За пределами Союза Есенин чувствовал себя чужаком. За границей он не был великим гением, а лишь «смазливым мужем» известной танцовщицы. Ее все знали, ее творчеством восхищались. Поэту досталась роль второй скрипки, и это его очень задело. Вскоре он стал открыто презирать ее, упрекать в «навязчивой любви». Брак дал трещину, а отчуждение вело к окончательному разрыву между ними.


В Штатах, к слову, хорошие (пусть не гениальные) переводчики с русского имелись. Но Есенина чем дальше, тем больше бесило ещё одно обстоятельства – вот эта одержимость, иначе не назовёшь, американцев долларом. На который молятся. Которым заменили практически все человеческие добродетели. И, как подозревал поэт, будь эти доллары у него, Америка признала бы не только его талант и гениальность как поэта – она бы и Мессией его объявила.

Сергей не понимал (хотя и чувствовал), что это возникшее на месте бывшей английской колонии государственное образование было создано прагматиками, прагматизм которых часто граничил с негодяйством. С полным пренебрежением к тонкостям психологии и душевных переживаний. Создать свой, личный рай, здесь и сейчас, были бы только деньги – вот она, американская мечта! Так, по крайней мере, виделось всё Сергею.


Понятно, что это поверхностный, а значит – ошибочный взгляд. И в США есть поэты, романтики, мыслители, есть культура, представители которой известны всему миру. Но, как отмечали все, знавшие Есенина, интеллектуалом он не был. Распахнутая, часто кровоточащая душа, которую могло поранить и небрежно брошенное слово, и пренебрежение в женских глазах, не приняла внешних атрибутов этой заокеанской, динамично развивающейся страны. А недостаток образования и культуры не дал вычленить из огромного потока обрушенной на него новой информации зёрна истины. Эмоции затмили всё. Плюс уязвлённое самолюбие «молодого мужа известной танцовщицы».



В ноябре 22-го года он пишет Мариенгофу: «На кой чёрт нужна (здесь) эта наша душа, которую у нас пудами меряют? Совершенно лишняя она штука. Я уже говорю себе с грустью и испугом: «Застегни, Есенин, свою душу, здесь это так же неприлично, как расстёгнутые брюки».

Внешне этот «железный Миргород» для человека есенинского склада действительно мог выглядеть отвратительно, здесь не было места тихо колосящимся нивам и шелестящим на ветру берёзкам (так, по крайней мере, думалось Есенину, в американскую глубинку он не наведывался). Нью-Йорк во вторую половину пребывания его в Америке вообще виделся поэту лязгающей смрадной железной пастью, которая питается человеческими душами и эмоциями.

А Сергея здесь в лучшем случае воспринимали как enfant terrible, «ужасного ребёнка» от русской литературы, как хулигана и повесу, пусть и одарённого. Ведь всё равно информация о том, что у себя в России это человек известный, в американские газеты и умы американских обывателей просочилась. Только отклика у публики не вызвала.

И по-прежнему влюблённая в поэта Айседора ничем помочь не могла: по-русски она еле изъяснялась, а Есенин английский учить не хотел принципиально. Не понимая, что язык – это и есть народ. И без умения даже просто общаться на языке места обитания ему не то, что не светит никакая известность – его просто не захотят замечать. Чувство гордости за страну есть у любого народа, и пренебрежение к её атрибутам задевает не меньше, чем дипломатические выпады на высшем уровне, хорошо раздутые газетами и иными СМИ.

И тут не зная языка, не имея возможности донести до ума американской публики смысла своих творений, Есенин, увы, начал зарабатывать известность проверенным способом – пьянством и скандалами. Превратив заодно жизнь своей жены на её родине в кошмар. Тогда как сама Айседора в интервью газетчикам прямо говорила, что в этой стране ей делать больше нечего, и что она предпочтёт вернуться в нищую и голодную большевистскую Россию, чем выступать перед сытыми фарисеями. Ведь её смелые танцевальные эксперименты вызывали иногда буквально животную ненависть у пуритански воспитанных белых американских протестантов – основы этой молодой нации.

Это из письма к Мариенгофу. Страшно для поэта, тем более его уровня и таланта, ощущать, что искусство и творчество никому не нужно. В результате он пьет. Причем выпивку достать крайне трудно - в Америке в это время действует "сухой закон". И это не улучшает его настроения.

Быт американцев Есенину показался чересчур примитивным, лишённым какой-либо глубины. Жители США лишь занимаются делами, зарабатывают деньги, а остальное им неинтересно.

Разочаровывающей для Есенина стала и американская культура, которая, как он считает, находится на «самой низшей ступени развития». Американцы – молодой народ со всеми сопутствующему этому последствиями. Поэтому Сергей Александрович поставил им следующий «диагноз»:

«Та громадная культура машин, которая создала славу Америке, есть только результат работы индустриальных творцов и ничуть не похожа на органическое выявление гения народа. Народ Америки — только честный исполнитель заданных ему чертежей и их последователь».
Хоть Есенину США и показались страной неуютной, чуждой, всё же он не смог не заметить, что кое-что после её посещения заставило его испытывать стыд за Россию. Прогуливаясь по Бродвею, поэт заметил:

«Перед глазами — море электрических афиш… …Там, около театра, на вращающемся электрическом колесе танцует электрическая Терпсихора и т. д., все в том же роде, вплоть до электрической газеты, строчки которой бегут по 20-му или 25-му этажу налево беспрерывно до конца номера… …Из музыкальных магазинов слышится по радио музыка Чайковского. Идет концерт в Сан-Франциско, но любители могут его слушать и в Нью-Йорке, сидя в своей квартире».
В этой связи он отмечал, что ему стыдно за свою страну, а конкретно за то, что люди в России по-прежнему верят в Бога. Сам Есенин уже несколько лет как в религии разочаровался. Так, в ранней поэзии классика прослеживалась тема религиозности, но постепенно он от неё отошёл.

Впрочем, в стихотворении «Мне осталась одна забава…», написанном в 1923-м году уже после поездки в США, Есенин высказывается несколько иначе о вере к Богу.

«Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь».
А в конце с присущей ему эмоциональностью призывает после смерти положить его «в русской рубашке под иконами умирать».

