https://ok.ru/dzen/article/aGu00yG7xSQAvOVY
"ДОЧЬ СОЛНЦА РУССКОЙ ПОЭЗИИ УМЕРЛА ОТ ГОЛОДА!» Мария Пушкина-Гартунг: Блестящая фрейлина, прототип Карениной, жертва Революции.
7 июля
5245
История Марии Пушкиной – это история любви, преданности, чудовищной несправедливости и невероятной стойкости перед лицом трагедии за трагедией. Готова ли вы пройти этот путь вместе с ней?
Дитя Легенды
Старшая дочь была любимицей Поэта. Друзьям он говорил с гордостью, что Наталья Николаевна разрешилась от бремени маленькой литографией с его особы. И правда, Машенька родилась его живой копией, и с каждым годом это сходство, как тень от высокого дерева, становилось все отчетливее. Ей не было и пяти, когда отца не стало. Александр Сергеевич Пушкин исчез из ее детства, превратившись в Легенду, в Символ. С этого мгновения жизнь Марии Пушкиной, а позже Марии Александровны Гартунг, обернулась жизнью под незримым, но невыносимо тяжелым ярлыком: «Дочь Поэта». Это было куда больше, чем факт биографии. Это был пожизненный приговор, начертанный невидимыми чернилами на ее судьбе, определивший ее путь, ее восприятие миром и ее собственное, мучительное самоощущение. Она стала вечным памятником тому, кого почти не помнила.
После смерти Пушкина дети остались на попечении матери, Натальи Николаевны, под гнетом долгов и звенящих пересудов света.
Машка, Сашка, Гришка, Наташка
Но слово, данное Поэту Императором, оказалось нерушимо. Николай I, взявший детей под свое крыло, стал их незримым опекуном: он оплатил образование, назначил пенсию, стал крестным отцом младшим. Мария воспитывалась в тепличной атмосфере привилегий – сначала в доме, где витал незримый дух отца, затем в строгих стенах Екатерининского института благородных девиц. Девушка получила великолепное образование, виртуозно играла на фортепиано, преуспела в шахматах, рисовании, изучении иностранных языков. Юная Мария обладала особой, пушкинской внешностью – дивный сплав двух миров.
«Редкостная красота матери смешивалась в ней с экзотизмом отца, хотя черты её лица, может быть, были несколько крупны для женщины», — отмечал один из современников.
Биограф Пушкина Пётр Иванович Бартенев позже свидетельствовал: «Выросши, она заняла красоты у своей красавицы-матери, а от сходства с отцом сохранила тот искренний задушевный смех, о котором говорили, что он был у Пушкина так же увлекателен, как его стихи».
Служба при дворе
Мария вошла в большой свет как фрейлина императрицы Марии Александровны, супруги Александра II. Это была высочайшая милость, ключ к блестящему положению в обществе. С 1853 года, едва покинув институтские стены, и до самого замужества в 1860 году ее дни были подчинены строгому ритму двора. Утренний туалет императрицы, завтрак, прогулка по тенистым аллеям или пыльным залам, бесконечные приемы, парадные обеды, а вечером – собрания или балы, где тысячи свечей Малого Эрмитажа дробили свет в хрустальных люстрах. Мария должна была быть всегда безупречна в форменном платье фрейлины – бархатном, густо-малиновом или темно-зеленом, с вышитым вензелем императрицы на корсаже и длинным, шелестящим по паркету шлейфом. Музыка лилась волнами – вальс, полька. Мария застывала в «фрейлинском кругу» – чуть позади и слева от кресла императрицы. Поза – выученная до автоматизма: спина – струна, подбородок – чуть приподнят, руки – мягко сложены перед собой. Она ловила восхищенные взгляды мужчин, скользящие по ней. Слышала обрывки фраз, шипящие, как шелк: «Дочь Пушкина…», «Какая красота…», «Унаследовала черты…». Этот восторг, острый и холодный, был ей ножом в сердце. Основатель пушкиноведения Петр Бартенев позже записал ее горькое признание, вырвавшееся спустя годы: «Они видели не меня, а моего отца во мне. Это было невыносимо». Она участвовала в торжественных выходах, парадных обедах под мерный звон хрусталя, приемах иноземных послов. Звание фрейлины распахивало перед ней все двери высшего общества. Она была желанной гостьей в самых блистательных салонах Петербурга, ее приглашали на самые изысканные балы и рауты. Это был пик ее светской славы. Она держалась с достоинством, но без высокомерия – как научила служба и врожденная чуткость.
Положение фрейлины было идеальной стартовой площадкой для блестящей партии. На Марию "смотрели" как на лакомый кусок. Однако брак не складывался, годы уходили. Доверие императрицы, ласково называвшей фрейлин «мои Дочери», к Марии выразилось в том, что она оставалась при дворе до достаточно позднего для замужества возраста – 28 лет. Придворная служба – это школа стали. Она закалила характер Марии, научила ее прятать истинные чувства под безупречной маской светской любезности.
