Воспоминания князя Дундукова-Изъединова (Льва Ивановича)
Рассказано самим князем, служившим Л.-Гв. в Гусарском Его Величества полку, в то время когда Государь Император, будучи Наследником, командовал в полку эскадроном.
«В связи с юбилеями 1812 и 1613 годов одна мелкопоместная помещица Курской губернии, имение которой за долги ее покойного мужа (9.000 рублей) продавалось с торгов, обратилась к губернскому предводителю дворянства, князю Л.И, Дундукову-Изъединову с просьбой ходатайствовать перед Государем помочь выкупить ее имение. Дундуков, будучи в Ялте, на приеме у Государя, окончив свой доклад, складывал бумаги в портфель, когда Государь, увидав оставшуюся там бумагу, спросил: «А это что?» Кн. Дундуков доложил, что это одно необоснованное, незаконное прошение. «Как незаконное?» — и взяв бумагу пробежал ее. «Оставьте мне это. Но никому не говорите. Я запрещаю Вам. Я сделаю, что могу».
Через некоторое время кн. Дундуков был вызван Государем в Петербург.
«Мой вызов Вас удивил? Вы помните о незаконном прошении, который Вы, мне передали в Ялте? Так вот: передайте 12.000 рублей, 9.000 - чтобы выкупить имение, и 3.000 – для покупки инвентаря».
Князь не выдержал и заплакал. Государь его обнял и повторил опять, чтобы он никому не говорил об этом.
Вернувшись в Курск, кн. Дундуков отправился к старушке, чтобы передать ей деньги от Государя.
«Ну что, батюшка, отказано?» — «Нет, матушка, не отказано. Его Величество посылает Вам 9 000 на выкуп имения и 3 000 на инвентарь». Старушка — в обморок. Затем написала письмо Государю на старом клочке бумаги, который нашелся в доме.
При следующем своем приеме у Государя кн. Дундуков передал Ему письмо, Государь, всегда сдержанный, еле мог сдержать своего волнения при чтении письма. Слезы наполнили Его глаза, губы дрожали и бумага чуть не упала из Его рук».
Из воспоминаний ген. А.А. Мосолова (Еженедельник Высшего Монархического Совета № 19 от 19.12.1921 г.)
Государь возвращался с охоты. Его запряженная тройкой коляска въезжала на обширный двор Скерневицкого дворца. У самых ворот какая-то старушка, быстро отделившись от толпы, бросилась на колени, размахивая прошением. Лошади испугались, подхватили и понесли по направлению ко дворцу. Казак Конвоя Его Величества, ординарец Государя, стоявший у подъезда, бросился навстречу лошадям, ухватился за поводья коренника и остановил тройку. Все это произошло в несколько мгновений.
Когда я подъехал во второй за государевой тройкой, Его Величество уже вышел из экипажа и спокойным голосом расспрашивал ямщика, почему испугались лошади. Узнав, что казак остановил лошадей, Государь приказал позвать его, но оказалось, что его снесли в приемный покой.
Обратившись ко мне, Государь сказал: «Отнесите ему сейчас подарок от Меня и скажите, что завтра Я сам приеду поблагодарить его за молодецкий поступок». Направляясь ко дворцу и отделившись от сопровождающих, Государь снова позвал меня:
«Пойдите и узнайте, какое прошение эта старушка хотела мне подать, и присмотрите... чтобы... полиция... — Государь как бы запнулся, видимо, подыскивая подходящее слово, я позволил себе досказать: — не перестаралась»; Государь улыбнулся доброю, незабвенной для меня улыбкой и сказал: «Вот именно».
У ворот я нашел старушку, окруженную толпой и полицией, взял у нее прошение о пособии, приказал проводить ее домой и на другой день прислать ко мне за вспомоществованием.
Казак был только ошеломлен сильным ударом и отделался легкими ушибами.
На следующий дань он явился на службу и получил из собственных рук Его Величества золотые часы с вензелем Государя.
Из воспоминаний генерала П.Н. Краснова
Описывая посещения Государем Императором различных частей войск, ген. Краснов пишет:
"Но когда Государь видел особенно счастливое лицо, непринужденную улыбку, первый раз стоявшего перед ним солдата, когда строго заученные, трафаретные, уставные солдатские ответы вдруг срывались на простодушно-интимные, мужицкие, мягкая улыбка появлялась на лице Государя; стальной блеск голубым огнем сиявших серых глаз смягчался, и Государь задерживался дальше...