Ещё будучи в США, Есенин по мотивам впечатлений от поездки на Запад начал писать поэму «Страна негодяев», которая, как считают многие есениноведы, была незаконченной. В этом произведении он выразил такое отношение к Штатам, сравнивая их с Советской Россией:

ЕСЕНИН ПРО АМЕРИКУ:

«Страна негодяев», 1923, фрагмент:

Дело, друзья, не в этом.
Мой рассказ вскрывает секрет.
Можно сказать перед всем светом,
Что в Америке золота нет.
Там есть соль,
Там есть нефть и уголь,
И железной много руды.
Кладоискателей вьюга
Замела золотые следы.
Калифорния — это мечта
Всех пропойц и неумных бродяг.
Тот, кто глуп или мыслить устал,
Прозябает в её краях.
Эти люди — гнилая рыба.
Вся Америка — жадная пасть,
Но Россия… вот это глыба…
Лишь бы только Советская власть!..
Мы, конечно, во многом отстали.
Материк наш —
Лес, степь да вода.
Из железобетона и стали
Там настроены города.
Вместо наших глухих раздолий
Там, на каждой почти полосе,
Перерезано рельсами поле
С цепью каменных рек-шоссе.
И по каменным рекам без пыли,
И по рельсам без стона шпал
И экспрессы и автомобили
От разбега в бензинном мыле
Мчат, секундой считая долла‌р.
Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Всё курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера…
От еврея и до китайца,
Проходимец и джентельмен —
Все в единой графе считаются
Одинаково — business man.
На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льёт.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жульё.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она — Мировая Биржа!
Вот они — подлецы всех стран.


В 1923 году Есенин опубликовал очерк под названием «Железный Миргород», где рассказал о заграничном путешествии. Но гораздо красноречивее о его впечатлениях от Европы и Америки говорят письма, которые Сергей писал друзьям из поездки. Златовласый певец русских полей томился на чужбине и скучал по родине. Западные страны вызывали в нём гнетущее ощущение тоски и безысходности. Впрочем, что говорить — прочтите сами:

«Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка».

(из письма И.И. Шнейдеру, 21 июня 1922, Висбаден).

«Германия? <...> Здесь действительно медленный грустный закат, о котором говорит Шпенглер. Пусть мы азиаты, пусть дурно пахнем, чешем, не стесняясь, у всех на виду седалищные щеки, но мы не воняем так трупно, как воняют внутри они. Никакой революции здесь быть не может. Все зашло в тупик. Спасёт и перестроит их только нашествие таких варваров, как мы...»

(из письма А.М. Сахарову, 1 июля 1922, Дюссельдорф).

«Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока ещё не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, на искусство начхать — самое высшее мюзик-холл».

«Порой мне хочется послать все это к растакой матери и навострить лыжи обратно. Пусть мы нищие, пусть у нас "голод, холод и людоедство", зато у нас есть душа, которую здесь за ненадобностью сдали в аренду под смердяковщину».

(из письма А.Б. Мариенгофу, 9 июля 1922, Остенде).

«Как рад я, что ты не со мной здесь в Америке, не в этом отвратительнейшем Нью-Йорке. Было бы так плохо, что хоть повеситься Боже мой, лучше было есть глазами дым, плакать от него, но только бы не здесь, не здесь».

(из письма А.Б. Кусикову, 7 февраля 1923, Атлантический океан).

«Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружается в “Business” и остального знать не желает.»

(из письма И.И. Шнейдеру, 21 июня 1922, Висбаден).



ЕСЕНИН ПРО ЕВРОПУ:

"Милый мой, самый близкий, родной и хороший, так хочется мне отсюда, из этой кошмарной Европы, обратно в Россию, к прежнему молодому нашему хулиганству и всему нашему задору. Здесь такая тоска, такая бездарнейшая «северянинщина» жизни, что просто хочется послать это все к энтой матери.
<...>
Там, из Москвы, нам казалось, что Европа — это самый обширнейший рынок распространения наших идей в поэзии, а теперь отсюда я вижу: Боже мой! до чего прекрасна и богата Россия в этом смысле. Кажется, нет такой страны еще и быть не может."

Из письма Сергея Есенина Анатолию Мариенгофу
Остенд, Бельгия 9 июля 1922


Вместе с Айседорой он посещает Балтимор, Бостон, Чикаго, Мемфис, Нью-Йорк, Филадельфия, Толедо. Там запланированы ее концерты, на которых она танцует либо в прозрачной алой накидке. Пуритане в двойном шоке - мало того, что это почти обнаженка, так тут еще и пропаганда большевизма! После концертов Дункан уже прямым текстом рассказывает о том, как она восхищается Россией. Публика бурно протестует, часть концертов отменена.

В январе Айседора дает последний концерт и буквально кипит от негодования. Она заявляет, что навсегда уезжает из Америки в Россию. Знаете, почему? Потому что "в Америке нет демократии... До тех пор, пока есть дети богатых и дети бедных, демократии быть не может".

Попутно Есенин и с Айседорой ходят по русско-еврейским поэтическим вечерам. Обычно это квартиры каких-то эмигрантов, где устраивают что-то вроде светских салонов. Там Есенин читает свои стихи и периодически устраивает скандалы. После одного из таких скандалов его забирают в полицейский участок, где он проводит ночь.

В феврале 1923 года они садятся на пароход и покидают Америку. На борту Есенин пишет письмо Сандро Кусикову:

"Расскажу тебе об Америке позже. Это самая ужасная дрянь… Я полон смертной, невыносимой тоски. Я чувствую себя чужим и ненужным здесь, но когда я вспоминаю Россию, вспоминаю, что ждет меня там, я не хочу возвращаться…"
Впрочем, уже по приезде он пишет очерк "Железный Миргород", где все-таки находит, за что можно похвалить американцев. За энергию, за масштабные замыслы, за быстрый прогресс. Но эта похвала достаточно специфическая. Вот как выглядит концовка очерка:

"— Слушайте, — говорил мне один американец, — я знаю Европу. Не спорьте со мною. Я изъездил Италию и Грецию. Я видел Парфенон. Но все это для меня не ново. Знаете ли вы, что в штате Теннесси у нас есть Парфенон гораздо новей и лучше?
От таких слов и смеяться и плакать хочется. Эти слова замечательно характеризуют Америку во всем, что составляет ее культуру внутреннюю. Европа курит и бросает, Америка подбирает окурки, но из этих окурков растет что-то грандиозное".

