Я волком бы
выгрыз бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
По длинному фронту
купе и кают чиновник
учтивый движется.
Сдают паспорта,
и я сдаю
мою пурпурную книжицу.
К одним паспортам —
улыбка у рта.
К другим —
отношение плевое.
С почтеньем
берут, например,
паспорта
с двухспальным
английским левою.
Глазами
доброго дядю выев,
не переставая
кланяться,
берут, как будто берут чаевые, паспорт
американца.
На польский —глядят,
как в афишу коза.
На польский —
выпяливают глаза
в тугой полицейской слоновости —
откуда, мол, и что это за
географические новости?
И не повернув головы качан
и чувств никаких не изведав,
берут, не моргнув,
паспорта датчан
и разных прочих шведов.
И вдруг, как будто ожогом,
рот скривило господину.
Это господин чиновник
берет мою
краснокожую паспортину.
Берет — как бомбу,
берет — как ежа,
как бритву обоюдоострую,
берет, как гремучую
в 20 жал змею
двухметроворостую.
Моргнул многозначаще
глаз носильщика,
хоть вещи
снесет задаром вам.
Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика,
сыщик на жандарма.
С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и распят
за то, что в руках у
меня
молоткастый, серпастый
советский паспорт.
Я волком бы выгрыз
бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись
любая бумажка.
Но эту...
Я достаю
из широких штанин
дубликатом бесценного груза.
Читайте, завидуйте,
я —
гражданин
Советского Союза.
[1929]