...Сурикат Вирикон внезапно проснулся
от жуткого холода, который исходил от казалось бы яркого голубого пламени. "Бл.., ведь это же лёд! Какой сивой кобылой его занесло в тропики? Да тут куда ни глянь - кругом лёд! О Пресвятая Тарапунька, где это я? Что случилось?"
Он бросил свой взгляд на рядом стоящую глыбу и оторопел: в ней с трудом, но узнавались контуры самого близкого ему суриката. Он сделал шаг, свитый из неимоверных усилий, и приблизился к куску льда почти вплотную. Сквозь муть холодного стекла едва проглядывалось тело, застывшее в позе животного, обезображенного смехом. Он был прав: Вирикон чуть не рухнул замертво от страха.
Из глыбы жестоко усмехаясь на на него глядел собственный лик...
Пещера не смогла вместить в себя весь ужас, который испытал в то мгновение сурикат. Раскатами эхо она выдохнула сдавленный крик и застыла в ожидании...
...Сурикат Вирикон внезано проснулся от жуткого холода, который исходил от незанавешеной шкурами щели в пещере... Его трясло.
...Чайник был наполнен жидкостью, трепавшей его нервы бесконечной последовательностью наглых и самоуверенных пузырьков. Они лопались и, превращаясь в пар, смеялись над глупым чайником, котоый мечал о полёте ещё в доменной печи, будучи куском руды. Его терпению когда-то должен был наступить вполне логичный конец. Чайник кипятился, его раздаражала безысходность и огонь ненависти пылал под его нутром.
Вирикон выключил комфорку и сел писть чай с лимоном. У него болела голова после дурной ночи, и ручейки влаги из ноздей уведомляли его, что ничто не проходит бесследно...