Вроде бы комплимент сделал, но по сути пощечину отвесил. Или наоборот, жестко высмеял, но вывернул в итоге в сторону величия Америки. Такое чувство, что он видел грядущую эпоху во всем ее размахе, но заранее оплакивал ту роль, до которой будет низведена в ней культура.

И от этого ему было непереносимо тошно.

источник https://ok.ru/dzen/article/...

Думаете, что проблемы с алкоголем у Есенина были на протяжении всей творческой жизни. Ан нет! До 1922 года Есенин практически не пил. Первые тревожные звонки относятся к периоду знакомства с Айседорой Дункан, а в алкоголизм с последующими отягчающими обстоятельствами это переросло уже во время их заграничного путешествия.


Сергей Есенин и Айседора Дункан во время путешествия по Европе. Берлин, 1922 год.

На фотографиях с роскошных итальянских пляжей Есенин выглядел мрачнее тучи. А прекрасную Венецию и вовсе назвал грязной зеленой лужей.

Но не нужно думать, что он не оценил перспектив и потенциала этой страны. Например, он с негодованием отозвался о стихах Маяковского, где вообще не были упомянуты железная и гранитная мощь промышленности и архитектуры. От небоскрёбов, как от символов стремления ввысь, он тоже пришёл в неописуемый восторг. Ведь недаром именно после возвращения оттуда в стихах Сергея стали мелькать мотивы желательности научно-технического рывка и для России. «Полевая Россия, довольно Волочиться сохой по полям!»

Только вот расхождение между потребностью души и тела никак не вписалось в есенинскую систему ценностей. А «лечить» этот дисбаланс он предпочёл проверенным способом: эпатажем и алкоголем. А даже самое любящее сердце не вынесет постоянных оскорблений и даже рукоприкладства, ведь Сергей в порывах злости на равнодушную к нему страну стал вымещать всё накопившееся на жене. Итогом стало их расставание по возвращении в Москву.

Америка, занятая своими делами, фактически повернулась к своему талантливому гостю спиной. Даже приняла его в начале визита за рядового эмигранта, каких в то время были тысяч. Есенин отплатил ей тем же: в его поэтическом наследии ничего положительного он об этой стране не написал.

Кому от этого стало хуже? Это нам даже сейчас судить трудно. Только ясно, что мировая культура могла бы обогатиться, знай Сергей язык и будь более терпим к чужим ценностям. И лучше, конечно, чтобы уважение Америки и Есенина было взаимным.

Примерно тогда же он всерьёз начал интересоваться алкоголем. После этого турне в погоне за мировой славой Есенин вернулся безнадёжно сломленным.

Но даже спустя несколько лет он не смог забыть свою жену-иностранку. Накануне своей свадьбы с внучкой Л. Толстого он отправил Айседоре телеграмму: «Я люблю другую, женат и счастлив. Есенин». Последний крик больного и одинокого человека.

Поэт действительно вскоре женился – на внучке Льва Толстого, хотя так и не развелся официально с Дункан. Они больше не виделись.

Огонь страсти потух через два года после свадьбы. Пара рассталась, Айседора Дункан убегая от этих отношений решила покинуть СССР навсегда.

В Россию вернулся совсем другой Есенин: с зачатками сильного психического заболевания. Ежедневное беспробудное пьянство лишь усугубило нарождающееся безумие. Есенина отправили в психиатрическую клинику. Для того, чтобы понять, что тогда с ним происходило, достаточно прочитать поэму «Черный человек». Но тогда при своевременной медицинской помощи и теплой поддержке друзей его удалось спасти. Но им удалось только оттянуть приближение конца. Есенин погибал от того, что ненавидел себя самого. Мысли о собственной бездарности и никчемности, помноженные на мнительность и алкоголь, не давали ему спокойно жить.

18 сентября 1925 года он вступил в брак с Софьей Толстой, родной внучкой писателя. Еще одна дань великому человеку и чужой славе. Семейная жизнь не удалась, несмотря на то, что Софья Толстая-Есенина оказалась полной противоположностью Зинаиде Райх и Айседоре Дункан.

Единственной женщиной, которая имела влияние на поэта, была Галина Артуровна Бениславская. Она очень любила Есенина, несмотря на то, что они никогда не были близки физически. Только к ее чутким и очень женским советам прислушивался уже больной Сергей Александрович.

Через два года после расставания Есенин повесился.
Когда не стало поэта, она была разбита горем.
Когда Айседора узнала о самоубийстве Есенина, она погрустила и написала: «рыдала и страдала из-за него так много, что, мне кажется, исчерпала все человеческие возможности для страданий». От гонораров за все его стихи Дункан отказалась в пользу матери и сестер Есенина.

А в 1927 году в Ницце случилось страшное. Длинный красный шарф Айседоры Дункан, так красиво свободно развивавшийся на ветру, намотался на спицу колеса автомобиля, в котором она ехала. Петля затянулась вокруг ее шеи. Айседора пережила его всего на полтора года.

***

Августа Миклашевская: единственная любовь Есенина, оставшаяся безответной



Его, красивого и бесшабашного, всегда любили женщины, и он их любил: ярко, страстно, порывисто и… недолго.

Сергей Есенин и Августа Миклашевская встретились в августе 1923 года. Сердце его свободно – мог ли он устоять перед той, о которой говорили: «Красоты непомерной!»

Предыдущие отношения поэта (с Айседорой Дункан) были болезненными, дело шло к расставанию, поэтому он сразу откликнулся сердцем на новую любовь.
Однозначно, Миклашевская стала последним и решающим фактором для разрыва Есенина с Айседорой Дункан. Последняя боролась за отношения, не раз вступала в перебранки с молодой актрисой, пыталась уберечь своего возлюбленного от боли, которую ему могут причинить. Но что может удержать мужчину, если любовь и страсть застили ему глаза?

«Запретный плод» стал для него искушением. Поэт снова начал писать стихи о любви, но уже к другой женщине. Его сердце вновь было занято.
Знакомство с Августиной стало для Есенина глотком свежего воздуха.

Единственной женщине, которая не ответила Есенину взаимностью. Именно Августе Миклашевской были посвящены одни из самых проникновенных стихотворений цикла «Любовь хулигана».



