Казалось бы, ну чего уж такого в финале "Свой среди чужих, чужой среди своих"? Когда к вышедшему на склон Шилову - у которого самое громкое - только руки поднять - во весь опор скачет Забелин. Спешивается и бежит, путаясь в длиннополой шинели и сабле на боку.  За ним неуклюже, из последних сил, ковыляет Сарычев. Потея лысиной под шляпой. Чего ж тогда это меня так трогает? Всего лишь кино. Но словно не зритель, а один из них. Может быть, виновата музыка Эдурда Артемьева?