Родилась в г.Кисловодск, Ставропольского края.
В 1958году Окончила Петрозаводский университет по специальности русский язык и литература.
В 1960году в результате тяжёлой беременности потеряла зрение.
Работала преподавателем русского языка и литературы в вечерней школе в городе Львове.
В 1997году переезд в Израиль.
Член союза писателей Израиля.
Выступала с авторскими программами вместе со своим мужем скрипачем.
Я приговор не подпишу:
Любовь останется любовью,
И если в чем-то согрешу,
То заплачу своею кровью.
Не подпишу я приговор:
Все уготованное Свыше.
Но брошены слова в укор
И в этом надо как-то выжить.
И надо выстоять теперь
Во имя будущего света.
Опять Господь стучится в дверь,
Стучится в дверь и ждёт ответа
Когда-то (25 мне было лет)
Судьба меня ударила жестоко,
И зрения меня лишил Господь.
Я думала: за что мне эта тьма,
Не понимая, что она – путь к свету.
Любовь жила во мне изначально: ребенком я влюблялась в подруг, в мальчиков, они могли меня обижать, я все прощала, только чтобы быть с ними рядом. Повзрослев, я стала мечтать о большой, настоящей любви, иногда казалось, что она пришла, но потом наступало разочарование. Я не знала тогда, что совершенен только Господь.
У меня было все: обеспеченная семья, учеба в университете, много друзей. Я играла, пела, читала стихи, и это привлекало ко мне людей, без которых я не могла жить. Все было у меня, и не было ничего, потому что сердце мое не знало света: непокой сжигал меня, страсти властвовали надо мной – жизнь была сплошным страданием.
И тогда пришла настоящая беда: после тяжелых родов я ослепла, а мальчик умер.
Мальчик умер, умер мальчик,
А когда-то был он «с-пальчик»,
А когда-то был он крошка.
– Поживи еще немножко, –
Я просила, – поживи,
У меня любовь в крови.
Умер мальчик, замер звон,
Тишина со всех сторон
Подступает к горлу прямо,
Слышится мне будто: «Мама,
Мама», – звон из тишины,
Только холод от стены.
Говорю я слишком поздно:
– Не ходи, мой милый, к звездам,
Холодны и далеки,
Не протянешь к ним руки.
Кто-то шепчет: «Помолись!»
Руки простираю ввысь,
А молиться не умею
И, как стены, холодею.
Догорают в небе звезды.
Научилась. Очень поздно.
Меня отвезли в клинику Филатова, где я перед операцией пробыла три месяца. Впервые за двадцать пять лет жизни я оказалась в бездействии, в тишине, в одиночестве. Мысли одолевали меня: кто я? Зачем пришла в этот мир? Что сделала для себя, для других? Кем дана человеку жизнь, ведь никто сам не просился прийти на землю? Почему и за что я наказана так жестоко? Сколько злодеев живут припеваючи!
На все эти вопросы я не могла найти ответа, его не было и не могло быть, ибо тогда я еще не знала Бога.
Три тяжелые операции не вернули мне зрения, и меня выписали из клиники, слепую повезли домой. Наступила осень – любимое мною время года, любимое из-за его красочности, мягкости и покоя. На лицо опускались паутинки, шуршали под ногами листья, но я их не видела. В привычном, знакомом с детства родительском доме все оказалось новым: я натыкалась на стулья, шкафы, спотыкалась о дорожки, падала, билась, вызывая сострадание близких.
Тогда я легла и, не вставая, лежала в постели долгие месяцы без сна, без всяческих желаний, с одной только мыслью – умереть.
Но смерть не приходила, я стала обдумывать, как покончить с собой. И вдруг меня пронзила мысль: а разве я дала себе жизнь, чтобы лишать себя ее? Только Тот, Кто дал ее, вправе забрать. Я подумала о близких: наверное, им лучше видеть меня слепую, чем мертвую. И я встала с постели. Была ночь, все спали. Я оделась и потихоньку вышла из дому. Было страшно: сейчас я затеряюсь в этом безмолвном мире, в ночи, и не найду дороги назад. Может, вернуться, лечь в свою еще теплую постель, продолжить свое жалкое существование?
Я оторвала руку от двери и пошла вперед. Я сделала свой первый шаг навстречу Господу. Неподалеку запела птица, и я поняла, что настало утро. Я вышла в ночь, а возвращаюсь в свет. И наступила новая жизнь: я стала учиться.
Мне надо было все начать сначала:
Учиться говорить, в глаза не глядя, не видя выражения лица.
