Однажды, какъ говорятъ, эллины
обстригли его, посадили при
входѣ въ такъ называемый Серапеумъ,
т.е. въ капище ихъ идола и велѣли
ему раздавать пальмовыя вѣтви
приходившимъ для нечестиваго
служенія и поклоненія идолу.
Взявъ вѣтви, Оригенъ, безъ всякой
робости и колебанія, воскликнулъ
громкимъ голосомъ и дерзновенно:
«Идите, пріимите не идольскую вѣтвь,
а вѣтвь Христову»

 

Св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,1-2

Оригенъ; Ѳеомахъ, скептическій слушатель Оригена; Паломникъ.

 

Ѳеомахъ:Привѣтствую тебя, Оригенъ, славный мужъ, мудрость мудрецовъ посрамляющій и безсильный противъ тѣхъ, для кого звонъ монетъ заглушаетъ твою пѣснь пѣсней! Думаешь, этого не случится и съ той религіей, за которую теперь ты, лысый, осмѣянный и оплеванный, сидишь у воротъ побѣдившаго тебя бога и не знаешь, чѣмъ бы тебѣ заняться прежде начала его торжествъ, христіанинъ, зовущій поклониться Серапису?

Оригенъ: Привѣтствую, Ѳеомахъ! Да, я христіанинъ. Но, хотя храмъ этотъ принадлежитъ Серапису, вѣтви въ моихъ рукахъ — Христа-Побѣдителя.

Ѳеомахъ: Побѣдителя! Ужъ лучше бы онѣ принадлежали Серапису! Воистину, міръ ещё не видѣлъ болѣе глупой религіи! Вы, христіане, поклоняетесь какому-то распятому галилеянину, который собралъ къ себѣ всякій нечестивый безродный сбродъ, ѣлъ и пилъ съ пьяницами и блудницы украшали всё ихъ весёлое общество.

Оригенъ:Вижу, Ѳеомахъ, ты уже получилъ откровеніе «Истиннаго слова». Послушай-же и тѣхъ, кто имѣеетъ откровеніе Слова Истины.

Ѳеомахъ: Извѣстно и это мнѣ. Полагаю, ты хочешь сказать, что вовсе не блудницы украшали ихъ общество. Женщинъ вѣдь, какъ недостойныхъ жизни, распятый разбойникъ дѣлалъ по всему мужчинами[1], такъ?

Оригенъ:Нѣтъ, Ѳеомахъ, не такъ. А, если женщина и недостойна жизни, какъ нѣгдѣ сказано и не нами, то и это мы не такъ понимаемъ. Что-же ты видишь плохого въ томъ, чтобы душа, будучи подобною женщинѣ какъ немощнѣйшая и колеблющаяся, оставила всё, что направляетъ её къ погибели и ослабляетъ её и, укрѣпишись такъ въ добродѣтели и чистотѣ духа, вновь стала непорочной, чистой и сильной, но не мужчиной, а дѣвою, какъ говоритъ о томъ и Премудрое Слово, когда обрѣтаетъ душу, въ Него погружённую: «Прекрасна ты, о близкая Мнѣ, прекрасна ты; глаза твои голубиные[2]»? Ибо какіе ещё глаза голубиные, какъ не цѣломудренные, смотрящіе прямо безъ тѣни помысла?

Ѳеомахъ:  Такъ вы, стало быть, гнушаетесь установленіями природы? Не сама-ли природа влечетъ насъ къ женамъ, и тѣмъ повелѣваетъ лишать ихъ дѣвства, чтобы разрѣшить охватившую насъ тоску и, кромѣ того, имѣть въ нихъ сосудъ для продолженія рода?

Оригенъ: Не запрещено намъ въ бракъ вступать и рожать дѣтей, хотя и говоритъ Апостолъ, что безбрачіе лучше[3]. Безбрачіе, но не безплодіе. Ибо когда душа, которую грѣхъ содѣялъ большею частью безплодною, осознаётъ безчадіе собственныхъ помышленій, въ которыхъ гибнетъ и остается безъ плода многозаботливый умъ, въ постоянной молитвѣ она зачинаетъ отъ Святаго Духа спасительныя словеса мудрости, преисполненныя видѣній истины, которыя обрѣтаютъ въ ней свое рожденіе[4]. Полагаю, что и первые люди, доколѣ не отпали отъ Бога, пока укрыты были они Его сіяніемъ, могли зачинать и рожать во свѣтѣ божественной Истины благословенныя мысли, слова и благодѣянія.