«Большие карие глаза, прямой нос. Чудный маленький рот, ничего броского», – так описывала внешность Гути Миклашевской Анна Никритина
Их познакомила коллега Августы по Камерному театру, супруга поэта-имажиниста Анатолия Мариенгофа Анна Никритина. Сергей бросил на Августу быстрый и, казалось бы, мимолётный взгляд, но с того самого момента думать ни о ком другом уже не мог.

О жгучей брюнетке с бездонными, тёмными, как смородина, глазами, обольстительной улыбкой и гибким станом судачили, что она разбила не одно сердце. Дворянка, одна из двенадцати детей Леона (Леонида) Сергеевича Спирова, эта очаровательная девушка получила хорошее образование и обучалась в театральной школе при Ростовском драматическом театре.

К моменту судьбоносной встречи с Есениным тридцатидвухлетняя Августа – мать пятилетнего сына, она одинока и независима. Брак с сыном ростовского нотариуса Иваном Сергеевичем Миклашевским быстро превратился в формальность, поскольку, не прожив с мужем и года, Августа отправилась в Москву продолжать обучение актёрскому мастерству.



«Большая, статная. Мягко покачивались бёдра на длинных ногах. Не полная. Не тонкая. Античная, я бы сказал. Ну, Афродита, что ли. Голова, нос, рот, уши – точёные. Волосы цвета воробьиного крыла. <…> Глаза, поражающие в своём широком и свободном разрезе, безукоризненном по рисунку. Негромко говорила, негромко смеялась. Да нет, пожалуй, только пленительно улыбалась». Из воспоминаний Анатолия Мариенгофа об Августе Миклашевской
Вскоре молодая актриса увлеклась танцовщиком и балетмейстером Большого театра Львом Лащилиным, которого режиссёр Камерного театра, знаменитый Александр Таиров пригласил в качестве репетитора. Да какое там «увлеклась!» По признанию самой Августы Леонидовны – «совсем потеряла голову». Невзирая на то, что Лащилин был несвободен, отважилась на решительный шаг: «Как-то я сказала Лащилину, что хочу иметь ребёнка. Его ребёнка, а не вообще…» Тот не отговаривал Августу, однако заметил, что ей трудно будет поднимать малыша одной. «Тебя это не должно касаться. Ребёнок станет только моим», – ответила она.

Сын Игорь появился на свет 30 мая 1918 года, однако Лащилин, в отличие от возлюбленной, уладившей все формальности с бывшим мужем, вовсе не собирался разводиться с женой. Мальчик получил отчество Львович, но фамилию Миклашевский, против чего Лев Лащилин совсем не возражал.


Лев Александрович Лащилин

О знакомстве с Есениным сама Августа Леонидовна вспоминала так: «Познакомила меня с Есениным актриса Московского Камерного театра Анна Борисовна Никритина, жена известного в то время имажиниста Анатолия Мариенгофа. Мы встретили поэта на улице Тверской. Он шёл быстро, бледный, сосредоточенный. Сказал: «Иду мыть голову. Вызывают в Кремль» ("мыть голову" по-есенински означало "пойти к парикмахеру" – прим. автора). У него были красивые волосы – пышные, золотые. На меня он почти не взглянул»

Но, чему быть, того не миновать… Почти на том же самом месте, на Тверском бульваре, актриса и поэт встретились вновь через несколько дней – и опять случайно.
«...Долго бродили по Москве. Он был счастлив, что вернулся домой, в Россию. Радовался всему как ребенок. Трогал руками дома, деревья. Уверял, что все, даже небо и луна, у нас другие, чем там. Рассказывал, как ему трудно было за границей. И вот он "все-таки удрал"! "Он в Москве!". Целый месяц мы встречались ежедневно. Мы очень много бродили по Москве, ездили за город и там подолгу гуляли. Это был август... ранняя золотая осень... Под ногами сухие желтые листья. Как по ковру бродили по дорожкам и лугам. "Я с вами как гимназист", – тихо, с удивлением говорил мне Есенин и улыбался», - писала в своих воспоминаниях уже совсем пожилая Августа Леонидовна.

Есенин, наконец, влюбился всерьёз... Препятствием не стал и его катящийся под откос брак с Айседорой Дункан, продолжавшей всячески ограждать молодого мужа от влияния посторонних красавиц. «По смешному я сердцем влип», ‒ признавался в стихах поэт.

Дорогая, сядем рядом.
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.


Стала бы Миклашевская единственной вечной любовью Есенина? На этот вопрос сегодня вряд ли кто-нибудь ответит, да они и виделись-то всего несколько месяцев, но все же судьба попыталась сыграть с поэтом злую шутку. Сердце Августы оказалось занято совершенно недостойным ее чар персонажем: лысеющим профессиональным танцором Лащилиным, от которого она имела маленького сына. «Приходящий» муж удостаивал свою вторую семью редкими встречами, о сыне совсем не заботился. Но разве могут такие мелочи служить препятствием для самоотверженной любящей женщины?



Ответить на чувство Есенина Миклашеская не смогла, находясь к тому же на сложном и бесперспективном этапе своей жизни:

«У меня уже есть пятилетний ребёнок, его надо кормить, ухаживать за ним… У меня нет постоянного заработка… Мой Камерный театр бросил меня, оставил без работы… У меня уже есть один любимый человек, который, правда, не особо и любит меня… Так до поэта ли мне ещё сейчас – в моём невесёлом положении. Да, но это ‒ не просто какой-то литератор, ведь это – сам ЕСЕНИН…».

В дружеском общении с поэтом Миклашевская находила настоящее душевное отдохновение от проблем и будничной серости.

А Есенин и Миклашевская часами бродили по Москве, ездили за город, где подолгу гуляли. «Была ранняя золотая осень. Под ногами шуршали желтые листья… Есенин радовался всему, как ребенок, рассказывал, что истосковался по России.
«Я с вами как гимназист…» – тихо с удивлением говорил мне Есенин и улыбался. <…> Он мог часами сидеть смирно возле меня», – писала Августа в своём дневнике.

Заметался пожар голубой…
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
1923 г.

Рядом с ней он никогда не был грубым, напротив, казался Августе очень мягким и смирным.

