Призрак Розы \ Le Spectre de la Rose. Gautier Poem.
Le Spectre-де-ла \ Призрак Розы \ - балет на основе хореографической поэмы Теофиля Готье «Видение розы».
Музыка - Карл Мария фон Вебер, была взята из его короткой части "Приглашение к танцу".
Хореография - Михаил Фокин .
Декорации и костюмы -Лев Бакст.
Dança - Rudolf Nureyev.
Rudolf Nureyev dances with Denise Jackson in "Le Spectre de la Rose
Сюжет:
История о дебютантке, которая заснула после своего первого в жизни бала. Ей снится, что в окне появляется призрак розы, который, пройдя полупустую комнату, приглашает её танцевать. Их танец обрывается с первыми лучами солнца. Призрак розы начинает таять, и девушка просыпается.
Потом, когда она проснется, она никогда не будет знать, это был сон или нет.
Балет впервые был поставлен Русским балетом Сергея Дягелева 19 апреля 1911 года в оперном зале «Зал Гарнье» в Монте-Карло в рамках знаменитых "Русских сезонов" Дягилева.
Главные роли исполняли Вацлав Нижинский (Призрак Розы) и Тамара Карсавина (Девушка).
Музыкальной основой послужила пьеса Карла Марии фон Вебера «Приглашение к танцу», написанная в 1819 году.
По замыслу Леона Бакста, костюм Нижинского был расшит шелковыми лепестками цвета увядшей розы.
Вскоре многочисленные поклонницы мечтали достать хоть один такой лепесток.
Souleve ta paupiere close
Qu’effleure un songe virginal ;
Je suis le spectre d’une rose
Que tu portais hier au bal.
Tu me pris encore emperlee
Des pleurs d’argent de l’arrosoir,
Et parmi la f;te etoilee
Tu me promenas tout le soir.
O toi qui de ma mort fus cause,
Sans que tu puisses le chasser,
Toute la nuit mon spectre rose
A ton chevet viendra danser.
Mais ne crains rien, je ne reclame
Ni messe ni De Profundis ;
Ce leger parfum est mon ame,
Et j’arrive du paradis.
Mon destin fut digne d’envie :
Pour avoir un trepas si beau
Plus d’un aurait donne sa vie,
Car j’ai ta gorge pour tombeau,
Et sur l’albatre ou je repose
Un poete avec un baiser
Ecrivit : Ci-git une rose
Que tous les rois vont jalouser.
Видение розы
Юлия Белохвостова
(перевод с фр., Теофиль Готье, Видение розы)
Открой глаза и отпусти на волю
Пугливых снов и радость, и смятенье.
Я здесь, смотри, я снова здесь, с тобою,
Я – розы с платья бального виденье.
Еще в жемчужных капельках росы,
А может слёз ( о будущем? о прошлом?)
Тобою сорвана я для красы –
Весь вечер я тебе служила брошью,
И увядала на твоей груди .
Я знаю многих, кто такой награды
Желал. И ни на шаг не отходил,
И с завистью меня касался взглядом.
Я не ропщу – мне не о чем жалеть,
Виденьем легким над твоей кроватью
Из рук твоих я принимаю смерть
И растворяюсь в сладком аромате.
Благоухаю, словно я в раю,
Когда бы так другие умирали!
Судьбу недолговечную мою
Они несчастной назовут едва ли.
На алебастре памяти моей
Поэт оставит поцелуй и строки
Из эпитафии: Вот роза. Ей
Завидовали и цари, и боги.
А вот что говорил по поводу этого балета Марис Лиепа ( отрывок из книги "Я хочу танцевать сто лет").
Во время третьих "Русских сезонов" в театре Монте-Карло 19 апреля 1911 года состоялась премьера балета "Видение розы".
За рубежом во время гастролей мне посчастливилось встретить некоторых очевидцев того события, и они, чуть наклонив свои седые головы, говорили с какой-то типично французской интонацией: "О la-la, Spectre de la rose..." И по лицам их пробегала светлая печаль, словно они вспоминали свою первую юношескую любовь...