Смотр стрельбы. Маленький, крепкий солдат 147-го пех. Самарского полка, коренастый, ловкий на диво выправленный, стоял перед Государем. Государь, взявши его мишень, рассматривал попадания. Четыре пули можно было ладонью накрыть; все около нуля, пятая ушла вправо.
"Эх, куда запустил, - отдавая мишень солдату, сказал Государь. - В седьмой номер. Весь квадрат испортил. Рука, что ли, дрогнула?"
"Ничего не дрогнула, Ваше Императорское Величество; у меня не дрогнет, не бойсь... не такая у меня рука", - бойко ответил солдат.
"Однако пуля почему-то ушла у тебя в 7-й номер. За спуск, что ли, дернул?"
"Это я-то дерну? Да побойся Ты Бога! Я за белками с малолетства хожу... И я дерну!"
С командиром полка готов был сделаться удар. На лице Государя сияла его обычная, несказанно добрая улыбка.
"А вот и дернул", - посмеиваясь над солдатом, сказал Государь.
"Нет не дернул... А так толкнуло что-то под руку. Нечистая сила толкнула... Он враг, он силен, без молитвы пустил".
"Вот это и есть дернул! Ты какой губернии?" - Сразу становясь серьезным, солдат быстро выпалил:
"Олонецкой, Ваше Императорское Величество".
"Ну спасибо. Все-таки отличный квадрат", - и Государь передал охотнику на белок коричневый футляр с часами".
Из воспоминаний генерала П.П. Орлова
П.П. Орлов, будучи дежурным флигель-адъютантом в Петергофе в 1908 году и собираясь ложиться спать, услышал в соседней (приемной) комнате шум и голоса. Войдя в эту комнату, он увидел какую-то женщину, всю в слезах, которая умоляла быть допущенной до дежурного флигель-адъютанта. Было около 12 час. ночи. Ген. Орлов ввел ее в комнату и успокоил, как мог. Она рассказала, что она - невеста студента. Он чахоточный. Войдя в партию социалистов-революционеров, он не мог больше выпутаться и выйти из партии и против своей воли сделался членом боевой организации. Узнав о целях этой организации, он хотел ее покинуть, но был удержан силой. Организация была арестована, и он также. Но он не виновен. Он осужден на смертную казнь и завтра должен быть казнен. Умоляет все сказать Государю, просить его помиловать, чтобы он мог бы умереть собственною смертью, т.к. ему осталось недолго жить.
Мольбы женщины подействовали на ген. Орлова. Он приказал подать тройку и поехал в Александрию, место пребывания Государя.
Разбудив камердинера Государя, просил о себе доложить. Государь вышел. «Что случилось?» — спросил Он спокойно. Ген. Орлов доложил и подал прошение. Прочитав его, Государь сказал:«Я очень благодарю Вас за то, что Вы так поступили. Когда можно спасти жизнь человеку, не надо колебаться. Слава богу, ни Ваша, ни Моя совесть не смогут нас в чем-либо упрекнуть. Государь вышел и, вернувшись, передал ген. Орлову 2 телеграммы: на имя Министра юстиции и коменданта Петропавловской крепости: «Задержите казнь такого-то. Ждите приказаний. Николай». «Бегите, — прибавил Государь, — на Дворцовый телеграф, отправьте телеграммы и одновременно телефонируйте министру юстиции и коменданту, что телеграммы посланы и что они должны принять меры».
Ген. Орлов исполнил приказание и, вернувшись в дежур-комнату, сообщил женщине результаты. Она упала в оборок.
Год спустя ген. Орлов, не зная, что сталось с помилованным, получил однажды письмо из Ялты. Письмо было от невесты помилованного, которая сообщала, что ее жених по приказанию Государыни был осмотрен придворным врачом послан за счет Государыни в Крым. Она добавила, что ее жених совсем поправился и они теперь женаты. Просила об этом довести до сведения Государя, благодарить Его еще раз, что Он спас жизнь ее мужу и они счастливы.
«Что бы ни случилось, мы готовы отдать свои жизни за Государя», — оканчивала она свое письмо.
Орлов доложил Государю. «Видите, как Вы хорошо сделали, что послушались Votre Inspiration, Вы осчастливили двух людей», — сказал Государь.
Из детских воспоминаний С.Я. Офросимовой
"Особенно мне памятна одна всенощная в Федоровском соборе в Царском Селе, куда могли ходить и посторонние люди.