Тихий приют в Туле
Леонид Николаевич Гартунг служил в лейб-гвардии конном полку вместе с братом Марии - Александром. Позже туда же пришел младший сын поэта - Григорий. Вероятно, через братьев Пушкиных, с Леонидом Николаевичем познакомилась и дочь поэта - Мария. В 1860 году Леонид Николаевич Гартунг и Мария Александровна сыграли свадьбу. Он был на два года младше ее.
И в этом союзе, кажется, затеплилось пламя настоящей любви, а не расчетливого интереса к фамилии. Императрица дала согласие на брак и, по традиции, одарила невесту драгоценностями – последний блеск двора. Так закончилась придворная глава в жизни "дочери Поэта". Она обменяла ослепительный, но холодный блеск и строгий церемониал императорского двора на более скромную, но, как казалось тогда, надежную и теплую семейную жизнь в провинции. Из письма к М. П. Васильчиковой Натальи Пушкиной-Ланской о дочери:
«…должна отдать ей справедливость — она изменилась к лучшему. Дай Бог ей счастливой семейной жизни. Жизнь при дворе, при всём её блеске, в конце концов, надоедает, а скромный семейный очаг принимается … с благодарностью, потому что в нём есть очарование своего домашнего очага и независимости, чего они лишены при дворе».
Однако опыт фрейлинства, умение держаться в высшем обществе, связи и воспоминания о времени своего расцвета – все это, как запасной гардероб, осталось с ней навсегда. Гартунг занимался важным делом – "пополнением убыли лошадей" в войсках. В 1864 году ему дали чин полковника, и он возглавил коннозаводский округ в Тульской губернии. Его лошади были известны на весь мир и выступали на ипподромах Англии, Германии и Франции. Именно там, вдали от столичного шума, они и поселились вместе.
Федяшево Тульской области
Жизнь потекла размеренно, почти по-деревенски тихо. Леонид Николаевич уезжал на заводы на рассвете. Мария Александровна погружалась в хозяйственные заботы, писала длинные письма братьям Александру и Григорию, матери. Принимала редких гостей – местных чиновников, офицеров, иногда приезжали петербургские знакомые, удивленные и немного смущенные ее новым, непривычно простым положением. По письмам Марии к брату Александру, хранящимся в Пушкинском Доме, и редким упоминаниям в мемуарах современников видно: это был брак, сотканный из взаимного уважения, нежной привязанности и тихой любви. Леонид Николаевич боготворил свою красивую, умную жену, гордился ею, оберегал ее покой как драгоценность. Мария ценила его доброту, кристальную честность, преданность. Она называла его в письмах «мой добрый Леонид Николаевич», «мой муж». Одна лишь тихая печаль жила в их доме – детей у них не было. Они не выносили эту боль наружу, носили ее в себе, как тайную рану.
Встреча с графом Толстым и Тень Анны
В начале 1868 года, в доме генерала Тулубьева в Туле, судьба свела Марию Александровну с Львом Николаевичем Толстым. Рассказывали, что дочь Пушкина сразу привлекла пристальное внимание графа.
А когда на его немой вопрос сообщили, кто эта женщина с царственной осанкой и вьющимися темными волосами, Лев Николаевич воскликнул:
«Да, теперь я понимаю, откуда у нее эти породистые завитки на затылке!»
Позже свояченица Толстого Т. Кузминская напишет:
«Она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, не жизнью, а наружностью. Он сам признавал это».
И словно в подтверждение этому, в черновых набросках великого романа главная героиня носила имя Анастасия Пушкина. Так тень отца незримо легла и на страницы бессмертного произведения.
Роковой Выстрел в Суде
В 1870 году Гартунг был произведен в генерал-майоры. Его военная карьера была безукоризненной, как парадный строй. Он стал кавалером пяти орденов. В начале 1877 года Леониду Николаевичу было объявлено "высочайшее государя императора благоволение". Гартунг был известен всем как кристально-честный и благородный человек. Его уважали, его ставили в пример, он был живым образцом безупречного поведения и чести. Но осенью 1877 года грянула катастрофа, сломавшая жизни. Гартунга, вместе с другими, обвинили в похищении векселей покойного купца Зантфлебена. Леонид Николаевич был его душеприказчиком. Хмурый октябрьский день в Москве. Душный зал Окружного суда, пропитанный запахом страха и пота. Мария Александровна пришла, словно призрак, и села в неприметное дальнее место. Лицо ее было бледным, как холодный мрамор, руки судорожно сжимали маленькую сумочку. Густая вуаль не могла скрыть ее от узнающих взглядов: «Дочь Пушкина…». Не выдержав этого тяжелого шепота и взглядов, Мария Александровна встала во время судебного процесса и, "не дожидаясь конца речи мужа, уехала». Леонид Николаевич, слушая ядовитую речь прокурора, понимал, что его честь, его доброе имя, вся его жизнь безвозвратно облиты грязью. Неопытный в делах, доверчивый, он пал жертвой чужих темных интриг. "Лучше бы я был под Плевной, чем здесь. Если дело кончится благополучно, я уеду на войну" - шептал он кому-то. Но, осознав, что благополучного исхода не будет, дождавшись, когда судьи объявили перерыв и покинули зал, Леонид Николаевич вышел в свободную комнату. Что произошло дальше, рассказал Федор Михайлович Достоевский в "Дневнике писателя" за 1877 год: «Сел к столу и схватил обеими руками свою бедную голову; затем вдруг раздался выстрел: он умертвил себя принесенным с собой и заряженным заранее револьвером, ударом в сердце. На нем нашли тоже заранее заготовленную записку, в которой он «клянется всемогущим Богом, что ничего в этом деле не похитил и врагов своих прощает». Позже сенат не только отменил приговор, но и постановил, что никакого преступления совершено не было. Брак Марии и Леонида Гартунг трагически оборвался через 17 лет. Выстрел в суде убил двоих.
