
Порой он был ворчливым оттого,
Что полшага до старости осталось.
Что, верно, часто мучила его
Нелегкая военная усталость.
Но молодой и беспокойный жар
Его хранил от мыслей одиноких –
Он столько жизней бережно держал
В своих ладонях, умных и широких.
И не один, на белый стол ложась,
Когда терпеть и покоряться надо,
Узнал почти Божественную власть
Спокойных рук и греющего взгляда.
Вдыхал эфир, слабел и, наконец,
Спеша в лицо неясное вглядеться,
Припоминал, что, кажется, отец
Смотрел вот так когда–то в раннем детстве.
А тот и в самом деле был отцом
И не однажды с жадностью бессонной
Искал и ждал похожего лицом
В молочном свете операционной.
Своей тоски ничем не выдал он,
Никто не знает, как случилось это, –
В какое утро был он извещен
О смерти сына под Одессой где–то...
Не в то ли утро, с ветром и пургой,
Когда, немного бледный и усталый,
Он паренька с раздробленной ногой
Сынком назвал, совсем не по уставу.
Вероника Тушнова
|
|