Ѳеомахъ: Говорю тебѣ, оставь эти вѣтви Серапису! Развѣ не учите вы, прикрываясь знаніемъ истины, тому-же, что и тѣ, кто вѣритъ слѣпому сказителю?

Что среди смертныхъ позоромъ слывётъ и клеймится хулою —

То на боговъ возвести вашъ Гомеръ съ Гесіодомъ дерзнули.

Красть, и прелюбы творить, и другъ друга обманывать хитро[5].

Богъ, справедливо наказавшій созданныхъ имъ людей (что не удивительно, ибо каждый богъ норовитъ какъ-нибудь навредить тому, что самъ-же и сдѣлалъ неправильно), вдругъ отчего-то посылаетъ собственнаго Сына, который гибнетъ самой унизительной смертью, и эта смерть оказывается пріятной Отцу, отчего Онъ всѣмъ объявилъ прощеніе. Да и не сразу, замѣть, а выжидаетъ поколѣніе за поколѣніемъ, услаждаясь собственной мстительностью и людскими несчастьями; потомъ изъ дочерей человѣческихъ выглядываетъ себѣ дѣвицу, подобно Зевсу, постоянно плѣняемаго красотой смертныхъ жёнъ, съ которыми онъ, желая совокупиться, достигалъ цѣли превращаясь то въ одно, то въ другое; и вотъ, онъ, повторяя всё сказанное о Зевсѣ, обольщаетъ её и входитъ въ неё въ образѣ голубя, и отъ этого союза рождается Іисусъ, лучшій изъ смертныхъ, смерть котораго удовлетворила всю его кровожадность.

Оригенъ: Ты, я гляжу, внимательно изучилъ наши книги.

Ѳеомахъ: Объ этомъ говорятъ повсюду лучше всяческихъ книгъ.

Оригенъ: Если бы, Ѳеомахъ, вѣроучительныя книги іудеевъ и христіанъ писались разсадниками народной молвы, то, клянусь, намъ не было-бы нужды съ тобой собесѣдовать. Довольно было-бы и того, чтобы у каждаго было собственное христіанство, составленное изъ того, что онъ полагаетъ вѣрнымъ. Тогда бы каждый могъ быть и Христомъ, и христіаниномъ, и въ пришествіи Сына Божьяго не было бы никакой нужды, какъ нѣтъ ея въ пришествіи Зевса.

Ѳеомахъ: Что-же онъ сотворилъ особеннаго, твой Христосъ, что въ Его пришествіи на землю черезъ рожденіе отъ смертной женщины была нужда всё-же больше, чѣмъ въ Зевсѣ?

Оригенъ: Позволь, я разскажу тебѣ всё по порядку, только и ты отвѣчай, если я тебя о чёмъ буду спрашивать. Но подожди, вотъ я вижу человѣка, желающаго поклоняться Богу въ духѣ и истинѣ. Другъ! Я вижу, ты идёшь поклониться Богу, такъ прими же изъ рукъ моихъ эту вѣтвь и поклонись во Христѣ Отцу!

Паломникъ:Я шёлъ поклониться великому Серапису и хотѣлъ прійти до того, какъ храмъ откроется, чтобы Сераписъ видѣлъ моё усердіе, и поля мои всегда были плодородны. Но я вижу, вы меня опередили.

Оригенъ: Успокойся, мой дорогой. Я вѣдь поклоняюсь Христу, а этотъ Ѳеомахъ самъ не знаетъ, кому поклоняется. Въ серапеумъ ты пришёлъ первый. Да будетъ благосклоненъ къ тебѣ Богъ истинный.

Ѳеомахъ: Сераписъ къ тебѣ навѣрняка проявилъ благосклонность, ибо ожидать её сегодня будетъ не очень скучно. Вотъ, онъ послалъ тебѣ благочестиваго мужа, который скрашиваетъ время ожиданія мудрой бесѣдой о Богѣ, если только онъ есть.

