Друг прислал:
Книга А.Кауфмана 1905-го года издания "Переселение и колонизация". 
Интересного - куча.

Очень жаль, что автор не написал её позже, "зацепив" столыпинские реформы.

Очень интересно было бы узнать его оценку.

На момент написания книги автор делил переселенческую политику на три части.

До Освобождения в 1861 году - в целом доброжелательное отношение властей,

которые даже кое-какую поддержку оказывали.

Всё сказанное относится, разумеется, только к государственным крестьянам.
После 1861г. из-за опасений, что поток ищущих лучшей жизни помещичьих крестьян оставит своих бывших владельцев

без дешёвой рабочей силы, переселенческое дело деградировало до вот таких вот ужасающих форм.

(Кауфман характеризует политику правительства по отношению к переселенцам так:

она носила "характер не столько желания содействовать развитию

и организации правильного переселенческого движения,

сколько желания поставить его в возможно узкие границы".

То есть, вроде бы и не везде запрещали, но и особо не помогали).

Вот описание Тюменского переселенческого пункта в 1890-м году. 

"Барачные помещения (заметим мимоходом, что самое возникновение бараков было делом не правительственной, а частной инициативы) "состоят из двух небольших корпусов, служащих кухнями, и одного довольно большого здания в середине, которое имеет печь только в одном отделении, большая же его часть отапливаема быть не может. По другую сторону двора стоит довольно обширный сарай, сколоченный из заборного леса, с щелями по вершку; этот сарай может служить приютом только в тёплое время года и не защищает от тех холодов, которые нередко бывают здесь даже поздней весной; в противоположном углу двора стоит избушка, обращённая в больничку. В этих помещениях, вместе взятых, может быть втиснуто 1.000 человек, с пренебрежением, конечно, самыми начальными правилами гигиены. Но при этом для всего груза, который везут переселенцы, нет крытого навеса". Между тем, переселенцы должны были неделями ждать в Тюмени открытия навигации, а потом - возможности попасть на пароход; большинство переселенцев просиживало в Тюмени по 2-3 недели, некотороые - по 4, 5 недель и больше. Поезда, между тем, непрерывно подвозили новых переселенцев, и в результате скопление в Тюмени достигало весною 15-18 тысяч человек. "из ветвей, кое как прикрытых грязною соломой и обставленных мешками, они устраивали конурки, в которых помещались дети и больные, а взрослое население располагалось на ночь вповалку. Кто имел телегу, тот приделывал к ней навес и устраивал шалашик для детей. Благодаря продолжительной тёплой погоде, такая жизнь была возможна; заметно было даже, что многие не хотели идти в барак, так как в нём было несколько смертных случаев". Но при суровой весне 1890 года картина получилась совершенно другая: в бараках, считая сквозной сарай, можно было втиснуть только 1/10 всей массы; остальные располагались первоначально бивуаками на прилегающей равнине; но уже через немного дней сказалась необходимость искать другого помещения: дети начали заболеват десятками, и каждый день к баракам привозили 10-15 детских гробов. В больницу при бараках помещали тифозных; для оспенных надо было искать другого приюта. Показались и дифтеритные - этих надо было устраивать также в отдельном помещении. Кроме тяжких заболеваний, стали всё чаще и чаще обнаруживаться более лёгкие недомогания, простудные формы, которые, однако, побуждали многих искать себе какого нибудь крова. Некоторые из купцов уступали свои полуразрушенные сараи; многи переселенцы укрывались в полуразрушенных мельницах; более состоятельные размещались в городе, по квартирам, с платой за каждую душу от 2 до 5 копеек в день. И всё таки многие тысячи должны были оставаться под открытым небом"...
"на заражённой почве, - говорит очевидец, Д.М.Головачев, - среди отбросов и извержений, теснились друг к другу семьи, укрываясь от непогоды в шалашах, наскоро устроенных и прикрытых тряпьём и соломой. Скверная вода из близлежащего болота или из заражённой Туры служила им в пищу. Санитарные условия барачного двора были несколько лучше условий переселенческой площади", причём два заразных барака, покойницкая, представляющая из себя пароходную рубку небольшой величины, в которую складывались гробы друг на друга с полу до потолка, находились в том же дворе и были с утра до вечера окружены сплошной стеною народа. При бараках существовали небольшая баня и прачечная, но они предназначались и для больных, и для здоровых, что необходимо давало известный процент заболеваний". Ко всему сказанному надо добавить особые условия, создаваемые нурожайным 1892 годо; "естественные условия, алчность хлеботорговцев и пароходщиков повысили цену на хлеб до небывалых размеров. Купленный в Западной Сибири хлеб с издержками провоза обходился максимум в 55-60 коп. за пуд, а между тем ещё в июле месяце цена пуда ржаной муки доходила в Тюмени до 1 руб. 80 коп... И вот, в то время, когда пароходы подвозили огромные транспорты хлеба, а поезда день и ночь вывозили его с пристаней, тысячи рабочих, разгружавших хлебные грузы, нищие из голодающих округов, ссыльные без роду и племени и переселенцы, в количистве 18 тысяч наводнившие город, терпели все ужасы голодного времени". Отсюда все последствия недостаточного питания и прежде всего - "цинга, которою болеют как взрослые, так и дети. Куринная слепота, характерный признак начального периода цинги, была на станции практически поголовной, так что одно время трудно было подобрать из среды переселенцев зрячих по вечерам на должности служителей при больнице. Являвшиеся в амбулаторию переселенцы нередко жаловались на то, что не ели по нескольку дней, так как продали и проели всё своё имущество". Так же или ещё хуже обстояло дело и в других пунктах...
"Только забитый нуждою до отупения человеческий организм, - заключает доктор Пирусский, - мог выносить всю ту массу лишений, нужды и страданий, какую, повидимому спокойно, несла вся эта иззябшая, голодная толпа с охрипшими от крика детьми, охающими старикам и изнемогающими больными".
Ещё более удручающую картину представляло передвижение переселенцев по железным дорогам и на пароходах..."