Их часто видели вдвоем в кафе «Стойло Пегаса», где притихший Есенин мог часами смирно сидеть рядом с красавицей актрисой, а затем в ее квартире на Малой Никитской стали ежедневно появляться огромные букеты из роз, астр и хризантем, делая комнату похожей на рощу…

Интересный факт: это одно из немногих стихотворений поэта, в котором любовь – светлое чувство. Обычно в есенинских произведениях – это чума, омут, болезнь.

В стихотворении поэт явно говорит о том, что готов отречься от разгульной жизни ради девушки. Было бы это правдой, если бы Августина ответила взаимность? Едва ли. Но может выходки Есенина – это ответ на неустроенность его жизни, а не его реальное лицо? К сожалению, для нас это навсегда останется тайной.

Это золото осеннее,
Эта прядь волос белесых ‒
Все явилось, как спасенье
Беспокойного повесы.

«Как-то сидели в отдельном кабинете ресторана «Медведь» Мариенгоф, Никритина, Есенин и я, – вспоминала позднее Августа Леонидовна. – Он был какой-то притихший, задумчивый… – Я буду писать вам стихи. Мариенгоф смеялся: – Такие же, как Дункан? – Нет, ей я буду писать нежные… Первые стихи, посвященные мне, были напечатаны в «Красной ниве».

Вечный и самый близкий друг поэта Анатолий Мариенгоф говорил: «Их любовь была чистой, поэтической, с букетами роз, с романтикой… придуманной ради новой лирической темы. В этом парадокс Есенина: выдуманная любовь, выдуманная биография, выдуманная жизнь. Могут спросить: почему? Ответ один: чтобы его стихи не были выдуманными. Всё, всё – делалось ради стихов».

Выдуманная любовь… Неужели, это смелое утверждение на самом деле правда?

Сопоставление героини с осенью неслучайно. Таким образом поэт показывает, что его жизнь находится на этапе медленного увядания, и он готов покориться судьбе, стать другим и обрести покой.

Характер стихотворения нельзя назвать веселым, это печальное произведение. Жизнь поэта тесно переплелась с его любовными переживаниями, он не знает выхода. Но дает любви шанс изменить его, он готов к изменениям, однако ничего не происходит. Чувство не находит ответа. Еще одна нить, удерживающая поэта в жизни, обрывается.

Как вы думаете, любовь способна изменить человека или это выдумки романтиков?

По-смешному я сердцем влип,
Я по-глупому мысли занял.
Твой иконный и строгий лик
По часовням висел в рязанях.
Я на эти иконы плевал,
Чтил я грубость и крик в повесе,
А теперь вдруг растут слова
Самых нежных и кротких песен.
Не хочу я лететь в зенит,
Слишком многое телу надо.
Что ж так имя твое звенит,
Словно августовская прохлада?

***

Пускай ты выпита другим…
Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость.
О возраст осени! Он мне
Дороже юности и лета.
Ты стала нравиться вдвойне
Воображению поэта.
Я сердцем никогда не лгу,
И потому на голос чванства
Бестрепетно сказать могу,
Что я прощаюсь с хулиганством.
Пора расстаться с озорной
И непокорною отвагой.
Уж сердце напилось иной,
Кровь отрезвляющею брагой.
И мне в окошко постучал
Сентябрь багряной веткой ивы,
Чтоб я готов был и встречал
Его приход неприхотливый.
Теперь со многим я мирюсь
Без принужденья, без утраты.
Иною кажется мне Русь,
Иными — кладбища и хаты.
Прозрачно я смотрю вокруг
И вижу, там ли, здесь ли, где-то ль,
Что ты одна, сестра и друг,
Могла быть спутницей поэта.
Что я одной тебе бы мог,
Воспитываясь в постоянстве,
Пропеть о сумерках дорог
И уходящем хулиганстве.
1923 г.


***

Дорогая, сядем рядом…
Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
Это золото осеннее,
Эта прядь волос белесых —
Все явилось, как спасенье
Беспокойного повесы.
Я давно мой край оставил,
Где цветут луга и чащи.
В городской и горькой славе
Я хотел прожить пропащим.
Я хотел, чтоб сердце глуше
Вспоминало сад и лето,
Где под музыку лягушек
Я растил себя поэтом.
Там теперь такая ж осень…
Клен и липы в окна комнат,
Ветки лапами забросив,
Ищут тех, которых помнят.
Их давно уж нет на свете.
Месяц на простом погосте
На крестах лучами метит,
Что и мы придем к ним в гости,
Что и мы, отжив тревоги,
Перейдем под эти кущи.
Все волнистые дороги
Только радость льют живущим.
Дорогая, сядь же рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
1923 г.


***


Мне грустно на тебя смотреть…
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
1923 г.


***


Ты прохладой меня не мучай…
Ты прохладой меня не мучай
И не спрашивай, сколько мне лет,
Одержимый тяжелой падучей,
Я душой стал, как желтый скелет.
Было время, когда из предместья
Я мечтал по-мальчишески — в дым,
Что я буду богат и известен
И что всеми я буду любим.
Да! Богат я, богат с излишком.
Был цилиндр, а теперь его нет.
Лишь осталась одна манишка
С модной парой избитых штиблет.
И известность моя не хуже, —
От Москвы по парижскую рвань
Мое имя наводит ужас,
Как заборная, громкая брань.
И любовь, не забавное ль дело?
Ты целуешь, а губы как жесть.
Знаю, чувство мое перезрело,
А твое не сумеет расцвесть.
Мне пока горевать еще рано,
Ну, а если есть грусть — не беда!
Золотей твоих кос по курганам
Молодая шумит лебеда.
Я хотел бы опять в ту местность,
Чтоб под шум молодой лебеды
Утонуть навсегда в неизвестность
И мечтать по-мальчишески — в дым.
Но мечтать о другом, о новом,
Непонятном земле и траве,
Что не выразить сердцу словом
И не знает назвать человек.
1923 г.

Но для Августы Сергей Есенин так и остался только очень хорошим добрым другом.
Есть версия, что холодность актрисы к поэту обусловлена плохой славой о нем, которая гремела повсеместно. Не все хотели бывать в обществе «хулигана», способного на разные эпатажные выходки. Да, поэт не отличался хорошей репутацией.