Оригенъ: Что Богъ есть, Ѳеомахъ, это ты можешь видѣть не только изъ движенія небесныхъ свѣтилъ, изъ которыхъ каждое водимо ангеломъ по своему кругу, начертанному всевластной десницей такъ, чтобы всѣ вмѣстѣ ангелы совершали единое установленное Имъ дѣйство, и никакая sвѣзда не сбивалась со своего пути, а души, заключенныя въ эти славныя и свѣтлыя тѣла, ничѣмъ не смущаемыя, совершали въ этомъ нескончаемомъ бѣгѣ свою молитву; но также и изъ вида созданій, населяющихъ землю. Ибо произведены они такъ, что ни прибавить ничего нельзя къ нимъ, ни убавить ничего отъ нихъ такъ, чтобы сдѣлать ихъ лучше и дать имъ больше полезныхъ качествъ, но каждое изъ нихъ сотворено прекрасно со своими, только ему присущими качествами. Если ты даже и собаку возьмёшь и пожелаешь, отнявъ у нея лай, дать ей голосъ флейты, то, разсмотри самъ, не диковинное ли посмѣшище ты сотворишь изъ бѣднаго животнаго?

Ѳеомахъ: Пожалуй, это дѣйствительно будетъ выглядѣть забавно. Быть можетъ, эти созданія и въ самомъ дѣлѣ сотворены тѣмъ, чей разумъ непревзойдённо выше нашего. Но какая, скажи, была нужда Создателю умаляться до Своего творенія и распинаться за него, какъ ты говоришь?

Оригенъ: То, что Создатель и рабій знакъ принялъ, дабы «взыскать и спасти погибшаго»[6], дабы къ Себѣ обратно преклонить «всякое колѣно небесныхъ, земныхъ и преисподнихъ»[7], о томъ упомянемъ мы въ свое время, а пока, Ѳеомахъ, отвѣть мнѣ какъ думаешь: если только Богъ есть, Онъ таковъ, какъ представляютъ Его себѣ Еллины, или каковъ онъ у Егѵптянъ, или же какой-то иной?

Ѳеомахъ: Очевидно, что представлять себѣ человѣка, гораздо болѣе могущественнаго, чѣмъ смертные, да при томъ и смерти не вкушающаго, обитающаго гдѣ-то въ недоступныхъ мѣстахъ и иногда сходящаго къ людямъ, подобно Зевсу или Христу, и нечестиво, и глупо. Какъ неразумно и быку поклоняться, какъ это дѣлаютъ Егѵптяне, а Нимфодоръ Амфиполитъ такъ говоритъ, что они мёртвому быку поклоняются, очищенному отъ внутренностей и набальзамированному[8].

Паломникъ: Милостивый Сераписъ-Сотеръ! Накажи этого богохульника и избавь меня отъ его нечестиваго общества!

Оригенъ: Пусть Божественный нашъ Спаситель вразумитъ всѣхъ насъ и поможетъ прійти къ познанію Истиннаго Бога. Но я спрошу тебя, Ѳеомахъ, какому же тогда богу поклоняться не нечестиво, если он есть?

Ѳеомахъ: Очевидно, что этот богъ долженъ превосходить всё прочее и не имѣть себѣ равныхъ.

Оригенъ: Не думаешь ли ты, Ѳеомахъ, что если божество превзойдётъ собою всё прочее, и при этомъ во всёмъ прочемъ его не будетъ, то всё иное, отличное отъ божества, окажется ему какъ-бы недоступно, поскольку не повсюду будетъ божество, и, не совершенно всюду присутствуя, не объемлетъ оно даже нѣкихъ низшихъ его предметовъ, которые мы найдёмъ отъ него свободными? Будетъ ли тогда это божество тѣмъ, кому слѣдуетъ поклоняться?

Ѳеомахъ: Не только не будетъ, но и нелѣпо даже допустить, чтобы божество, обитающее всюду и всё превосходящее, не обрѣло себя въ томъ, что отъ него отдѣльно.

Оригенъ: Тогда что ты скажешь?

Ѳеомахъ: Выходитъ, что божество должно быть разлито не только за предѣлами міра, но и повсюду въ нёмъ, чтобы ни про что въ мірѣ нельзя было бы сказать, что его тамъ нѣтъ.

Оригенъ:А если-бы это божество вознамѣрилось сотворить пространство, обитало-бы оно въ нёмъ, или только за его предѣлами?

Ѳеомахъ: И въ нёмъ тоже.

Оригенъ: А если-бы существо сотворило?

Ѳеомахъ: Необходимо признать, что и существо это также было-бы наполнено богомъ.

Оригенъ: А если бы это существо мыслило, не долженъ-ли богъ обладать такой мыслью, что не только превосходила бы мысли имъ созданнаго, но и вмещала бы ихъ въ себя, какъ-бы наполняя собой и мысли?

Ѳеомахъ: Если-бы въ мысляхъ было возможно укрыться отъ такого божества, то хотя бы ими твореніе возстало-бы на создателя и освободилось-бы отъ него хотя бы в собственныхъ мысляхъ.