Я иногда задумываюсь о неисповедимых дорогах Искусства, о том волшебном ветре, который приносит и уносит живые семена будущих шедевров. Кому повезет, кто вырастит это чудесное дерево или увидит расцветшим невиданный доселе цветок?
Ведь почти полвека отделяет вечер премьеры "Видения розы" в театре Монте-Карло от того дня, когда король поэтов-романтиков, друг Жорж Санд - Теофиль Готье, написал стихотворение с таким же названием. Казалось бы - пустячок, сиюминутное увлечение, легкий каприз поэта... А еще за сто лет до премьеры "Видения" композитор Карл Мария фон Вебер написал прелестное "Приглашение к танцу". Так и просуществовали бы отдельно друг от друга эти два совершенно самостоятельных произведения искусства, если бы знаменитый молодой хореограф "Русских сезонов" Михаил Фокин не познакомился случайно с совсем молодым французским балетоманом - поэтом Жаном Луи Водуайе. В процессе их совместных разговоров возникла идея будущего балета, а затем родился один из шедевров мировой хореографии.
Миниатюра, поэма, греза, новелла - называйте, как угодно, и все названия будут правильными, настолько талантливо создано это произведение. Оно словно окутано мечтаниями многих поколений, излучает таинственный, мерцающий свет, хранит прикосновение ушедших гениев: уже названных и тех, которые первыми исполнили "Видение розы" - Тамары Карсавиной и Вацлава Нижинского.
Совершенная красота всегда трагически мимолетна. Еще при жизни первых исполнителей "Видение розы" превратилось в прекрасную легенду, созданную воспоминаниями очевидцев. Легенда рассказывала о непередаваемой поэтичности самой миниатюры, о колдовских чарах Карсавиной, о гениальном даре Нижинского, воплотившего в танце аромат цветка и поразившего всех своими бесшумными полетными прыжками...
Созданный талантом русского хореографа и русских танцовщиков начала века, этот балет так никогда и не был показан в России, на русской сцене. В учебнике по истории балета "Видению розы" был посвящен всего лишь один абзац. А в мемуарах Тамары Карсавиной я прочел такую фразу об этом спектакле: "...Он навсегда ушел в область преданий". Великая балерина считала, что "Видение розы" превратилось в "Призрак розы". Обидно и грустно читать подобные строки. Такова уж, к сожалению, участь нашей профессии: уникальные творения не могут жить долго - их невозможно сохранить в первозданном виде...
Но неужели все так безнадежно?! Неужели ничего нельзя вернуть?! Неужели действительно все потеряно?!
Я начал целеустремленно и упрямо искать и собирать все, что относится к "Видению". Рылся в библиотеках, перечитывал старые рецензии в газетах, воспоминания людей, которые видели эту миниатюру или встречались с ее исполнителями. Нашлись и танцовщики, исполнявшие "Видение розы", поскольку в зарубежных труппах существовали разные трактовки, иногда ничего общего не имевшие с первоисточником.
Жаль, что я начал свои поиски через пятьдесят лет после рождения "Видения розы"...
Очень помогла мне встреча с уникальным латышским танцовщиком Арвидом Озолиньшем. Теперь он уже давно на пенсии, но по-прежнему преподает то в Таллинском, то в Рижском хореографическом училище, обучает будущих балетных "звезд" актерскому мастерству и умению гримироваться.
Арвид Озолиньш, в тридцатых годах работая в Западной Европе, попал в знаменитую труппу "Балет Монте-Карло" под руководством Рене Блюма, то есть в бывшую антрепризу покойного Сергея Дягилева. Солистами труппы были Вера Немчинова и Анатолий Обухов. Озолиньшу не только посчастливилось видеть в их исполнении "Видение розы", но и самому танцевать в паре с Натальей Красовской-Лесли. Но самое главное (хотя миниатюру ему показывали Немчинова с Обуховым) - "визировал" ее сам Михаил Фокин, которого периодически приглашали для возобновления его же работ и для постановки новых. Во время второй мировой войны и после ее окончания Озолиньш исполнял "Видение" в дуэте с латышскими прима-балеринами Эдит Фейфер и Анной Приеде.