Однажды вечером у соседа Августы, молодого режиссера Фореггера, гостил Владимир Маяковский. Он неожиданно постучал к ней под предлогом необходимости позвонить по телефону. Окинув взглядом, спросил «Вы Миклашевская?» И, получив утвердительный ответ, протянул: «Да…» Телефоном Маяковский так и не воспользовался. Он просто был наслышан о поразительной красоте Миклашевской от Есенина и хотел взглянуть на неё

За месяц до своей трагической гибели Есенин вновь зашёл к Миклашевской, у которой в то время тяжело болел маленький сын. Есенин долго сидел рядом, молча глядя на любимую и такую далекую от него женщину, затем встал и шепотом произнёс: «- Вот все, что мне нужно», - больше им не суждено было встретиться...

Августа Миклашевская пережила Есенина на полвека, но ни разу в жизни не откликнулась на назойливые просьбы устроителей концертов прочесть со сцены хотя бы одно из семи чудесных стихотворений из цикла «Любовь хулигана», посвящённых ей великим русским поэтом. 

Они встречались всё реже, каждый проживал свою жизнь и свою судьбу. «Я понимала, что переделывать его не нужно! Просто надо помочь ему быть самим собой. Я не смогла этого сделать. Слишком много времени приходилось тратить, чтобы заработать на жизнь моего семейства. О моих затруднениях Есенин ничего не знал. Я зарабатывала концертами. Мы продолжали встречаться, но уже не каждый день. Начались репетиции в театре «Острые углы», – вспоминала Миклашевская.

Потом Есенин долго лежал в больнице с повреждённой рукой, уезжал из Москвы по делам… Вернувшись и проезжая на извозчике, случайно увидел Августу, соскочил, подбежал к ней: «Прожил с вами уже всю нашу жизнь. Написал последнее стихотворение:

Вечер черные брови насопил. 
Чьи-то кони стоят у двора. 
Не вчера ли я молодость пропил? 
Разлюбил ли тебя не вчера? 
Не храпи, запоздалая тройка! 
Наша жизнь пронеслась без следа. 
Может, завтра больничная койка 
Упокоит меня навсегда. 
Может, завтра совсем по-другому 
Я уйду, исцеленный навек, 
Слушать песни дождей и черемух, 
Чем здоровый живет человек. 
Позабуду я мрачные силы, 
Что терзали меня, губя. 
Облик ласковый! Облик милый! 
Лишь одну не забуду тебя. 
Пусть я буду любить другую, 
Но и с нею, с любимой, с другой, 
Расскажу про тебя, дорогую, 
Что когда-то я звал дорогой. 
Расскажу, как текла былая 
Наша жизнь, что былой не была... 
Голова ль ты моя удалая, 
До чего ж ты меня довела?

Трудно представить себе, что эти строки писал тридцатилетний красавец, обласканный любовью женщин и страны, чьи сборники разлетались прямо из типографии.

Чтобы заполнить пустоту и сгладить смертельную тоску, Есенин то ложился в больницу лечиться от депрессии, то начинал обустраивать семейный быт. Так случилось, что поэт не имел даже комнаты в коммуналке. Его всегда готовы были приютить сердобольные женщины.
Как всегда тихо прочитал всё стихотворение и повторил: «Наша жизнь, что былой не была…»

«Мне хотелось встать и пойти за ним, – винила себя в разрыве Августа, – всё равно куда. Я передержала какую-то минуту, другую и поняла, что опять что-то бессмысленно сломала в себе…»

«Я видела, как ему трудно, плохо, как он одинок. Понимала, что виноваты и я, и многие ценившие и любившие его. Никто из нас не помог ему по-настоящему. Он тянулся, шёл к нам. С ним было трудно, и мы отходили в сторону, оставляя его одного». Из воспоминаний Августы Леонидовны Миклашевской «Встречи с поэтом», опубликованных в 1965 году.


В ноябре 1925 года Августа Миклашевская и Сергей Есенин виделись в последний раз. В декабре раздался тот самый телефонный звонок: ей сообщили, что Есенина не стало. «Всю ночь мне казалось, что он тихо сидит у меня в кресле, как в последний раз сидел».


Августа Леонидовна Миклашевская в своей квартире, 1976 год

28 декабря 1925 года Сергея Есенина не стало. Августа Миклашевская пережила его на 52 года, ее не стало в 1977 году. И до последних дней она жалела, что не смогла его спасти...


***

Чтобы заполнить пустоту и сгладить смертельную тоску, Есенин то ложился в больницу лечиться от депрессии, то начинал обустраивать семейный быт. Так случилось, что поэт не имел даже комнаты в коммуналке. Его всегда готовы были приютить сердобольные женщины.

Известно, что Есенин довольно часто посещал кабаки и увеселительные заведения в Москве.

У Есенина много произведений, посвященных женщинам. Но в любви он, похоже, счастлив не был. Все три брака были омрачены разочарованиями и расставаниями, а мелкие романы были слишком банальными, чтобы по-настоящему успокоить душу поэта. Есенин, как все люди искусства, не был лишен эгоцентризма, и в то же время он не был жесток к женщинам. Но в этом стихотворении он очень грубо говорит о проститутках, которые скрашивали его вечера. Насколько это оправданно решайте сами. Он презирает этих женщин, но тут же показывает, что он также низко пал, как и они: «Я средь женщин тебя не первую, много вас».


Сыпь, гармоника! Скука… Скука…
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали,
Невтерпеж!
Что ж ты смотришь так синими брызгами,
Иль в морду хошь?

В огород бы тебя, на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая!
Пей, выдра! Пей!
Мне бы лучше вон ту, сисястую,
Она глупей.

Я средь женщин тебя не первую,
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.

Чем больнее, тем звонче,
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Иди к чертям.

К вашей своре собачьей
Пора простыть.
Дорогая… я плачу…
Прости… прости…
<1923>

Стоит отметить, что это стихотворение наполнено обилием ненормативной лексики. Через нее автор выплескивает накопившейся негатив. Возможно, поэтому оно и признано одним из самых грубых и нецензурных произведений Есенина. Автор словно хочет показать, что его душа не способна более выносить боль. Он не хочет больше страдать, в чем-то разочаровываться, хочет любви и понимания.

С другой стороны, он будто пытается сказать, что мир слишком жесток, что надо смириться с этим, потому что нет смысла бороться с судьбой. Он как будто просит прощения за то, что так долго не мог найти для себя покой.

