|  [700x466] Ривелотэ – это псевдоним, на эльфийском языке квенья означает «зимний цветок». Насколько я знаю, настоящая фамилия Тен - по корейскому отцу.
на мой взгляд, Анна Ривелотэ как поэт намного талантливее более известных современников (и да! да! "имя при крещенье - Анна, сладчайшее для губ людских и слуха", как сказала про себя Ахматова)
Теперь Анна считает, что псевдоним звучит вычурно, но когда она давала название своему Живому Журналу, она еще не знала, что будет подписывать этим именем книги. Она окончила факультет иностранных языков (кафедра французского) Новосибирского университета. Начинала со стихов, публиковалась в журналах «Сибирские огни», «Крокодил». Стала вести ЖЖ в Интернете, и ее заметили. На сегодня опубликовано три ее книги – «Река Найкеле», «Дельта Леты», «Книга Блаженств» и четыре сборника – два поэтических и два прозаических. В 2007 году Анна получила ЖЖ-шную премию Паркера в номинации «Литература». Свой возраст не скрывает – «Ну, допустим, 37». Про семью говорить не любит, поясняя: «Я этим очень дорожу». На вопрос, как изменилась ее жизнь после того, как она стала известной, Анна искренне удивилась: «Я стала известной?» Ее проза невероятно поэтична и местами откровенна до спазмов в груди – когда хочется вскрикнуть: откуда она все это про меня знает?..
***
Я фаталист, у меня нет страха практически ни перед чем. Когда я отдавала рукописи в издательства, на гонорары я особо не рассчитывала, а вот славы хотелось. От любопытства, не иначе. Но уже прошло достаточно времени, чтобы можно было догадаться: это, видимо, не мой случай. И утешить себя милым сердцу каждого сноба словом «артхаус». И даже понять, что все это суета, и смысл не в том, чтобы у тебя просили автограф незнакомые люди. Смысл в том, чтобы сказать то, что считаешь нужным. Донести свои мысли и эмоции с минимальными искажениями.
***
Находясь в ситуации, когда я не могу себе позволить ни допинга, ни депрессии, я практически утрачиваю способность писать. Но наверняка где-то на свете есть трудолюбивые, психически устойчивые, довольные жизнью и собой писатели, которые что-то такое позитивное пишут каждый день, зарабатывают этим на жизнь, имеют большие тиражи и благодарных читателей. Я, правда, такие книги за версту обхожу.
***
Со стихами и прозой по-разному. С прозой проще; если знаешь, что хочешь сказать, просто садишься и формулируешь, как можно точнее. Стихи невозможно писать таким способом, на выходе будут просто рифмованные слова. Стихи приходят сами, иногда кажется, что изнутри, иногда – что снаружи. Некоторые просто звучат в голове, как мелодия, и надо только записать; некоторые рвутся из тебя, как шипастые побеги. Но когда стихотворение написано, чувствуешь благодарность, как будто это чей-то подарок. И с прозой тоже так бывает, потом эти отрывки или миниатюры любишь больше всего.
***
Если бы не было ЖЖ, я так и писала бы стихи, которые время от времени появлялись бы в каких-нибудь менее живых журналах и альманахах. Никто бы не предложил мне издать мои миниатюры, потому что они были бы тем, чем были до ЖЖ, – письмами любимым и дневниками. И я вряд ли решилась бы взяться за роман. То есть это не называлось бы «прийти в литературу».
***
Я читаю мало и медленно. В детстве читала запоем все, что попадалось, потом становилась все разборчивей, а теперь и желания почти нет. Есть авторы, чьи новые книги я не могу себе позволить пропустить. Стив Эриксон, например, Владимир Богомяков. Лена Элтанг. Павича люблю. Особенно за то, что его можно перечитывать с любого места и тут же забывать.
***
Чем старше я становлюсь, тем более мрачным рисуется мне мое детство. На самом деле, наверное, все было не так уж и плохо, потому что сравнивать было не с чем. Я тоскую только о том ощущении времени, которым обладает ребенок. Жизнь кажется необозримо долгой, и ни секунды не сомневаешься в том, что успеешь достичь совершенства.
***
Когда мужчины задаются вопросом, какой толк от женщин, делают попытки обобщать и иронизировать, обычно получается унизительно и тошнотворно, они говорят о женщинах как о фауне какой-то. Но когда то же самое пытаются проделывать женщины, это звучит просто смешно, как если бы действительно фауна заговорила. Такое кошачье высокомерие типа «он меня кормит, значит, я божество». Я не рассуждаю на эти темы. Мы люди. Человеки мы.
***
Вокруг много не только одиноких женщин, но и одиноких мужчин. Просто они меньше носятся со своим одиночеством. Для мужчины одиночество – знак лузерства, оно зазорно. А женщины любят винить в своем одиночестве окружающих. Если не брать в расчет то одиночество, с которым мы рождаемся и умираем, наше внутреннее, то быть одиноким обычно означает иметь какой-то сбой в системе. Ты не можешь, не умеешь наладить коммуникацию с внешним миром, замкнут на самом себе. И даже если пятьсот человек придут избавить тебя от одиночества, тебе это не поможет.
***
Я не перегружаю себя работой. У меня нет цели повторить подвиг Бальзака, я не собираюсь написать сто романов. Есть настроение писать – прекрасно. Нет настроения – замечательно, пойду погуляю. Если имеются какие-то сроки, сделаю над собой усилие и поработаю несколько дней подряд. Больше трех-четырех часов, к сожалению, этим заниматься все равно невозможно, так что времени остается предостаточно.
