Латунный месяц с юным озорством Со звёздами играет в переглядки. Как тихо ночью перед Рождеством, Но, кажется, уже слышны колядки И парубков веселый громкий смех. На небе месяц дрогнул… Усмехаясь, Проказник чёрт, невидимый для всех, Схватил светило, дуя и кривляясь: – Фу! Жгучий до чего! – и серп в карман. Метель завыла. Сумрак непроглядный. Ругнулся Чуб, что к дьяку на стакан Был зван намедни: – Чтоб тебе неладно! Но всё ж пошёл... А зеркальцу, шутя, Оксана с восхищеньем молвит: – Глянь-ка, Как хороша я! Чубово дитя слыло дивчиной первой на Диканьке. Поворотилась: – Ах! – и обмерла: Во весь проём двери – кузнец Вакула. И как же горячи его слова! Румянец заиграл зарей на скулах… – Люблю тебя, Оксана! Нет милей! И только на тебе хочу жениться! – Тогда достань, чтоб стала я твоей, Мне черевички матушки царицы! Сказала и с подружками гурьбой Беспечно убежала на колядки. Вакула от насмешек сам не свой Рванулся прочь из хаты без оглядки. Солоха между тем, принарядясь И брови насурьмив, в цветастой шали Горилкой с чёртом чокалась, смеясь. В дверь стукнули… – Кого несёт? – Не ждали? В снегу, как дед Мороз – пан Голова… Чертяка – прыг в мешок и боком к стенке. Пан чарочку успел едва-едва Глотнуть и протянуть ладонь к коленке… Молитвенно пропел в окошко дьяк: – Солоха, открывай! – Куда деваться? – В мешок, пан Голова! (Вот жирный хряк!) Заходьте, дьякон, будем разговляться! Потом и дьяк нашел приют в мешке, И старый Чуб, Оксаны строгий батька. Ай, да Солоха! Каждый на крючке! Вакула–сын мешки те разом хвать-ка, И на мороз, гуртом! Каков силач! | Лишь тот, где сжался гость из преисподней, Решил открыть…. Хвостатый мигом вскачь, Да усмирён был волею Господней: Вакула осенил его крестом. – А чем чертёнок мне не Сивка-Бурка? И оседлав рогатого верхом, На нём добрался вмиг до Петербурга, Посты минуя, прямо во дворец. – Ох, красота-то! – парубок дивится. Всё ярь да бакан… – онемел кузнец, Снял шапку и упал у ног царицы. – Ой, не велите, матушка, казнить! Изрёк Вакула, сердцем замирая. – Но черевички, что на Вас, носить Достойны ножки ангелов из рая. – Я в людях простодушие ценю, – Смеясь, царица молвит благосклонно. – А башмаки… несут уже, дарю! Надеюсь, что по сердцу дар мой скромный? Рождественская ночь… и в облаках Летит обратно, пыжится рогатый, Несёт Вакулу… Царский дар впотьмах Каменьями сверкает... Возле хаты Окончен путь. – Ступай, чертяка, в ад! Лозой его, чтоб впредь не появился! А бабоньки по хутору гудят: – Кузнец Вакула с горя утопился! А что Оксана? Не узнать – бледна, К нарядам и веселью безучастна, В пропавшего Вакулу влюблена И слёзы льёт, и без него – несчастна! Тут он с подарком прямо на порог: – Отдайте, батько Чуб, свою Оксану. – Вакула, ты живой… помилуй, бог! Согласна, дочь? Перечить я не стану. – Вот черевички – царской красоты, – Кузнец ей протянул, в душе ликуя. – Не черевики мне нужны, а ты! – Да, отвернитесь, тато, пусть целует! (Написано в соавторстве с Еленой Васильевой. © Copyright: Полонина Ирина, 2012 Свидетельство о публикации №112122000028) |