Исаковский Михаил Васильевич (1900-1973)

 

Родился поэт в "полевом мужицком океане", в краю безвестном, глухом, отгороженном от мира безмолвием болот, частых ельников, скупых на урожаи пашен. В родной деревне Глотовке (Ельнинский уезд Смоленской губернии), в отцовской хате, сумрачной и бедной, он нередко испытывал приступы смутного томления, которое, вероятно, предшествует появлению музы, первым проблескам поэтического сознания, но которое он, конечно, не знал, как назвать, как определить.

 

 

Худ. Н. В. Григорьева. Журавли днем

 

Думалось, что эти приступы внутреннего беспокойства вызывал крик улетающих к югу журавлей, пустеющие осенние леса, тихие вечерние закаты, бедность и убогость отцовского крова. И только обложки свежих журналов, пахнущие типографской краской, газеты, книги, которые отец – сельский почтарь – развозил по округе и которые он мог дать на день, на два одному из сыновей, рассказывали о какой-то иной, красочной, необыкновенной жизни.

 

 

У мальчика была своя "тайна": он плохо видел, был близорук от рождения. И эта "тайна" и боязнь стать посмешищем среди озорных и бойких на язык деревенских сверстников заставляли его еще больше замыкаться, уходить в себя, поддерживали в нем врожденную стеснительность и скромность. 

 

Даже непритязательные детские забавы и радости – "ручей перепрыгнуть с разбега...  сыграть на лужайке в лапту" – обходили его стороной. Да и не только его, но всех его односельчан большие радости и большие удачи обходили окольными путями. Многим позднее поэт писал:

Я вырос в захолустной стороне,

Где мужики невесело шутили,

Что ехало к ним счастье на коне,

Да богачи его перехватили...

Я вырос там, среди скупых полей,

Где все пути терялися в тумане,

Где матери, баюкая детей,

О горькой доле пели им заране.

 

 

Худ. Николай Анохин. Уходящая Русь 

 

Может быть, тогда, в канун Октябрьской революции, и мелькнули у него горькие строки: "Вот он, край, где просторному слову появляться не велено..." Однако революция уже раскачала, вздыбила  "полевой мужицкий океан", и с каждым днем все отчетливее, яснее стали проступать очертания нового мира, стали открываться новые пути-дороги. 

 

В 1918 году Михаил Исаковский вступает в ряды Коммунистической партии, а через некоторое время становится редактором и единственным сотрудником  ельнинской уездной газеты. Огненные ветры революции развеяли вековую глухомань, они предопределили жизненный и творческий путь Михаила Исаковского, вызвали к жизни то "просторное слово", которое пришло к нему не сразу, не по мановению руки, но которое все-таки пришло.

 

 

Худ. В.А. Серов.Декрет о земле.  1957 

 

Можно себе представить, с какой отрадой, с каким искренним воодушевлением встречал он перемены к лучшему в облике родного края, в быту односельчан, в их "географии жизни"!  Вот стихотворение "Ореховые палки" (1925). Оно навеяно чисто крестьянскими  заботами и надеждами, он очень местно, локально. Поэт впервые замечает, как отходят в прошлое цепы и как на общественном гумне впервые застучала молотилка. Пройдет всего год, и в стихах М. Исаковского прольется иная, безудержная радость:

 

Вдоль деревни, от избы и до избы,

Зашагали торопливые столбы;

Загудели, заиграли провода,-

Мы такого не видали никогда;

 

Нам такое не встречалось и во сне,

Чтобы солнце загоралось на сосне,

Чтобы радость подружилась с мужиком,

Чтоб у каждого — звезда под потолком.

 

Небо льется, ветер бьется все больней,

А в деревне частоколы из огней,

А в деревне и веселье и краса,

И завидуют деревне небеса.

 

Вдоль деревни, от избы и до избы,

Зашагали торопливые столбы;

Загудели, заиграли провода,-

Мы такого не видали никогда.

("Вдоль деревни")

 

Эта радость была присуща и его землякам, смолянам, и жителям других краев и областей нашей Родины. Так сторона безвестная, глухая породила поэта с удивительно ясным, народным "просторным словом".

Одно из свойств подлинно народного дарования, народного таланта, по-моему, заключается в том, что его появление, его внедрение в самосознание современников происходит как-то незаметно, без без помпы и словесного грохота. 