***
Я страстная рукодельница. Вяжу одежду и игрушки крючком и на спицах. Раньше увлекалась квилтингом – изготовлением стеганых лоскутных одеял, но для этого вида рукоделия нужно много времени и места. А еще люблю готовить -- и вообще всякую домашнюю работу. Наряжаться люблю. Гулять по городу часами, без цели, смысла и направления, просто выпучив глаза.
***
Мои ближайшие планы простые. Привести в порядок весь беспорядок. Украсить собой жизнь своих близких. А литература... она свое возьмет.
Вика Лякишева
И кое-что из моих любимых у нее:
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ УХОДИЛА ПО ЧАСТЯМ...
 [482x652]
Сначала она высыпала свой бисерный смех в круглую жестяную баночку из-под кинопленки и выслала почтой на деревню дедушке.
Потом сгребла в охапку душистые разноцветные сны и подарила одному хорошему человеку прямо на улице.
Затем пошла на вокзал, сняла ячейку в камере хранения и оставила в ней до лучших времен свое желание в хрустящем пакете, перевязанном ленточкой.
Настроения, которых был полон шкаф, сложила в сундук, аккуратно пересыпав нафталином, и оставила себе только одно, самое серое, дорожное.
Настал черед привычек: каждая из них была помещена в стеклянный флакон с притертой пробкой, флаконы выставлены в кофр, изнутри обитый бархатом, а кофр забыт в парикмахерской.
Она съела свою улыбку за завтраком, посыпав корицей, между ложкой творога и сдобной булочкой.
Нерожденные поцелуи раскрошила из окна голубям.
Она села за компьютер, заархивировала свой задорный смех и отправила кому-то по почте. После чего выключила компьютер и в потухшем экране оставила свою тихую улыбку.
Она достала из холодильника кубик льда, вдохнула в него всю свою нежность и бросила в микроволновку.
Свое легкое яблочное дыхание выпустила в воздушный шар и долго-долго смотрела, как он тает в вечернем небе.
Потом присела на дорожку, молча, сонно, равнодушно. Закрыла глаза, вспыхнула белым и исчезла…
Если у вас дома есть женщина, посмотрите, может, она не вся…
 [600x600]
Я хочу заболеть. Очень сильно. А лучше — смертельно. Чтобы видеть твой страх. Чтоб тобой завладеть безраздельно. Таять воском. Песком Уходить сквозь любимые пальцы, Чтобы, жаждой влеком, Ты не мог от меня оторваться. Чтоб, тоскою томим, Ты не мог на меня наглядеться. Чтобы взглядом одним Поражать тебя в самое сердце. Чтоб меня на руках Ты качал, от бессилия плача. Чтобы видеть твой страх... Я хочу на подушках горячих, Разметавшись в жару, Утопая в багровом тумане, Обещать: не умру. А потом — не сдержать обещанья... Ускользнуть, улететь, Пасть в разверстую пасть пустоты... Я боюсь не успеть Сделать всё это раньше, чем ты.
Анна пишет часто жёстко... Но, видимо, тем и цепляет...
Вот, например:
Ты - чайлдфри... (Кто такие чайлдфри?..)
"Когда я захожу в кафе и вижу за столиком людей с детьми, то выбираю место к ним спиной. Когда я захожу в парк и вижу много людей с детьми, я выхожу из парка. Когда я захожу в метро и вижу детей на скамейке, я иду в другой конец вагона. Наверное, у психиатров есть для этого специальное слово. А я просто хочу быть свободной от присутствия детей. Потому что дети - они такие маленькие, такие мягкие, такие зайки и цветочки; они пахнут молоком (ненавижу молоко кстати) и карамелью (карамель ненавижу), хочется их схватить, прижать, обернуть платком, и бежать, бежать, через темный лес, сбивая ноги, от огней подальше, от собачьего лая, озираясь, скуля, замирая, туда, где родители не достанут. Зарывать их в мох и потом караулить, отгоняя нечисть и комаров. И твердить в помешательстве: не отдам, не отдам девочку, не отдам мальчика, зная, что не моё, что догонят, отнимут, и вилы в бок, чтоб не скалилась, чтоб не зарилась, чтоб не портила, не пугала чтоб. Не впивалась чтобы губами в лоб, не баюкала, не качала, от нежности не дичала, не доила кровавое молоко, не водила по полю далеко, где васильки и где маков цвет, и не грела чтоб, не любила, нет.
И всё время сбиваюсь на белый стих; есть специальное слово: псих. И вот, такая вся чайлдфри, ем в кафе свой картофель фри, сидя спиною к гостям с детьми, чувствуя всеми своими костьми, как дышат дети с ясными лицами, как бьются венки между ключицами. Вот они, фрукты чужой любви, - ходят, двигаются, говорят, так и должно быть, так и должно. Только в моей любви, как в домино: пусто-пусто семь раз подряд. Женщины с бедрами чуть пошире милым моим сыновей рожают, а я привыкла, что я чужая, но иногда меня накрывает: хочется тупо мочить в сортире женщин с бедрами чуть пошире. Хватать детей, завернув в платок, бежать через город и через лес, стыда не ведая, страха без, и огрызаться седой волчицей, когда с дрекольем, когда с милицией. И это глупо, и это дико - видеть, как горе мое многолико, оно толпится, оно хохочет, оно повсюду меня не хочет. Я б стала спокойной, как Лао-Цзы, но меня перманентно **ут отцы, **ут, а потом уезжают к детям ну и еще к матерям вот этим. И я говорю себе: не ори, ты не такая, ты чайлдфри. "
Irina UIV |