Можно конечно подумать, что это некое хвастовство, которое присуще многим молодым людям, но здесь явно заложен другой смысл.

Сюжет строится на диалоге, в котором поэт пытается задеть проститутку, напоминая ей, что ее «измызгали», а она, видимо, в свою очередь, дает понять ему, что жизнь его также ничтожна.

Ему всегда не хватало теплых отношений, но и выбирал он не совсем тех женщин. Стоит отметить, что в начале стихотворения автор сразу поясняет, что ему все это уже наскучило. Легкие связи и непродолжительная любовь за деньги – не то, к чему он стремился. При этом мы видим, как он разграничивает чувство и физическую потребность в удовлетворении, позволяя двум понятиям полноценно существовать друг без друга, быть независимыми.

Еще одна важная деталь прорисовывается в ходе диалога, Есенин заверяет, что не покончит с собой. А, значит, мысли у поэта уже проскальзывали, но пока он их яростно пытается отвергнуть.

В конце стихотворения поэт как будто признает, что он одинок, и просит у женщины прощения и совета, как ему быть, ведь его жизнь теряет смысл. Он понимает, что не в силах справиться со своим одиночеством, так как не может жить без любви. Возможно, именно поэтому он так отчаянно пытался найти ее в мимолетных связях, но не находил. Алкоголь и музыка тоже не помогли ему. Осознав общность своей судьбы с жизненным путем проститутки, он в слезах просит его простить.

Свой последний день рождения, тридцатилетний юбилей, он решил отметить именно в этом образе. Приехав к друзьям в кафе в крылатке и цилиндре, сначала немного смущался. А потом спросил: -Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим.

Но это новая маска не радовала ни самого поэта, ни его окружающих.

Пьяный Есенин в Пушкинской крылатке был уже героем другой сказки. Про человека, потерявшего себя. В последний год жизни в разговорах и письмах к друзьям он жаловался, что исписался.

Хотя в это время он писал много прекрасных, пронзительных стихотворений.

Не вчера ли я молодость пропил?
Разлюбил ли тебя не вчера?
Не храпи, запоздалая тройка!
Наша жизнь пронеслась без следа.
Может, завтра больничная койка
Упокоит меня навсегда.

Трудно представить себе, что эти строки писал тридцатилетний красавец, обласканный любовью женщин и страны, чьи сборники разлетались прямо из типографии.

За последние два года тексты Есенина наполнились грустью.
Есенин. Он, пожалуй, один из немногих, кто умел говорить с душой прямо. Без лозунгов. Его стихи – это не просто слова. Это дыхание России. Той самой, настоящей. Где пахнет полем. Где берёзы стоят, как молчаливые свидетели всего, что было.

Вот эти строки – как откровение:

Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
Милые берёзовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть своей тоски.

Слишком я любил на этом свете
Все, что душу облекает в плоть.
Мир осинам, что, раскинув ветви,
Загляделись в розовую водь.
Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве,
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь.

Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.


Проблемы и последние годы жизни
К 1920 году Есенин уже считался признанным поэтом. Он снова переехал в Москву и воодушевлённо встретил приход советской власти. Постепенно в его творчестве стали появляться мотивы разочарования.

Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб

В этот период поэт всё чаще увлекался алкоголем и терпел неудачи в любви. Он расстался с актрисой Зинаидой Райх, а роман со знаменитой Айседорой Дункан сопровождали свидетельства постоянных скандалов.

За время пребывания в Москве на Есенина завели несколько уголовных дел. В 1923 году случилось «Дело 4 поэтов». Есенина обвинили в антисемитизме, за которое могло грозить наказание вплоть до смертной казни.

Историю падения Сергея Есенина в алкогольную пропасть можно отследить по некоторым фактам его биографии:

1915 год. Переезд в Петербург, первые публикации в периодических изданиях, выход первого сборника стихов. Женитьба на театральной актрисе Зинаиде Райх.

1919 год. Развод с женой. Пьянство и сопутствующее ему не совсем адекватное поведение — во время выступления в кафе «Домино» обматерил сидящих в зале сотрудников ЧК. С друзьями-поэтами как-то ночью расписывает своими стихами Спасский монастырь.

1922 год. Женится на Айседоре Дункан, американской танцовщице, путешествует с ней по миру. При этом почти все время беспробудно пьёт. Бывало такое, что поэт держал у себя под кроватью ведро с пивом, чтоб и самому можно было выпить, особо не напрягаясь, и друзей угостить. В это же время было написано одно из самых ярких произведений — «Пугачёв».

1924-1925 годы. Выход книги «Москва кабацкая», написание поэмы «Чёрный человек». Но алкогольная деградация прогрессирует. Поэт срывает сроки сдачи стихов на публикацию, взяв деньги авансом. Редакторы угрожают прекратить сотрудничество, пока Есенин не возьмётся за ум.

Конец 1925 года. Поэт уже весь во власти алкогольной депрессии, о чём свидетельствуют неоднократные попытки суицида — лечь под поезд, выброситься из окна, зарезаться ножом. Кричащий поступок накануне гибели — 27 декабря. Есенин хотел записать новые строки стихов, но в номере «Англетера» не оказалось чернил. Поэт разрезает руку и пишет стихотворение. Кровью.
На следующий день его находят повесившимся.

В свои последние годы Есенин словно стремился окунуться во всю грязь тогдашнего общества, упасть на самое его дно. Но в это же время были созданы самые сильные его произведения.
Его стихи, написанные в период алкогольной зависимости, отличаются особой глубиной и проникновенностью. Они отражают душевные страдания поэта, его борьбу с самим собой и окружающим миром. Есенин сумел передать свои чувства и переживания через поэзию, став настоящим голосом своего времени.

Стихотворение "Грубым дается радость" - это какие-то "вести из кабака". Но есть в них такой надрыв, такая тихая мольба, столько боли. Некоторые строчки всплывают в памяти в самые неподходящие моменты. В том и гениальность великих поэтов. Увидеть в обыденном, скучном зрелище такие смыслы:

Грубым дается радость…
Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.
Жаль мне себя немного,
Жалко бездомных собак.
Эта прямая дорога
Меня привела в кабак.
Что ж вы ругаетесь, дьяволы?
Иль я не сын страны?
Каждый из нас закладывал
За рюмку свои штаны.
Мутно гляжу на окна,
В сердце тоска и зной.
Катится, в солнце измокнув,
Улица передо мной.
А на улице мальчик сопливый.
Воздух поджарен и сух.
Мальчик такой счастливый
И ковыряет в носу.
Ковыряй, ковыряй, мой милый,
Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь.
Я уж готов… Я робкий…
Глянь на бутылок рать!
Я собираю пробки —
Душу мою затыкать.
1923 г.