 

 

Спустя какое-то время уже невозможно себе представить, что мы не знали, не пели всех этих песен, начиная с песни "Вдоль деревни" и кончая "Одинокой гармонью", песен, которые возникли, родились как бы естественно, непроизвольно, как рождаются весной из почек листья и как они облетают в иной срок, в иную пору.

 

Услышав эти стихи и песни, "баяны ахали даже в самом песенном селе" (С. Орлов): ведь в них было нечто давно  ожидаемое, нечто такое, что витало в воздухе, насыщало саму атмосферу  нашей повседневности. И люди разных возрастов, вкусов, наклонностей, профессий принимали эти песни за свои, нимало не задумываясь поначалу, кто их сочинил, кто выразил в поэтическом слове их такие на первый взгляд очевидные чувства и мысли. И лишь позднее имя поэта и его соавтора-композитора становилось известно большинству. 

 

Худ. Шапаев Ф. В. Колхозный электрик. 1960

 

Примерно такой случай и произошел с Михаилом Исаковским. Он даже сам не знал, что его стихи уже поют, что его песни уже "выбились в люди". Как-то в давнем 1935 году он смотрел кинохронику, в которой был показан хор имени Пятницкого. Хор исполнял новую песню. И этой песней, к немалой радости и немалому изумлению поэта, явилось его стихотворение "Вдоль деревни". 

 

Оказывается, композитор В. Г. Захаров вычитал эти стихи в отрывном календаре и положил их на музыку. Творческое содружество В. Г. Захарова и Михаила Исаковского в дальнейшем принесло многие широко популярные песни: "Провожанье", "И кто его знает", "Шел со службы пограничник", "Ой, туманы мои", "Пройдут годы" и другие. Эти песни составили целую полосу в развитии нашей музыкальной культуры, они открыли нам самих себя, способствовали нашему самопознанию и самовыражению.

 

Сейчас довольно много спорят и говорят о народности нашей поэзии, нашей литературы. И весьма уместно будет, если мы обратимся к истокам если не самого понятия народности, то хотя бы к возникновению этого термина. 

Почему-то его связывают  с официальной идеологией  николаевской России, с пресловутым триединством. В действительности же термин "народность" и само понятие народности в искусстве ввел в читательский обиход критик Орест Сомов, близкий к кругам декабристов. 

 

Его статья "О романтической поэзии" была одобрена А. Бестужевым и явилась как бы литературным манифестом первых дворянских революционеров. Народность нашей литературы О. Сомов видел "в духе языка, в способе выражения, в свежести мыслей, в нравах, наклонностях и обычаях народа". Впервые О. Сомову принадлежит введение в понятие народности и "русского гения", под которым он понимал прежде всего "твердость духа, презирающую все опасности и самую смерть", понимал "нетерпение ига чуждого".

 

Худ. Дмитриевский Виктор Константинович

 

 

Это определение народности литературы, и в частности поэзии, может быть соотнесено с творчеством Михаила Исаковского. Простые и "вечные" темы, такие, как встречи и расставания у колодца, как прославление "твердости духа" своих современников, как печаль по уходящему лету, имеют один-единственный способ выражения, свойственный именно Михаилу Исаковскому. 

 

А в этом-то и заключается весь секрет его поэзии. Этот способ выражения оказался столь всеобщим, а знание нравов, наклонностей, обычаев людей – столь безукоризненным и совершенным, что слово поэта, окрыленное музыкой В. Захарова, В. Соловьева-Седого, М. Блантера, Дм. Покрасса, облетело всю страну, перешагнуло границы и рубежи, явило миру талантливую, лиричную, стойкую в горе и несчастье душу советского человека. Эхо песен Исаковского, написанных в предвоенные годы и в годы войны, звучит и сейчас во многих уголках земного шара...

 

"Катюша"...  по-прежнему звучит и в дружеском кругу, и на праздничной демонстрации, и летним вечером в полях Смоленщины или среди новостроек Подмосковья. И если друзья в зарубежном далеке желают сделать вам приятное, они непременно споют эту песню или на русском, или на родном языке. Казалось бы, что такого в этих нескольких строфах?!  Девушка с речного обрыва шлет привет возлюбленному, который служит "на дальнем пограничье". А вот поди ж ты! Поэзия беззаветной, скромной, чистой любви русской девушки Катюши близка всем тем, кто испытывает чувство дружелюбия и симпатии к нашей стране, кто любит наш народ и помнит его героическое прошлое, его подвиг в дни Великой Отечественной войны.

