Невозможно представить себе демократию, в которой не было бы разногласий. Большинство из нас рассматривает способность порождать и сохранять мирный диспут как позитивный атрибут политической системы. В то же время никакой конституционный строй не выживет, если ВСЁ считать вопросом мнений или обсуждений. Прежде чем станет возможен демократический процесс, должна быть некая общепризнанная отправная точка, с которой будут считаться все. Чтобы мирная политическая дискуссия стала возможной, что-то должно оставаться вне политики. Например, экономика и статистика. Когда всё работает как надо, цифры, отражающие ВВП, инфляцию, прирост населения, здравоохранение, продолжительность жизни, безработицу и разрыв в доходах, предстают простыми и неоспоримыми фактами. Статистика же приносит пользу, ограничивая поле демократического разногласия. Описывая объективные характеристики экономики и общества, она позволяет гражданам и политикам соглашаться по меньшей мере в том, какой мир их всех окружает.
Это ещё одно наследие научной революции, произошедшей в 17 веке. Образование правительства в то время опиралось не только на систематическое ведение учёта силами централизованной администрации, но также на появление начинающих экономистов и счетоводов.

Однако наблюдается всё больше признаков того, что статистика и экономика теряют свою способность прекращать споры. С точки зрения широких масс населения стран Запада, статистика служит интересам элит, предлагая такое видение мира, которое приемлемо и приносит выгоду лишь привилегированным культурным прослойкам. В Великобритании эмоциональные последствия иммиграции вызывают массовое недоверие к официальным данным: 55% граждан считают, что правительство СКРЫВАЕТ правду о числе иммигрантов в стране, притом у старших поколений этот показатель ещё выше.
Чем вступать в политические дебаты с моральной или политической позиции, проще привести выкладки какого-нибудь экспертного или экономического анализа и надеяться, что аудитория поленится пойти и проверить его. Эти цифры вполне могут быть получены из достоверных источников, таких как статистические агенства или университеты, но впоследствии стать ещё более сомнительными по мере перехода по цепочке упоминаний в СМИ и в политических заявлениях.
В Великобритании 90% населения доверяет Национальной статистической службе, но лишь 26% согласны, что правительство честно представляет данные, полученные оттуда.
С учётом падения доверия также и к СМИ, способность цифр обеспечивать в широких массах согласие и доверие в опасности, коль скоро очень немногие обладают навыками и временем, чтобы опираться на оригинальные источники и экспертный анализ.

По вопросу иммиграции аналитический центр British Futures провёл опрос фокус-групп на тему того, как лучше всего поступить с иммиграцией в Великобританию. Они узнали, что аргументы опирающиеся на статистические данные (к примеру, что миграция является положительным фактором для ВВП), чаще вызывали гнев, когда люди немедленно отвечали, что эти цифры сфабрикованы правительством в целях проведения либеральной промигрантской политики. Однако качественные, анекдотические или культурные свидетельства (к примеру, истории о поселении в стране конкретных мигрантов) вызывали обратную, куда более тёплую реакцию. Когда в 2014 году Найджел Фарадж, тогдашний лидер Партии независимости Соединённого Королевства, выступавшей против иммиграции, сказал, что в политике есть важные вещи помимо роста ВВП, его сочли сумасшедшим. Через каких-то пару лет это утверждение стало общим местом по всему политическому спектру.

Так или иначе, в начале 21 века статистические предсказания не всегда приносили пользу. Тем не менее, общественное доверие к цифрам получало ущерб по мере того, как статистические прогнозы и заявления оставляли желать лучшего.
Правдивы ли ещё цифры? Дают ли они по-прежнему адекватное представление о ситуации? Ответ сильно зависит от того, кто и как произвёл расчёты. В какой-то степени здоровый скептицизм в отношении экспертизы и количественных показателей с точки зрения демократии не вреден и позволяет сместить споры и разногласия в области, ранее доступные только экономистам и техникам. Неприязнь к экспертам предполагает новые политические возможности. Демократия, без сомнения, становится более живой, захватывающей, хотя и более рискованной, по мере того как падает авторитет статистических свидетельств. Эмоции при вторжении в политику открывают более широкие перспективы. Недовольные этим эксперты хотят прекратить спор. Но сложно сказать, чем это закончится.