На первый взгляд, это стихотворение - обычное нытье завсегдатая кабака. Всем им там "ничего не надо", "но себя немного жаль". Но вот эти строки про мальчика - это супер. Такие аналогии провести - сильно. Сразу врезается в память. Гениальные строки:

Ковыряй, ковыряй, мой милый,
Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь.
И окончание:

Я собираю пробки -
Душу мою затыкать.

Видно, и правда, невыносимо было жить Есенину. Слишком много дыр образовалось. Черных дыр, как во Вселенной, которые засасывали всю радость. Вот так и бывает. Начнет человек копаться, да размышлять. А почему это, а что там, а как это устроено - и все, пиши пропало.

Сложно быть нежным. Притворялся поэт грубым, а радости не было. Потому что нежным дается печаль. Ранимым быть плохо, а нужно быть грубым. Тогда и радость, и все блага. И в носу можно ковырять хоть всем пальцем. А нежные все больше в душу попадают, что куда хуже.

100 лет назад у Сергея Есенина вышел сборник "Стихи скандалиста".
А за полгода до своей смерти он написал стихотворение про жизнь, в которое вложил всю свою глубину души и философию, а его поэтический дар помог понять состояние поэта.

ЖИЗНЬ - ОБМАН
Жизнь — обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.

Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: «Лишь сердце потревожь,
Жизнь — обман, но и она порою
Украшает радостями ложь».

Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе.

Хорошо в черемуховой вьюге
Думать так, что эта жизнь — стезя.
Пусть обманут легкие подруги,
Пусть изменят легкие друзья.

Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык.
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.

Холодят мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил — забыли про меня.

Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле, мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю.


Софья Толстая - последняя жена Есенина.


С. А. Есенин и С. А. Толстая-Есенина Дата1925

С Софьей Есенин познакомился на квартире Галины Бениславской — когда Толстая стала собираться домой, решили, что проводит ее Сергей, потому что было поздно. Эта прогулка стала роковой в жизни последней женщины Есенина:

Мы вышли с ним вместе на улицу и долго бродили по ночной Москве… Эта встреча и решила мою судьбу…
С этой встречи они практически не расставались, как обычно и случалось с Есенинской любовью.
Софья Андреевна влюбилась в Есенина сразу, окончательно и бесповоротно. Поэт часто приходил в квартиру Толстых в Померанцевом переулке. Они практически не расставались.

Неизвестны подробности этой ночной прогулки, но сразу после первого свидания Есенин предложил Софье Андреевне, как обычно говорят в таких случаях, руку и сердце. Удивительно не то, что Есенин так быстро пошел на столь ответственный шаг, а то что Софья Толстая быстро дала согласие стать его невестой. А Сергей просто взял то, что шло в руки. Этому её решению удивлялись многие.

С внучкой писателя Льва Толстого Софьей Есенин познакомился незадолго до гибели. Она прекрасно понимала, что уставший от жизни поэт мечтает о покое и уюте.

Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.
Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину.

Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит,
Словно синие листья червь?
Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед, —
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет.

Превращается в пепел и воды,
Когда цедит осенняя муть.
Мне не жаль вас, прошедшие годы, —
Ничего не хочу вернуть.
Я устал себя мучить бесцельно,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца…

И теперь даже стало не тяжко
Ковылять из притона в притон,
Как в смирительную рубашку,
Мы природу берем в бетон.
И во мне, вот по тем же законам,
Умиряется бешеный пыл.
Но и все ж отношусь я с поклоном
К тем полям, что когда-то любил.

В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве, —
Шлю привет воробьям, и воронам,
И рыдающей в ночь сове.
Я кричу им в весенние дали:
«Птицы милые, в синюю дрожь
Передайте, что я отскандалил, —
Пусть хоть ветер теперь начинает
Под микитки дубасить рожь».

Однажды во время одной из прогулок Софья и Сергей по­встречали на бульваре цыганку с попугаем. Дали ей на гаданье мелочь, и попугай вытащил большое медное кольцо для Есенина. Цыганка надела это кольцо Сергею Александровичу, а он вскоре подарил его Соне. Она поджала кольцо под свой размер и носила его потом всю жизнь между двумя другими своими кольцами.  Как говорят очевидцы, это был единственный романтичный поступок в их семейной жизни.

В 1925 году Сергей переехал к Софье, в этот же год сделал ей предложение и посвятил стихотворение «Видно, так заведено навеки…»:

14 июля в Константинове Есенин написал стихотворение «Видно, так заведено навеки…»

Видно, так заведено навеки,
К тридцати годам перебесясь,
Всё сильней прожжённые калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.
Милая, мне скоро стукнет тридцать.
И земля милей мне с каждым днём.
От того и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнём.
Коль гореть, так уж гореть, сгорая.
И не даром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая, —
Знак того, что вместе нам гореть.
То кольцо надела мне цыганка,
Сняв с руки, я дал его тебе.
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
В голове болотный бродит омут.
И на сердце изморозь и мгла.
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала.
Может быть, целуясь до рассвета,
Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного, глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.
Ну и что ж! Пройдет и эта рана.
Только горько видеть жизни край,
В первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай.

Родственники Толстой сочувствовали такому браку, но Софья говорила, что хочет жить только для него.

Когда Есенин сделал ей предложение, Софья была на седьмом небе от счастья. 2 июля 1925 г. она писала другу Толстых Анатолию Кони: «За это время у меня произошли большие перемены — я выхожу замуж. Сейчас ведётся дело моего развода, и к середине месяца я выхожу замуж за другого… Мой жених поэт Сергей Есенин. Я очень счастлива и очень люблю». Есенин тоже с гордостью говорил друзьям, что его невеста — внучка Толстого.


Есенин и Софья справа

https://my.mail.ru/community/ludigenii/39312C2EB76238D2.html#comment_040B3D58F6A88B9C