По мере того как религиозные войны 17 века утихали, стал намечаться ряд тенденций, свидетельствующих о том, что доверие могло бы быть достигнуто между специалистами по бухгалтерскому учёту. Способность купечества взаимодействовать мирно и честно (при этом участники часто не были знакомы друг с другом) явилась подтверждением силы технологий отчётности. Распространение коммерческой деятельности воспринималось как явление нового образа жизни, свободного как от насилия, так и от государственного контроля. Купцы получили возможность вести бизнес на огромных расстояниях и взаимодействовать, минуя культурные и религиозные границы, без риска сомнений в их честности. Честное слово сменилось честной отчётностью. Занимаясь в основном рутинными материями фактов и схем бухгалтерии, эти странники приходили к мировоззрению и стилю жизни мирному и прозрачному, хотя и в какой-то степени лишённому глубинного метафизического смысла.
Здесь важную роль играет предосторожность. Чтобы обеспечить возможность проведения экспериментов и наблюдения за ними должным образом, потребовались своды правил. Был изобретён общепринятый метод документирования экспериментов. Члены Лондонского королевского общества были вправе спорить на теоретические темы, но обязались соблюдать методики проведения экспериментальных работ по всей строгости. не позволялось оспаривать то, что наблюдал и доказал другой член общества.

Чтобы защититься от обвинений в предвзятости учёным издавна приходилось убедительно разделять свои возможности к наблюдению и личные амбиции. В частности, они попытались отвергнуть предположение Гоббса согласно которому человеческим существам свойственны спесь и склонность считать свои впечатления более достоверными, чем чужие. Лондонское королевское общество установило слегка сомнительный этический приоритет скромности и старалось не привлекать лишнего внимания. В непреклонном, пуританском неприятии излишеств, общество в своём первоначальном уставе заявило, что "во всех экспериментальных докладах... суть фактов следует излагать кратко, безо всяких прелюдий, оговорок или риторических прикрас". Это позволило учёным придерживаться идеи того, что они всего лишь наблюдают и фиксируют явления природы, не преследуя личного прославления.

однако хотя от учёных не ожидали тщеславия, они были обязаны относиться друг к другу с глубочайшим уважением. Полное неприятие насилия было одной из основ.
Статус "джентльмена" предполагал высокую степень моральной ответственности. Если джентльмен давал слово, то делал всё, что было в его силах, дабы сдержать его. Преувеличение и нечестность в изложении фактов были противны джентльменской традиции в той же степени, что и нарушение честного слова. Обвинить другого джентльмена во лжи было наиболее серьёзным прегрешением из всех возможных. Эта норма действует в британском парламенте и поныне, запрещая депутатам обвинять друг друга во лжи.
Данный риторический стиль гражданской и - что важнее - мирной полемики был принят в рядах Лондонского королевского общества, где его использование давало участникам возможность вежливо обсуждать научные вопросы, не опускаясь до грубой ссоры. Родился новый стиль речи и спора, позволявший одному учёному критиковать теоретические выводы и суждения другого, не выдвигая претензий к чертам характера и намерениям последнего. Подобные нормы этикета, эволюционировав, превратились в современные правила научных выступлений и обеспечили недопущение личных предпочтений и чувств в область несогласия. Привнесение их туда путём предположения, что эксперт руководствуется некими личными амбициями или обидами, лежит в основе стратегии тех, кто желает подорвать авторитет научного сообщества.

Гоббс рьяно отвергал убеждения Бойля. Однако во множестве отношений их стремления были похожи. В период затишья после завершения ряда жестоких конфликтов на религиозной почве оба деятеля стремились найти некую нейтральную и надёжную основу для светского общества, с которой все могли бы согласиться независимо от чувств и мнений. Для Гоббса это было современное государство, чья законная сила изгонит из политики страх и насилие. Для экспертов вроде Бойля или представителей торгового сословия это были методики беспристрастного наблюдения, измерения и классификации. В обоих случаях цель была одна: добиться мирного соглашения и избежать разрушительных последствий моральных и теологических распрей. Их поиск предполагал найти что-то чего нельзя было бы оспорить, но при этом не Бога.
Общим для них был и политический подход: оба требовали от широких масс позволить узкому кругу элит производить суждения от их лица. Гоббсовский суверен был бы представителем общественности в деле определения справедливости, а научное сообщество - в определении бытия. Остальные же полагались бы на эти элиты в производстве для нас общего природного и социального окружения, которое всякий был бы готов (в принципе) принять. Профессионалы от науки, закона и экономики обучены использовать язык каждой области в строгом, независимом стиле, предположительно неуязвимом к политическому и культурному влиянию. В подобной перспективе отличительная особенность юристов и экспертов в том, что они могут говорить непредвзято и аполитично. Этот гамбит лёг в основу социального мира.