Я стою в церкви впервые после перенесенной тяжелой болезни. Прислонившись к стенке от слабости, я напряженно ожидаю приезда Государя... Вдруг скрипнула боковая дверь и широко распахнулась. Вошел Государь с Великой княжной Ольгой Николаевной. Они становятся на своем обычном месте... В церкви становится все жарче; кадильный дым вьется клубами под низкими сводами. Крупные капли пота выступают на бледном лбу Государя. Он подзывает к себе адъютанта и тихо просит открыть боковую дверь.
Снова видна снежная дорога, на которую падают быстро кружащиеся снежинки.
Морозный воздух охватывает меня, пронизывает насквозь ослабевшее после болезни тело. Моя мать, напуганная моей болезнью, с тревогой накидывает на меня шубу и озабоченно спрашивает, не холодно ли мне.
Государь оборачивается на мой кашель и замечает, как моя мать меня укутывает. Его глаза с лаской и участием останавливаются на мне. Затем он снова подзывает адъютанта, и я слышу тихо, но четко сказанные им слова: "Закройте дверь, этой девочке холодно". Его приказание исполняется. Мы стоим несколько минут растроганные и взволнованные и затем уходим из церкви, чтобы дать возможность Государю снова открыть дверь".
Из воспоминаний генерала Кондзеровского
В первый год войны, когда Верховным Главнокомандующим был Великий Князь Николай Николаевич, Государь Император неоднократно приезжал в Ставку. В один из приездов Его Величества произошел следующий, весьма характерный эпизод: это было весною 1915 года. Погода была хорошая, Государь обедал в большой палатке Великого Князя, и приглашены старшие чины штаба и свита Государя и Великого Князя. Я сидел недалеко от Его Величества, наискосок.
К тому времени Государь знал всех старших чинов Штаба и знал, что я егерь.
Отчего-то стали вспоминать Красносельские лагеря и заговорили о стариках-фельдфебелях.
Его Величество стал называть по фамилиям и вспоминать фельдфебелей шефских рот. Дошла очередь до егерей, Его Величество обратился ко мне, я говорю: «Гостилов, Ваше Величество». «Нет, Кондзеровский, это молодой, а старик прежний фельдфебель, помните, он еще говорил так», — и Его Величество прекрасно показал, как рапортовал наш старик.
Мне, как и сейчас, точно что-то забило в голову, не могу вспомнить фамилию.
«Как мне не стыдно. Ваше Величество, но фамилию забыл, помню старика прекрасно, а фамилию вспомнить не могу — «Ну погодите, Я вспомню».
Его Величество продолжал разговор о других фельдфебелях, но очень скоро обращается ко мне и говорит: «Шалберов».
«Так точно, Ваше Величество, Вы меня совсем пристыдили».
Ф.В. Винберг «Крестный путь», стр. 198
Один из правых членов Государственной Думы (III созыва) сблизился с депутатом от крайне левой партии (трудовиком). У них установились очень хорошие отношения, личные, основанные на взаимном уважении и общности многих точек зрения.
Как-то раз правый депутат в разговоре с Государем рассказал Ему об этой странной близости, установившейся между ними. Государь ответил: «Ничего странного в этом случае не вижу. Все произошло у вас вполне нормально и естественно. Встретились два порядочных человека и сумели освободиться от партийных перегородок. Эти перегородки всегда чрезвычайно искажают простые, искренние человеческие взаимоотношения. В результате оба оценили друг друга, и, наверное, оба выиграли от своего общения не только, как вообще хорошие люди, но и как политические деятели.
На следующий день правый депутат рассказал об этом трудовику, который дико посмотрел на него и отошел, но через день, волнуясь сказал: "Вы вчера всю душу мне перевернули. Я всю ночь проплакал; какую хорошую и глубокую мысль высказал Государь. Как жалко, что мы, левые, так мало знаем. Как жалко, что мы имеем такие превратные сведения".
А. Танеева (Вырубова) "Страницы моей жизни"
Императрица ездила с дочерьми в Наугейм, любовалась магазинами и иногда заходила что-нибудь купить. Раз как-то приехал в Хомбург Государь с двумя старшими великими княжнами; дали знать, чтобы я их встретила. Мы более часу гуляли по городу. Государь не без удовольствия рассматривал выставленные в окнах магазинов вещи. Вскоре, однако, нас обнаружила полиция: откуда-то взялся фотограф, и снятая фотография появилась затем на страницах журнала "Die Woche". Идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданного свалился на мостовую ящик. Государь сейчас же сошел с панели, поднял с дороги тяжелый ящик и подал почтовому служащему; тот едва его поблагодарил. На мое замечание, зачем он беспокоится, Государь ответил: "Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети".
