Все предыдущие изобретения помогали человеку выжить в коллективе и дожить до смерти. Письменность же помогает найти в коллективе того, кто близок тебе, хотя может быть отделён от тебя пространством и временем. Письменность помогает пережить смерть. Мысли, чувства, мечты, идеалы, споры, страсти получают своё собственное существование. Конечно, это очень условная победа над смертью, но это безусловная победа над временем.
Письменность создаёт абсолютно новую ситуацию для человека. Он свободен нашёл средство от беспамятства, создал новый способ общения, бесконечно расширяющий круг собеседников и в пространстве, и во времени. Письменность есть уникальная, качественно новая разновидность общения. Собственно, только с письменностью и появляется человечество как единый во времени организм. До письменности установить историю земли — кому принадлежит — можно только, опросив стариков. А они больше, чем на сто лет не помнят. Дед, сын, внук — вот и всё человечество. Письменность ограничивает произвол, причём ограничение это добровольно. Человек подписывает договор — это совсем иное, чем «ударить по рукам». Конечно, письменность без человека, способного читать — ничто, царапинки. Но человек без письменности… В общем, в руках Георгия Победоносца надо рисовать не копьё, а перо. Или, по-нынешнему, клавиатуру.
На первый взгляд, писаный закон качественно не отличается от закона, передающегося из уст в уста. Всё равно нужен судья, который оживит закон, всё равно нужно состязание сторон. Письменность кажется лишь подручным средством. Она и есть подручное средство, только это средство помогает поставить совершенно новую цель: не просто мирное, гармоничное общество, но превращение человека в самодостаточную единицу. Это ведь только неграмотный ребёнок нуждается в родителе, чтобы книжка зазвучала. Совершеннолетний человек читает сам. Настоящий герой именно таков.
Античная история, на первый взгляд, это история завоевателей, всяких Александров Македонских. Нет! Это история тех, кто описывал завоевания, это история тех, кто отказывался завоёвывать и предпочитал быть рабом, но не порабощать. Это история Будды и Конфуция, Эзопа и Сократа, апостола Павла и Марка Аврелия. Это история людей, которые хотят большей свободы, большего уединения, чем позволяют община, полис, народ, но те же самые люди хотят и большей близости, большей любви, чем допускает любой коллектив.
Можно глядеть на историю именно как на историю мирного сосуществования людей, историю обществ, народов, государств и стран. Есть такой взгляд. Человечек тогда лишь часть сообщества, без него он погибнет. Человеку нужны другие: с кем поговорить, с кем состязаться, с кем веселиться, с кем горевать. Без других человек вырастет обезьяной, а если попадёт в неудачную стаю, то и волком.
Почему же нет ничего скучнее самого выражения «мирное сосуществование»? Вон, обезьяны мирно сосуществуют друг с другом, планктон, киты, попугаи, муравьи. Ну не муравейник же идеал для человека!
Человек хочет жить самостоятельно, не хочет быть всего лишь точкой на пересечении связей между людьми. «Вместе тесно, врозь скучно». Вырасти без других нельзя, но быть лишь продолжением других тоже нельзя. «Сосуществование» - слишком мало и слишком много. Человек рождён для любви к другому, а любовь требует большей близости, чем сосуществование. Человек рождён для свободы, а свобода требует большей дистанции, чем сосуществование. История человечества интересна лишь настолько, насколько в ней есть место свободе и любви одного-единственного человека. Поэтому первобытная история такая скучная: без письменности в ней есть всё — и изобретения, и художественные шедевры, а вот человека, одного-единственного, нет. Поэтому так интересна античность — в ней много омерзительного, но человек уже — есть. Неуклюжий, косноязычный, бросающийся из крайности в крайность, но это человек с именем, человек, о котором есть память — память в буквах.