Самоубийство мужа стало для Марии страшным, сокрушительным ударом. В одном из писем родственникам она писала с ледяной горечью: «Я была с самого начала процесса убеждена в невиновности в тех ужасах, в которых обвиняли моего мужа. Я прожила с ним 17 лет и знала все его недостатки; у него их было много, но он всегда был безупречной честности и с добрейшим сердцем. Умирая, он простил своих врагов, но я, я им не прощаю». Она переехала в Москву, так и оставшись вдовой до самой смерти, носившей траур не только по мужу, но и по поруганной справедливости. После смерти в 1875 году Софьи Александровны, урождённой Ланской, первой супруги брата Александра, Мария Александровна пришла на помощь, взяв на себя заботу о восьмерых осиротевших племянниках. Она стала их опорой, утешительницей и главной воспитательницей в самый трудный период, найдя в этом смысл и отдушину. Её внучатая племянница вспоминала: «Я хорошо помню тетю Машу на склоне лет, до самой старости она сохранила необычайно легкую походку и манеру прямо держаться. Помню ее маленькие руки, живые блестящие глаза, звонкий молодой голос».
Закат жизни у Памятника
О последних годах известно не так много, как о блеске молодости. Б. Путилов коротко сообщает: "Только в 1899 году, после прошения Марии Александровны к императору Николаю II, размер пенсии Марии Александровны был увеличен с 240 до 300 рублей в год". Сумма скромная, почти нищенская. Но и на нее Мария Александровна умудрялась прожить с достоинством истинной аристократки духа. Она всегда была весела, остроумна, любила общество молодежи и детей, как будто черпая в их энергии силы. Не переносила старушечьих сплетен и пересудов. Когда грусть, тяжелая и беспричинная, накатывала волной, она садилась за фортепиано – и старый инструмент пел под ее пальцами, унося в прошлое. Ее неизменное жизнелюбие и безупречные манеры светской дамы, отточенные годами при дворе, не покинули ее. Когда она появлялась в гостиной, то до самого позднего вечера в ней уже не умолкали шутки и смех – тот самый, задушевный, пушкинский. Она жила активной общественной жизнью, став почетным попечителем и председателем первой Общественной библиотеки имени Пушкина, посещала литературные вечера, где ее имя вызывало тихое благоговение.
Мария Александровна — единственная из всех детей Пушкина, кому суждено было дожить до грозного 1917 года. Октябрьская революция перевернула мир. Советская власть обрекла её на голодное существование, припомнив дворянское происхождение и годы придворной службы как непростительную вину. Баронесса Врангель, известная своей благотворительностью, бросила последний спасательный круг – написала письмо народному комиссару просвещения Луначарскому с просьбой «помочь последней в живых дочери великого поэта». В 1918 году Наркомсобес, обследовав условия жизни Марии Александровны «для определения степени её нуждаемости», решил выделить ей персональную пенсию. Во внимание принимались «заслуги Пушкина перед русской литературой». Ирония судьбы: имя отца, бывшее бременем, теперь должно было спасти от голода. Но дочь Александра Сергеевича Пушкина, Мария Александровна Гартунг, умерла от голода в возрасте 86 лет, так и не успев получить эту спасительную, но запоздалую пенсию. До конца своих дней, в любую погоду – в осеннюю слякоть, в зимнюю стужу, в весеннюю распутицу – она приходила к памятнику Пушкину на Тверском бульваре. На свидание с отцом, которого почти не помнила. Она перестала приходить, только когда смертельно заболела, когда сил не осталось вовсе. Это случилось в феврале 1919 года. Седьмого марта ее не стало. Свидания дочери с отцом закончились навсегда.
Ее трагедия – это не только личная драма, но и суровое напоминание о хрупкости человеческой судьбы перед колесом Истории и о невыносимой тяжести бессмертной славы, ложащейся на плечи тех, кто приходит после.
9
234