой образования и СМИ, в особенности же, если в данных институтах будет конкуренция, и при минимальном уровне критического мышления у населения проекта Ukraina etc. конструкт «украинства» проигрывает русской идентичности вчистую.
Почему? Потому что в отличие от проекта Ukraina русская идентичность опирается не на мертворожденные, а на жизнеспособные политические мифы. Таковыми же русские политические мифы являются потому, что в своей основе имеют преимущественно реальные исторические факты, реальную историю. Таким образом, получается, что русская идентичность во многом органична русской же истории. Иными словами, русская идентичность, в отличие от искусственно созданного «украинства», формировалась преимущественно естественным путём на протяжении многих столетий.
С учётом же того, что проект Ukraina с самого начала своего создания априори паразитирует на органичной и естественной русской идентичности, шансов у него на победу над последней (при условии честной и конкурентной борьбы) нет никаких. Стратегическая же цель России — обеспечить указанное выше в скобках условие.
Алекс Андров
 |
|