 

Почему-то принято считать (иные критические статьи и литературоведческие сочинения), что творчество М. Исаковского даже с точки зрения его поэтики, мастерства целиком укладывается в традиционные песенные каноны и схемы, что по сравнению с предшественниками, такими, как Н. Некрасов, А. Кольцов, И. Никитин, как поэты "суриковского кружка", он ничего принципиально нового в нашу литературу не внес. Досадное заблуждение!

 

Взять одно из лучших созданий М. Исаковского – его песню "Враги сожгли родную хату" или "Перелетных птиц". Поначалу песня-стихотворение "Летят перелетные птицы" развертывается в духе извечных народных мотивов: отлет птицы вызывает  в человеке чувство щемящей грусти, чувство неудовлетворенности своим положением, своим земным существованием, бытием. Эти первые три строчки как бы восстанавливают незримую духовную связь между нами и теми авторами, которые сложили на Украине "Дивлюсь я на небо", у нас в России – "Если бы были у меня, у молодца, крылушки..." или "Соловей, соловейко молодой...". Однако стихотворение Исаковского пролагает рубеж между прошлым и настоящим, оно внутренне полемично именно с этой песенной традицией. Посмотрите, как по-новому, как в соответствии с духом и сутью нашего времени повернута у Исаковского тема перелетных птиц:

 

Летят перелетные птицы

В осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны,

А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна!

Не нужен мне берег турецкий,

И Африка мне не нужна.

 

Немало я стран перевидел,

Шагая с винтовкой в руке.

И не было горше печали,

Чем жить от тебя вдалеке.

Немало я дум передумал

С друзьями в далеком краю.

И не было большего долга,

Чем выполнить волю твою.

 

Пускай утопал я в болотах,

Пускай замерзал я на льду,

Но если ты скажешь мне снова,

Я снова все это пройду.

Желанья свои и надежды

Связал я навеки с тобой —

С твоею суровой и ясной,

С твоею завидной судьбой.

 

Летят перелетные птицы

Ушедшее лето искать.

Летят они в жаркие страны,

А я не хочу улетать,

А я остаюся с тобою,

Родная моя сторона!

Не нужно мне солнце чужое,

Чужая земля не нужна.

 

Не следует думать, что Михаил Исаковский опирается только на внутреннее чутье, на интуицию. В последнее время он настойчиво и последовательно размышляет, что такое народная песня, что такое народность в нашей литературе вообще. Я сошлюсь хотя бы на сборник его статей и высказываний "О поэтах, о стихах, о песнях" (1968). Сохранив и душевное целомудрие, и застенчивость деревенского жителя, и искренность во всем, что касается литературного ремесла, профессии писателя, Михаил Исаковский с огорчением и недоумением видит, как легковесно стало слово под пером иных поэтов-песенников, на каком конвейере создаются иные современные песни.

 

Они появляются мгновенно и так же мгновенно исчезают, как мотыльки-однодневки. Поэт страстно и убежденно спорит  не только  с авторами таких песен-однодневок, но и с теми критиками, которые, оправдывая существование "современных народных песен", исходят из убеждения, что эти-де песни могут быть послабее, похуже: мол, что с них взять – они же народные. "Это уже просто унизительно для народной песни!" – в сердцах восклицает поэт. И продолжает: "Народный – это очень большое слово, и надо подходить к нему с уважением, не надо снижать и опошлять его".

 

В этом высказывании весь Михаил Исаковский, поэт, гражданин, горячий патриот. В этом высказывании весь его  предшествующий опыт, вся его вера и убежденность, что "новые песни придумает жизнь", что эти песни еще не раз и не два прозвучат вместе с "Катюшей" и "Одинокой гармонью" в самых отдаленных, самых глухих уголках нашей планеты. Ибо просторным стало слово истинного поэта.

 

К 70-летию со дня рождения М. Исаковского

Валерий Дементьев. Журнал "Огонек" 1970