И по оттенку звука узнавать не то, что говорят,
А что сказать хотели.
Мне надо было все начать сначала:
И взрослой по слогам читать, как дети,
И, доходя до точки, забывать о мысли, что была строки началом.
Мне надо было научиться есть и пить,
Не глядя на тарелку и на ложку.
Ходить, не натыкаясь на столбы и на людей,
Бегущих в суете.
И не качаться, и в толпе не падать,
А, путь найдя, опять идти вперед.
Мне надо было научиться верить,
Что в мире есть Всевышняя любовь,
В которой нет измен и нет обмана.
И устоять на лезвии, на грани,
Когда падение и взлет в душе слились.
Утром я написала свои первые в жизни стихи: они были о радости пробуждения, о чистой и светлой улыбке детства, о протянутых к свету руках. Стихи я не могла сама записать и стала учиться печатать на машинке по слепому методу десятью пальцами. Научилась, как научилась и шить, и готовить пищу, и стирать, и убирать, и печь. Господь помогал, я тогда этого не понимала, только удивлялась, что мне все удается. Возобновилась педагогическая работа в школе, стихи, выступления… И тогда ко мне пришла любовь, та любовь, о которой я мечтала еще в детстве.
…Алексей пришел послушать мои стихи и пригласил на свой концерт: он играл Моцарта. Любимые с детства звуки окружили меня, и вся жизнь прошла передо мной: потеря зрения, смерть любимого отца, безумие матери, дом умалишенных, крики отчаяния, словно крики зверя, загнанного в клетку, и боль, неослабевающая боль снова сдавила сердце. Он играл Моцарта, который, все пережив, от отчаяния поднимался к невиданным высотам. Он играл Моцарта так, как я слышала его в своем сердце.
– Спасибо, – только сказала я, когда он вышел в зал, но он все почувствовал.
С этого вечера мы не расстаемся с Алексеем: скоро 19 лет как мы вместе. Господь дал мне видеть мир его глазами. Оба мы были неверующими, хотя Господь давно трудился над нами. Настало время, когда мы потянулись к этому великому чуду – Библии. Мы читали и поражались тому, как могли не читать ее раньше. Мы читали Библию и узнавали свои чувства и мысли. Мы читали Библию, и она открывала нам свет.
Я начала писать стихи, вдохновленная Святым Писанием, а Алексей писал музыку на эти стихи. Будто из глубины веков возникали звуки, звуки страдания и безграничной веры моего народа. Он играл – и виделась пустыня, по которой сорок лет брели иудеи. Он играл – и слышался крик детей и стариков из печей Освенцима и Бухенвальда. Он играл – и дух веры поднимался к свету, к единственному свету – к Богу, Который все видит и все знает. Я видела дорогу, по которой шел на Голгофу Иешуа, наш Мессия; видела, как плакали дочери Израиля, а Он говорил: «Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе…» И я познала: любовь – это жертва. Это когда ты не ждешь благ для себя, а все отдаешь, – тогда приходит свет в твою душу и заполняет тебя, и ты познаешь, что такое счастье.
«Господи, – говорю я, – спасибо Тебе за все, ибо, лишившись внешнего видения, я познала такую глубину света, которая ни с чем не соизмерима». Я живу в свете, тьмы нет, она отступила, ей нет места. Я не знаю, что такое слепота, ибо познала Бога. Это не значит, что меня минуют трудности, недовольства, но…
Как-то приехал к нам со своей семьей композитор, который писал музыку на мои стихи. В день у нас было по два, а то и по три концерта. Утром я вставала раньше всех, готовила завтрак, убирала. Затем готовила обед, ужин, потом мы бежали на концерты, и позже всех ложилась спать я. И вот на третий день, когда я мыла на кухне пол, я упала в бессилии и возопила в своем сердце: «Это же невозможно выдержать!» И вдруг меня пронзила мысль: ведь это не само собой разумеется, что я вообще все это могу делать. Какая я неблагодарная! Мне стало стыдно, я стала молиться и благодарить Господа. И откуда взялись силы…
Следующий концерт прошел еще лучше предыдущих.
Вы знаете притчу о талантах? Хозяин раздал их своим слугам. Те таланты, которые Бог дал нам, мы стараемся возвратить с прибылью. Мы идем со своей работой к людям: в школы, на заводы, в церкви. К верующим мы идем с особой радостью, потому что там особое понимание. Мы знаем: отдавать – великое благо, и мы счастливы.
"Все будет хорошо"
Исполняет Лиза Штрамбрандт на стихи Елены Васковской