Ну или вот ещё интересно.

Такие вот лаконичные описания взаимоотношений с аборигенами.
"присоединение Приамурья к России застало здесь довольно многочисленное китайское, корейское и манчжурское население, сплошь заселившее так называемый "зазейский район" в Амурской области и расселявшееся по речным долинам Уссурийского края. Китайцы и корейцы продолжали проникать в Уссурийский край и после присоединения края"...
Далее автор пишет о том, как русские крестьяне, со своими привычными способами земледелия, не могли конкурировать с жёлтой расой. И такой вот пассаж:

"...характерно при этом, что они (русские переселенцы) не разводили своих семян (речь о китайских бобах), а покупали семена у за-зейских манчжур; и когда в 1900 году эти манчжуры были частью перебиты, частью прогнаны за границу, невозможность достать семян вызвала прекращение, надо, впрочем, думать временное, культуры этого очень важного, при местных условиях, растения".

Что-то не слышал я горестных стенаний о судьбе приамурских манчжур-земледельцев. Вот если бы при коммуняках такое произошло, - то всяко геноцид справных хозяев был бы.
Или вот про освоение Черноморского побережья.
"Мартиролог наших черноморских колонизационных экспериментов достаточно известен. Мы позволим себе отослать читателя к недавно появившейся книжке Л.С.Лисова, известного статистика и исследователя крестьянского хозяйства. "не зная, как надо вести здесь хозяйство, засельжики могли вести его только так, как вели у себя на родине... Словом, делали почти всё наперекор природе наоборот тому, как поступали горцы". А конечный результат колонизации края, где ещё недавно благоденствовало многочисленное туземное население, изображается другим исследователем, И.Н.Клингеном, в таких кратких, но сильных выражениях: "население побережья не прибавлялось, а скорее регрессировало, и колонии прозябали, а не процветали; ничтожная производительность земли, всюду жалкая культура, уныние в сердцах, вечные вздохи о покинутой родине, бедность, болезни, общий упадок и одичание, - вот что режет глаз на каждом шагу"... Отсюда - возникший в местном сельскохозяйственном комитете вопрос об отмене установленного, в политических видах, запрещения иностранным подданным и вообще лицам нерусского происхождения селиться и приобретать земли в крае. Комитет, большинством, высказался за сохранение этого запрещения".
"К сожалению, приходится считаться с тем фактом, что русские поселенцы УЖЕ БЫЛИ (курсив автора) посажены на те самые земли, на которых, до завоевания края, благоденствовали туземцы..."
напомню: книга 1905 года
Если серьезно, то колонизация Сибири вообще тема очень интересная.

Раньше, в другой книге, читал о том, как какое-то кочевое алтайское племя переводили в крестьянский сословие.

Они типа сопротивлялись, но казачки немножко нагаечками по спинам походили, и всё пошло на лад.

Вопрос в том же: кочевникам, для жизнеобеспечения, требовалось в разы больше земли, чем земледельцам.

А тут надо переселенцам всё новые и новые плодородные земли отводить.

Вот и переводили насильно аборигенов-кочевников в крестьян.

Локальные задачи - вот и насилие небольшое.

А с более многочисленными племенами было ещё сложнее.

Киргизы, например, во время бунтов, бывало, поголовно вырезали поселения русских колонизаторов.

Такие вот дела.