Вышли на галерейку и помещицы Хохлаковы, тоже ожидавшие старца. Их было две: мать и дочь. Госпожа Хохлакова-мать, дама всегда со вкусом одетая, ей было не более 33 лет, и она уже лет пять как была вдовой. Четырнадцатилетняя дочь её страдала параличом ног. Бедная девочка не могла ходить уже с полгода, и её возили в длинном кресле на колёсах. Это было прелестное личико, немного худенькое от болезни, но весёлое. Что-то шаловливое светилось в её тёмных больших глазах с длинными ресницами.

Когда старец подошёл наконец и к ней, дама встретила его восторженно:
- Я столько, столько вынесла... О, Я понимаю, что вас любит народ...
- Как здоровье вашей дочери?
- О, мы приехали к вам, великий исцелитель, чтобы высказать всю нашу восторженную благодарность. Ведь вы Лизу мою исцелили, исцелили совершенно - тем, что в четверг помолились над нею, возложили на неё ваши руки. Мы облобызать эти руки спешили, излить наши чувства и наше благоговение!
- Но ведь она всё ещё в кресле лежит?
- Но ночные лихорадки совершенно исчезли, - нервно заспешила дама. - У ней ноги окрепли. Сегодня утром она встала здоровая, она спала всю ночь, посмотрите на её румянец, на её светящиеся глазки - теперь она смеётся, весела, радостна. Сегодня непременно требовала, чтоб её поставили на ноги постоять, и она целую минуту простояла сама, безо всякой поддержки. Она бьётся со мной об заклад, что через две недели будет кадриль танцевать.
Миленькое, смеющееся личико Lise сделалось было серьёзным, она, смотря на старца, сложила пред ним свои ручки, но не вытерпела и вдруг рассмеялась...
- Lise! - внушительно проговорила мамаша, впрочем тот час же и сама улыбнулась.

Дама плакала.
- Lise, Lise, благословите же её, благословите! - вспорхнулась она вся.
- А её и любить не стоит. - шутливо произнёс старец . - Вы зачем всё время смеялись над Алексеем?
А Lise и вправду всё время занималась этою проделкой. Она давно уже заметила, что Алёша её конфузится, и это её ужасно стало забавлять. Она пристально ждала и ловила его взгляд: не выдерживая упорно направленного на него взгляда, Алёша нет-нет и вдруг невольно взглядывал на неё сам, и тотчас же она усмехалась прямо ему в глаза. Алёша конфузился и досадовал ещё более. Lise, снова поймав его взгляд, расхохоталась так, что даже и старец не выдержал:
- Вы зачем его, шалунья, так стыдите?
И она вдруг, не выдержав, закрыла лицо рукой и рассмеялась неудержимо своим длинным, нервным смехом. Старец улыбаясь её с нежностью благословил; и она стала целовать его руку и заплакала:
- Вы на меня не сердитесь, Я дура, ничего не стою... и Алёша, может быть, не хочет к такой смешной ходить.
- Непременно пришлю его, - решил старец.