25 апреля, как только стало известно о перемирии, которое Париж заключил с В ерсалем, огромная толпа устремилась к воротам Майо. Ворот уже нет: батареи Курбевуа и Мон-Валерьена превратили их в груду обломков. Солдаты Национальной гвардии пытались восстановить ворота; напрасный труд, ибо несколько пушечных выстрелов - и все мешки с землёй и каменные плиты, которые они громоздят, будут сметены.
Начиная от ворот Майо идёшь по сплошным развалинам. Все соседние дома рухнули. Чем дальше идёшь, тем больше на пути на пути твоём разрушений. Весь проспект усеян обломками, изрыт снарядами. Перед тобой стезя скорби, проклятая голгофа гражданской войны.

Везде то и дело натыкаешься на лужи крови. На маленьких улочках которые выходят на главную, разрушения кажутся ещё страшнее. Здесь дрались врукопашную, холодным оружием. Дома по 10 раз переходили из рук в руки; солдаты той и другой стороны разламывали стены, чтобы проникнуть внутрь дома, и то, что пощадили снаряды, разбивала кирка. В ограде зияют пробоины, аллеи затоптаны, разрыты.
Страдания населения поистине неимоверны. Один из беженцев две недели просидел в погребе, где было 30 человек народу. Несчастные умирали с голоду. Один из них, решивший отправиться на поиски хлеба, был убит у самого порога погреба, и труп его шесть дней пролежал там на верхних ступенях. Разве это не кошмар? Разве война, которая оставляет трупы жертв разлагаться среди живых, не есть неправедная война? Рано или поздно родине моей придётся расплачиваться за все эти преступления.