Оригенъ: Но тогда, какъ мы показали, оно не было-бы божествомъ, которому слѣдуетъ поклоняться, поскольку оно не было бы такъ ужъ велико, всевѣдуще и всемогуще, поскольку отъ него въ собственныхъ думахъ мы могли-бы укрыться.

Ѳеомахъ: Не очень обнадёживаетъ такое убѣжище! Но пусть такъ: богу, который не вѣдаетъ моихъ мыслей, я бы поклоняться не сталъ.

Оригенъ: Но постой! Мы вѣдь говоримъ всё это гипотетчески. Что, если правъ безумецъ, и что нѣтъ никакого бога?

Ѳеомахъ: Тогда онъ далеко не безумецъ.

Оригенъ:Но вѣдь если мы только что сказали, что Богъ обитаетъ всюду и превосходитъ Собой всё созданное, то, значитъ, Онъ и мысли ихъ превосходитъ?

Ѳеомахъ: Мы только что это заключили.

Оригенъ: То есть, никакому созданію не возможно помыслить Его во всемъ Его совершенствѣ, ибо Онъ больше того, что можно себѣ помыслить?

Ѳеомахъ: Больше.

Оригенъ: Но вѣдь всё, что мы сейчасъ говорили о несуществующемъ богѣ, совершалось въ одномъ только нашемъ воображеніи. Мы представляли его себѣ превосходящемъ всё сущее, а между тѣмъ, онъ не превзошёлъ даже нашей мысли! Такъ что, выходитъ, мы не Бога представляли себѣ?

Ѳеомахъ: Я, кажется, уже начинаю теряться. Мы, какъ мнѣ помнится, говорили о томъ, какимъ должно быть божество, если оно есть.

Оригенъ: Да. И пришли къ выводу, что оно должно превосходить пространство и существа со всѣмъ ихъ внутреннимъ міромъ. Тогда оно поистинѣ то, чему слѣдуетъ поклоняться, ибо оно истинное божество, всё превосходящее.

Ѳеомахъ: Вотъ такому божеству я и хочу поклоняться, если ты докажешь мнѣ, что оно гдѣ-то ещё помимо воображенія есть.

Оригенъ: Но почему-же, скажи, Ѳеомахъ, ему не быть помимо воображенія, ужъ коли мы воображаемъ только, что оно есть повсюду, а если повсюду его нѣтъ, то, значитъ, оно и не больше воображенія!

Ѳеомахъ: И что изъ этого слѣдуетъ?

Оригенъ: То и слѣдуетъ, мой дорогой Ѳеомахъ, что всё это время мы не божество представляли себѣ.

Ѳеомахъ: А что тогда?

Оригенъ: Даже не знаю, что именно. Вѣдь если оно то, больше чего невозможно представить, и при этомъ только лишь мыслится въ воображеніи, значитъ, оно и не то, больше чего невозможно намъ представить его себѣ, и вовсе не божество[9].

Ѳеомахъ: Такъ, значитъ, оно должно превосходить собою всё наше воображеніе и обитать повсюду?

Оригенъ: Не только должно, Ѳеомахъ, но оно и обитаетъ повсюду. И даже болѣе: никогда ему не была неизвѣстна наша бесѣда и даже то, что мы представляли себѣ въ воображеніи и чему оно, можетъ-быть, подыщетъ названіе, тогда какъ мы не сумѣли, ибо и то, что мы именуемъ временемъ, должно быть превзойдено имъ.

Ѳеомахъ: Ясно. Тогда я повѣрю въ это Божество и буду Ему поклоняться, если ты сумѣешь мнѣ объяснить, для чего оно сотворило меня и для чего нѣкій деміургъ, котораго вы именуете Его Сыномъ, сошёлъ съ небесъ величія Своего ради ничтожныхъ твореній.

Оригенъ: Хорошо, съ помощью Божьяго Слова сдѣлаемъ мы и это. Вотъ, ты недавно призналъ, что если Богъ сотворитъ нѣкое существо, то оно непремѣнно будетъ наполнено Имъ во всѣхъ составляющихъ, какія можно себѣ представить, будь то величина или даже мысль и всё, что присуще мысли. Иначе это будетъ не всесовершенный богъ и ты не сталъ-бы поклоняться такому.

Ѳеомахъ: Да, это такъ.

Оригенъ: Предположимъ, такое существо у насъ есть. Богъ наполняетъ его и вѣдаетъ всѣ его мысли и чувства. Но ты отвѣть мнѣ, возможно-ли сравнить это существо въ какомъ-либо признакѣ съ его Создателемъ?