Но и после встречи с ним моя работа не закончилась.
Тщательно изучая и сравнивая все варианты, отказываясь от очевидных подделок, небрежных "улучшений" и тому подобного, я мечтал не только воскресить из небытия фокинскую миниатюру, но и вдохнуть в нее новую жизнь, чтобы она вновь очаровывала своей поэзией и красотой. Иногда мне казалось, что я взялся за невозможное: где найти ту грань, которая отделяет подлинник от копии?
Это была неимоверно сложная работа - более сложная и ответственная, чем создание совершенно нового произведения. Образцом в подобной работе для меня являлся Леонид Лавровский, возобновивший в Большом театре "Шопениану" того же М. Фокина с поразительной чуткостью и уважением к хореографическому первоисточнику. Не торопясь, он тщательно отшлифовывал мельчайшие движения, уточнял ракурс, выверял рисунок...
Я уже знал наизусть всю "партитуру" танца, оставалось лишь ее воплотить, но мне казалось, что должны найтись еще какие-то очень важные подробности и детали. Во время первой поездки в США я постоянно наведывался в книжные магазины, ища мемуары танцовщиков и балетмейстеров, перебравшихся из Европы в Америку.
Лондон. Город, где живет Тамара Карсавина - одна из последних свидетельниц мировой славы русского балета начала века, сподвижница Михаила Фокина, современница Анны Павловой, Матильды Кшесинской, многих других прима-балерин Императорского Мариинского театра. Я встречался с некоторыми авторитетными балетными критиками (например, с Арнольдом Хаскеллом), которые считали, что Карсавина на Западе имела более громкий и продолжительный успех, нежели Павлова. Карсавина была музой поэтов, артистов, композиторов, философов, а Павлова занималась просветительством - приобщала к балету простых людей, не посвященных в тайны этого искусства.
Когда я приехал в Лондон, Тамаре Платоновне Карсавиной было уже 93 года, она давно покинула светское общество и почти никого у себя не принимала. Мои английские друзья все-таки договорились о моем коротком визите, но - увы - Карсавина неважно себя почувствовала и, позвонив, отложила визит. В следующий мой приезд я тоже разговаривал с ней лишь по телефону: рассказал, как иду по следу неуловимого "Видения розы"...
Как сразу же изменился ее голос! Стал взволнованным, живым, нежным! Воспоминания далекой юности вновь воскресли для нее. С какой изумительной интонацией Тамара Платоновна повторяла:
"Ради Бога, только не забудьте - Девушка не бросает бутон розы. Цветок выскальзывает у нее из рук... Фокин именно так и сказал - "выскальзывает"...
Какая изумительная тонкость ощущений! Недаром Карсавину любил Николай Гумилев - поэт, который воспел ее чары в стихах:
Долго молили мы вас, но молили напрасно,
Вы улыбнулись и отказали бесстрастно.
Любит высокое небо и древние звезды поэт,
Часто он пишет баллады, но редко он ходит в балет.
Грустно пошел я домой, чтоб смотреть в глаза тишине,
Ритмы движений не бывших звенели и пели во мне...
Что-то похожее произошло и со мной. Несколько фраз, сказанных Карсавиной - ее далеким, уставшим голосом, - стоили всех других свидетельств и прочитанных страниц. Мгновение, неожиданно приблизившее меня к тому далекому времени... Я вновь повторил про себя заключительные строки Гумилева: "...Утром проснулся, и утро вставало в тот день лучезарно. Был ли я счастлив? Но сердце томилось тоской благодарной".
