«В эти минуты, когда меня ведут мимо забора кибуца, под палящим солнцем, в чаду догорающих развалин, когда на глаза давит повязка, а террористы тащат меня, ухватив за обе руки, я, совершенно четко сознавая, что меня похитили и угоняют в Газу, но зная, что Лиэнн и девочек, по крайней мере, оставили здесь, сосредоточиваюсь и фокусируюсь на единственной цели: выжить и вернуться домой».

 

Это длинное, прерывистое предложение взято из начала книги «Заложник» — потрясающего повествования Эли Шараби о пребывании в плену ХАМАСа в Газе. Книга затягивает с первых же строк, очень скоро начинаешь смотреть на мир глазами Шараби. И наблюдаешь, как его мир рушится: вначале разгул насилия хамасовцев в кибуце, где Шараби жил со своей семьей, — в Беэри близ границы с сектором Газа. Затем похитители уводят Шараби в Газу. Там читатель спускается в темные тоннели, где Шараби 491 день мыкался в плену ХАМАСа.

 

Я прочитал «Заложника» взахлеб, в два присеста — а мог бы и в один, но, когда я ненадолго прервался, моя дочь‑подросток взяла книгу в руки и тоже увлеклась чтением.

Согласно недавнему сообщению Ассоциации книгоиздателей Израиля, «Заложник» поставил рекорд за всю историю литературы на иврите: ни одну книгу не раскупали так быстро. 20 тыс. экземпляров разошлись за пять дней.

 

(Когда я пришел за «Заложником» в книжный магазин в Израиле в своем районе, там оставалось всего несколько экземпляров, и лежали они прямо у кассы, а не среди остальных новинок.)

 

Теперь «Заложник» вышел на английском, идет работа над переводами на другие языки.

 

По иронии судьбы успех «Заложника» выглядит тем примечательнее, что о заложниках и борьбе за их спасение слышишь беспрерывно. Начиная с 7 октября 2023 года, когда ХАМАС и другие палестинские террористические группировки похитили 251 человека, их родные, друзья и просто неравнодушные граждане проводят митинги на развязках шоссе и площадях городов в разных уголках Израиля и по всей планете. Лица заложников буквально повсюду: смотрят на прохожих с наклеек, плакатов, рекламных щитов и граффити. Бывшие заложники регулярно размещают посты в инстаграме , публикуют открытые письма в газетах, выступают на митингах, дают интервью журналистам — любыми средствами добиваются освобождения оставшихся пленников. Однако к настоящему моменту израильтяне страшно утомлены двумя годами войны на несколько фронтов и, по ощущению, тупиковой ситуацией с заложниками . И все же книга Шараби — примечательные мемуары вроде бы непримечательного человека — каким‑то образом пробилась сквозь мглу нашей усталости от войны, нашла отклик в наших сердцах.

 

Вплоть до 7 октября 2023 года Эли Шараби жил тихо и был доволен тем, как осуществляются его мечты. Он сын марокканской еврейки и йеменского еврея, родился в Тель‑Авиве, а старшеклассником подпал под обаяние кибуцев: «жизнь на общинных началах, ширь полей, дух первопроходцев». В Беэри он перебрался в одиночку, когда ему было всего 16 лет.

 

В местной пивной Шараби познакомился с Лиэнн, приехавшей из Англии в кибуц на волонтерскую работу. Они полюбили друг друга и дважды поженились: «Одну [свадьбу] сыграли там, в Англии, скромно, просто чтобы оформить отношения, а другую — здесь, вернувшись в Израиль, в кибуце, у бассейна, закатили большую шумную вечеринку, с кучей народу <…> и под конец — как‑никак в кибуце традиция есть традиция — мы все попрыгали в бассейн и от любви и радости заорали во все горло».

 

Семья Шараби полюбила Беэри: «Хотя годы были трудные: вой сирен, прилеты ракет из Газы, я знал — мы знали, — что наши девочки растут в раю, у них есть все, что им только может быть необходимо, и даже больше».

 

7 октября прекрасная жизнь Эли Шараби пошла прахом: взревели сирены, чат кибуца в вотсапе заполонили срочные предостережения для жителей о проникновении хамасовцев на израильскую территорию.

 

Шараби, укрывшись с семьей в укрепленной комнате, глянул на часы. Проскочила мысль: «Будь это нормальное шабатнее утро, сейчас мы бы всей семьей уже садились за стол. Неделя на неделю не приходится: иногда едим джахнун ; а иногда Лиэнн готовит шакшуку».

 

Но в то утро шабата и праздника Симхат Тора в дом семьи Шараби ворвались террористы‑хамасовцы. Они вывели всю семью из укрепленной комнаты, велели Лиэнн одеться и увели Эли в плен, но прежде разрешили ему отыскать британские паспорта его жены и детей (Эли надеялся, что эти документы станут для них гарантией безопасности).

 

Шараби написал «Заложника» всего за два месяца, в реабилитационном центре, где восстанавливался после физических и психических травм, полученных за без малого 500 дней в Газе. Он первым из бывших заложников, захваченных 7 октября, рассказал о пережитом в форме книги. Более того, «Заложник» — экстраординарное достижение по меркам литературы и нравственной зрелости. В этом случае назвать книгу «победой» — не банальность. Ведь публикация «Заложника» свидетельствует о том, что Шараби всем смертям назло уцелел и вернулся в мир живых.

 

Увы, переводчик на английский (его имя в книге не указано), похоже, принял безыскусный язык Шараби за простонародный. В переводе мобильники «пищат, как бешеные», люди «психуют», толпы «чуют нутром», кто ты такой. И все‑таки голос Шараби — спокойный, педантичный — прорывается сквозь английский текст.

 

Обычно мемуаристы оглядываются на прошлое из сегодняшнего дня, но в «Заложнике» с того момента, когда Шараби угоняют в Газу, читатель узнает лишь о том, о чем узнает по ходу повествования сам автор. Как и у Шараби, наше поле зрения сужается до тусклого пятна. Это в буквальном смысле тоннельное зрение, точка зрения пленника. В печально известных тоннелях ХАМАСа, упрятанных под 50‑метровой толщей земли, Шараби знать не знает о размахе набега на Израиль, о войне с «Хизбаллой», о ракетах, которые запускали хуситы и Иран, а также о замечательной волонтерской кампании, охватившей весь Израиль в первые дни и недели после 7 октября.