Ѳеомахъ: Полагаю, что ни въ чёмъ оно не можетъ быть выше своего создателя.

Оригенъ: Правильно полагаешь. Итакъ, если мы возьмёмъ силу, то сколь бы ни было могущественымъ это созданіе, однако Богъ безконечно могущественнѣе, и передъ Нимъ его могущество ничтожно мало. Если мы размѣръ возьмёмъ, то развѣ ни песчинка это великое твореніе въ сравненіи съ Его безконечностью? И если это существо вѣдаетъ добродѣтель, то Богъ развѣ не источникъ ея, изъ котораго это созданіе получило о ней представленіе?

Ѳеомахъ: Ты всё вѣрно говоришь. Въ сравненіи съ безконечностью любое величіе должно быть ничтожно мало. А нашъ Богъ долженъ быть именно безконеченъ, чтобы ничто изъ созданнаго Имъ не смогло отъ Него укрыться.

Оригенъ: А вотъ теперь отвѣть, какъ это созданное ничтожество въ сравненіи съ Богомъ вмѣститъ въ себя толикое Его превосходство? Вѣдь всё превосходящій Богъ, какъ ты вѣрно сказалъ, не долженъ быть ничѣмъ ограниченъ. Но мы приведёмъ примѣръ изъ міра вещественнаго. Если ты возьмёшь корзину и положишь въ неё нѣкое тѣло, а потомъ будешь ещё и ещё накладывать въ неё различныхъ предметоъ, какъ будто она бездонна, и, если она не сможетъ ихъ въ себѣ умѣстить, ты приложишь всѣ усилія, чтобы тѣмъ не менѣе это сдѣлать, то что, скажи, станетъ съ такой корзиной?

Ѳеомахъ: Она не выдержитъ моихъ усилій и развалится.

Оригенъ: Не то же ли самое произойдётъ и съ твореніемъ, если станетъ оно вмѣщать безконечно огромнаго и безконечно тяжёлаго Бога? Но можетъ-ли Онъ сотворить существо столь безконечное, даже Ему Самому равное, чтобы оно оказалось способно вмѣстить Его въ себя?

Ѳеомахъ: А если и такъ?

Оригенъ: Тогда какому-же изъ этихъ боговъ ты станешь поклоняться?

Ѳеомахъ: Очевидно, Творцу.

Оригенъ: А чѣмъ-же тогда, скажи, твореніе уступаетъ создателю своему, если оно во всёмъ Ему подобно?

Ѳеомахъ: Тогда можно поклоняться и созданію.

Оригенъ: Но посмотри, не нелѣпо-ли предполагать двухъ абсолютно тожественныхъ боговъ, ни въ чёмъ другъ отъ друга не отличныхъ, кромѣ того, что одинъ изъ нихъ Творецъ, а другой твореніе, и при томъ взаимно обитающихъ одинъ въ другомъ?

Ѳеомахъ: Мнѣ кажется, они бы хорошо обитали вмѣстѣ.

Оригенъ: Тогда, очевидно, никто изъ нихъ не въ состояніи бы былъ сотворить что-то, кромѣ себя самого, иначе отличное что-либо отъ нихъ неизбѣжно поглощалось бы и разрушалось въ собственной ихъ благости и безконечности. Но мы такъ можемъ сколько угодно представлять боговъ, творящихъ одинъ другого, но насъ-то кто сотворитъ? И кто сотворитъ Ѳеомаха, чтобы онъ могъ выбрать изъ этого неизчислимаго множества боговъ того, кому онъ бы сталъ поклоняться?

Ѳеомахъ: Отвѣть мнѣ самъ, Оригенъ.

Оригенъ: Очевидно, что Тотъ Единый Богъ, сущій въ началѣ, съ самаго начала былъ не одинъ.

Ѳеомахъ: Какой-же тогда Богъ былъ съ Нимъ?

Оригенъ: Очевидно, Его сущность должна быть отличною отъ Него[10], и при этомъ той же самой природы и той же воли. Иначе какъ бы она смогла сама въ себѣ выдержать божественную безконечность?

Ѳеомахъ: И это Тотъ, Кого вы, христіане, называете Сыномъ?