Десять долгих лет я шел к моему "Видению розы". Бывали дни, когда задача казалась мне совершенно невыполнимой. Я ругал себя, заставляя снова и снова пересматривать все мною собранное. Говорил себе: "Ты просто трус, Марис, ты боишься, что о тебе скажут. И скажут обязательно, потому что никто никогда не видел "Видения розы" в России, значит - судить будут по большому счету!"
Я сопоставлял имена многих великих танцовщиков, исполнявших партию Видения розы: Вацлав Нижинский, Михаил Фокин, Анатолий Обухов, Петр Владимиров, Станислав Идзиковский, Андре Эглевский, Арвид Озолиньш. По-моему, существовало два разных прочтения партии. Одно восходит к Нижинскому, к легенде о его танце, другое - незаслуженно забытое - принадлежит самому Фокину. Фокин написал об этом достаточно ясно и исчерпывающе. Он вовсе не восхвалял себя, а пальму первенства, не сомневаюсь, отдавал Нижинскому: "Spectre ни в одном движении не похож на обычного танцовщика, исполняющего для удовольствия публики свои вариации. Это - дух. Это - мечта. Это - аромат розы, ласка ее нежных лепестков, многое еще, для чего не найти определяющих слов, но это ни в коем случае не "кавалер", не "партнер балерины". Техника рук в этом балете совершенно отличная от правильных рук старого балета. Руки живут, говорят, поют, а не исполняют "позиции".
То, что Нижинский был не мужественный, какой-то бесполый, придавало особую прелесть его роли, делало его наиболее подходящим для нее. Вообще, в Нижинском если не было мужественности, то и не было той противной женственности, (...) о которой я не хочу распространяться и о которой читатель может найти самые пикантные подробности в книге его супруги..."
В моем возобновлении именно это фокинское суждение стало своеобразной отправной точкой. Видение розы - это мечта девушки о настоящей, пылкой любви. Видение прилетает к ней в облике встреченного на балу юноши - красивого и мужественного. Но ведь это не означает, что Видение утратило свое неземное очарование? Перечитайте еще раз фразы, написанные Фокиным о руках танцовщика...
Не хочу много рассказывать о премьере в Большом театре. В то время уже начали собираться тучи и надо мной, и над "Видением". Многим не нравился сам факт, что Лиепа посмел взяться за жемчужину хореографического наследия. Но премьеру с Наталией Бессмертновой мы станцевали вдохновенно, и овации зрителей подтвердили: "Видение розы" здесь - долгожданное событие. Этот балет впервые возвратился в Россию. Потом мы исполняли фокин-скую миниатюру во многих других городах Советского Союза, снимали ее на Ленинградском ТВ - на этот раз уже вместе с Наталией Большаковой. Не буду распространяться подробно о том, как менялось мое Видение розы в зависимости от партнерш, от собственного настроения, от городов, в которых я выступал. Признаюсь только, что впервые зримый образ будущего балета возник передо мной почти за год до премьеры, во время гастролей Большого театра в Мексике.
Шел 1966 год, я отпраздновал свой тридцатилетний юбилей, чувствовал себя полным сил, огня и каких-то романтических грез. В первое по-настоящему свободное утро, очень рано, перед рассветом, я встал и вышел на балкон своего номера в отеле. Как хорошо: некуда спешить, не о чем беспокоиться - утренний Мехико лежит перед тобой в предрассветной мгле, в тишине, в мерцающих красках, цветах и пряных запахах. И мне показалось, что в это мгновение происходит что-то необыкновенное - словно какой-то добрый дух парил надо мной...
Этим утром я понял, что нашел наконец свое "Видение розы", что обязательно поставлю его, причем очень скоро поставлю, и что сейчас сам напишу свое либретто, свои стихи про "Spectre de la rose". He обессудьте, я не поэт, но иногда так хочется им быть! Строка - как движение, строфа - уже набор движений, само стихотворение - как балетная миниатюра.