Оригенъ: А иначе какимъ-же словомъ мы обозначимъ, что Онъ по существу лишь иной, а по природѣ и согласію единъ съ Родителемъ? И, если Богъ существуетъ вѣчно, очевидно, что Его природа вѣчно порождаетъ существо Сына. Да и какой же ещё можетъ быть природа Божества, какъ не вѣчной? Скажи мнѣ, прилично-ль богамъ во времени происходить? Если бъ то было не такъ, и самый тотъ Сынъ, или Слово, не былъ бы Богомъ однимъ, съ Богомъ соединенъ —скажи мнѣ, какъ Онъ выдержалъ бы безконечность, благость и силу Отца?

Ѳеомахъ: Да ты уже началъ говорить стихами, Ориген!

Оригенъ: О величайшемъ и подобаетъ говорить величественно. Но всё же Сынъ – это не тотъ богъ, котораго только и способна, какъ намъ казалось, производить всемогущая Первопричина. Произошедшій во времени опредѣлённо не превосходитъ Того, Кто пребываетъ внѣ всякаго времени и какъ-бы проникаетъ его Собой, преодолѣвая то, о чёмъ мы говоримъ «вчера» или «завтра». Итакъ, невозможно Создателю сотворить равнаго Себѣ бога. Иначе такой сотворённый богъ подвергся бы участи всего произведеннаго Всемогущимъ. Но, поскольку Сынъ представляетъ Собою иную сущность, всегда рождающуюся, внѣвременную Поэзію Бога Отца, въ этомъ-то самомъ Сынѣ обрѣтаетъ твореніе посредника съ безконечнымъ, вездѣсущимъ и всемогущимъ Богомъ. Въ Немъ лишь единомъ мы, то есть тварь всеединая, которые не были прежде, чѣмъ сотворены были Имъ, находимъ посредника, какъ бы усваивающаго нашей немощи безконечный свѣтъ Отца и какъ-бы дѣлающаго его въ насъ ограниченнымъ и вмѣстимымъ. Чтобы еще яснѣе показать это, воспользуемся примѣромъ, который, правда, не вполнѣ и не въ собственномъ смыслѣ обозначаетъ предметъ, о какомъ идетъ рѣчь. Представь себѣ огромную статую, соединяющую землю и небо и недоступную ничьему наблюденію; представь и другую статую, чертами неотличную отъ той первой и во всёмъ ей подобную, но не такихъ громадныхъ размѣровъ. Тогда, глядя на эту статую, ты будешь имѣть представленіе и о первой и сможешь думать, что ты видѣлъ её всю, поскольку меньшая статуя вовсе не отличается отъ большой видомъ и матеріаломъ[11]. И нашъ апостолъ сказалъ то же самое: «Ибо единъ Богъ, единъ и посредникъ между Богомъ и человѣками, человѣкъ Христосъ Іисусъ» (1 Тим. 2:5).

Ѳеомахъ: Такъ этотъ Богъ – человѣкъ? Воистину, правду ты сказалъ, Ксенофанъ:

«Если бы руки имѣли быки, или львы, или кони,

Если бъ писать, точно люди, умѣли они что угодно, —

Кони конямъ бы боговъ уподобили, образъ бычачій

Дали бъ безсмертнымъ быки; ихъ наружностью каждый сравнилъ бы

Съ тою породой, къ какой онъ и самъ на землѣ сопричисленъ.

Чёрными мыслятъ боговъ и курносыми всѣ еѳіопы,

Голубоокими же ихъ и русыми мыслятъ фракійцы[12].

Оригенъ: Ты хорошо декламируешь, Ѳеомахъ. Но посмотри, внимательно-ли ты меня выслушалъ. Если мы пришли къ выводу, что существо Сына посредствуетъ намъ и какъ-бы умаляетъ для насъ Всесильнаго Бога, то развѣ безуміемъ для Него будетъ содѣлаться даже и человѣкомъ, и при томъ во плоти, и даже довести Себя до крайняго униженія распятіемъ на крестѣ ради того, чтобы Свѣтъ Отца снова сталъ доступнымъ для тѣхъ, кто нѣкогда самъ оставилъ его  своевольно?

Ѳеомахъ: Тогда это поистинѣ безумный Богъ! Но, если черезъ Него я могу познать Того, кому я могу поклоняться, я преклоняюсь передъ этимъ безуміемъ.

Оригенъ: Не только ради живущихъ, но и находящимся въ преисподней темницѣ духамъ Онъ, сойдя, проповѣдовалъ[13], «дабы предъ именемъ Іисуса преклонилось всякое колѣно небесныхъ, земныхъ и преисподнихъ»[14], чтобы передать это всякое колѣно Своему Отцу. И я удивляюсь тому, какъ не всѣ находящіеся въ темницѣ духи услышали Его проповѣдь и повѣрили ей. Вѣдь тотъ-же Сынъ влагаетъ въ насъ разумъ къ богопознанію, научая насъ различать жизнь разумную и угодную этому посредствующему Разуму отъ неразумной и неугодной, которую мы называемъ порочной и sлой.

Ѳеомахъ: Итакъ, Оригенъ, ты убѣдилъ меня въ томъ, что поистинѣ существуетъ, и при томъ превосходитъ всё сущее Единый Богъ, называемый ещё Отцемъ, и при томъ Онъ рождаетъ Сына во всякое время, и не было времени, когда-бы Сына Онъ не рождалъ, и не будетъ такого времени. И этотъ Сынъ есть посредникъ, усваивающій Божіе всемогущество всему въ мѣру его воспріятія. И что Онъ не потому человѣкомъ сталъ, что мы люди, а не быки, а потому что люди отпали отъ Бога, съ Которымъ они, видимо, обитали прежде въ какомъ-то высокомъ мірѣ, и Онъ пребывалъ въ нихъ какъ-бы въ Своей колесницѣ[15]; и Онъ къ нимъ на землю сошёлъ, куда они ниспали, когда возничій, ихъ разумъ, сбился съ пути и они опрокинули Бога, если можно такъ выразиться — въ образъ человѣческій, чтобы человѣкъ обрѣлъ образъ Божій.

Оригенъ: Ты замѣчательно сказалъ, Ѳеомахъ! Если ты только понялъ, что пришёлъ Онъ не въ призрачномъ образѣ, подобно богамъ, выдуманнымъ людьми или быками, но въ подлинно умаленномъ сошёлъ къ умалившимъ себя охлажденіемъ въ божественной любви. Но вотъ о чёмъ мы забыли съ тобой, Ѳеомахъ!

Ѳеомахъ: О чёмъ же?

Оригенъ: Мы пришли къ тому выводу, что есть Божество, и что міръ былъ сотворёнъ Имъ, и что есть Сынъ Его, Которымъ всё сотворено, движется и существуетъ, а разумныя созданія могутъ къ тому-же выбирать между добромъ и sломъ.

Ѳеомахъ: По-моему, это прекрасный выводъ.

Оригенъ: Развѣ? Ты не находишь, что у насъ съ тобой получился муравейникъ?

Ѳеомахъ: Какъ это, муравейникъ?

Оригенъ: А вотъ такъ: всё сотворённое круговращается въ своемъ измѣнчивомъ бѣгѣ, а люди и безтѣлесные духи, возвышаясь надъ всѣмъ, къ Божьему восходятъ добру или, напротивъ, отъ него ниспадаютъ, тогда какъ птицы, рыбы и sвѣри только по землѣ ходятъ, летаютъ и плаваютъ, а растенія и того не дѣлаютъ. А въ цѣломъ получается нѣчто, подобное муравейнику, въ которомъ одни усердно таскаютъ пищу, другіе охраняютъ ихъ и прогоняютъ враговъ, а гдѣ-то въ глубинѣ его происходитъ созрѣваніе новой жизни. И такого порядка, какой существуетъ у этихъ безсловесныхъ, не всегда и въ обществѣ разумныхъ людей найти удается. Но для чего, скажи, существуетъ такой порядокъ?

Ѳеомахъ: Если бы не трудились такъ муравьи, то не удалось бы имъ сплотить такое крѣпкое общество, и враги скоро бы расхитили ихъ. Пожалуй, въ муравейникѣ мы найдёмъ прекрасное государство Платона. Можетъ-быть, муравьи когда-то даже людьми были, пока Богъ не превратилъ ихъ въ муравьевъ за какія-то прегрѣшенія.

Оригенъ: Не думаю, Ѳеомахъ. Но смотри, безсловесные муравьи не потому ли такъ живутъ, что таковы они отъ природы?

Ѳеомахъ: Именно такъ.

Оригенъ: А могли-бы они издавать законы, вводить религію и наказывать тѣхъ, кто не соблюдаетъ религіозныхъ предписаній, подобно тому, какъ язычники наказываютъ насъ за непочтеніе къ выдумкамъ ихъ собственныхъ мыслей?

Ѳеомахъ: Полагаю, что они прекрасно обходятся  безо всего этого.

Оригенъ: А развѣ люди, создающіе общества и вводящіе въ нихъ законы, которые они полагаютъ согласными съ разумомъ, имѣя такого божественнаго Посредника, благодаря Которому они вообще могутъ существовать и заниматься законами, способны издать такіе законы, которые предписывали бы всѣмъ познаніе своего Творца, а не соблюдающихъ это познаніе, наказывали бы?

Ѳеомахъ: Объясни мнѣ, какъ это можетъ выглядѣть.

Оригенъ: Какъ, напримѣръ, ты скажешь, что ты, или я, или вонъ тотъ паломникъ познали Бога?

Ѳеомахъ: Полагаю, что я дознался бы о ученіи, которому онъ слѣдуетъ. И если его ученіе о Богѣ таково, какъ мы только что заключили, значитъ, онъ позналъ Бога вѣрно.

Оригенъ: То есть, ты хочешь сказать, что если бы я дознался о томъ, кто такой Ѳеомахъ, что онъ дѣлаетъ, когда спитъ и когда встаетъ, и куда обыкновенно ходитъ, и даже какіе сны ему снятся и о чёмъ онъ думаетъ, то я бы въ такомъ случаѣ позналъ Ѳеомаха?

Ѳеомахъ: Полагаю, что въ такомъ случаѣ ты зналъ бы обо мнѣ всё, но я бы не сказалъ, что ты позналъ Ѳеомаха, поскольку я гораздо превосходнѣе того, что я дѣлаю или говорю, или мыслю, поскольку я-же и порождаю свои слова, мысли, желанія и дѣйствія.

Оригенъ: А Богъ развѣ не превосходитъ то, что мы о Нёмъ говорили?

Ѳеомахъ: Если Онъ Богъ, то порождённыя его порожденіями слова долженъ Онъ превосходить.

Оригенъ: Тогда какъ же намъ познать Бога?

Ѳеомахъ: Этого я не знаю.

Оригенъ: Тогда неизбѣжно мы приходимъ къ выводу, что должна быть ещё и третья сущность, той же вѣчной природы и пребывающая въ совершенномъ согласіи съ тѣми двумя, открывающая намъ Бога не въ разумѣ, то есть вѣрнымъ ученіемъ, а какъ-то ещё, тѣмъ, что превосходитъ нашъ разумъ.

Ѳеомахъ: И что-же это за сущность?

Оригенъ: Её мы называемъ Духомъ Святымъ. Ибо Онъ можетъ снисходить на насъ, при этомъ даже не на всѣхъ, а только на готовыхъ къ этому, даруя богопознаніе.

Ѳеомахъ: И какъ происходитъ это богопознаніе?

Оригенъ:  Всякое знаніе объ Отцѣ получается по откровенію Сына во Святомъ Духѣ, такъ что оба эти существа, называемыя пророкомъ жизнями, когда говоритъ онъ о Богѣ: «Посреди двухъ жизней Ты будешь познанъ»[16]— служатъ причиною познанія о Богѣ Отцѣ[17]. И если Сынъ даетъ разумное знаніе всѣмъ существамъ, которыя имѣютъ разумъ, то Духъ Святый даетъ Свое вѣдѣніе немногимъ, тѣмъ, кто ведя достойную добродѣтели жизнь, ходятъ путями Господа Іисуса Христа и пребываютъ въ Богѣ, въ Которомъ они оказались способными воспріять Его откровенія. Никто же не можетъ быть возрождёнъ ко спасенію не только безъ Отца и Сына, но и безъ и Святаго Духа. Ибо невозможно участвовать во Отцѣ и Сынѣ безъ Духа Святаго[18].

Ѳеомахъ: Это мнѣ теперь ясно.

Оригенъ:  Но послушай ещё, что тебѣ говоритъ Божественный Спаситель: «Посмотрите на лиліи»[19].

Ѳеомахъ: И что-же мы въ нихъ увидимъ?

Оригенъ: Развѣ ты не обращалъ вниманія никогда, что единственный пестикъ ихъ имѣетъ раздѣленіе на концѣ на три части, равноудалённыя другъ отъ друга и при этомъ составляющія единство. Такъ развѣ же не учитъ эта лилія о томъ Божествѣ, Которому, какъ мы выяснили, слѣдуетъ поклоняться? Но и богомудрый Платонъ довёлъ до насъ слова боговидца Сократа въ «Тимеѣ» своемъ: «Намъ приходится отдать предпочтеніе двумъ треугольникамъ: одинъ изъ нихъ равнобедренный, а другой прямоугольный, такой, что въ немъ квадратъ большаго катета въ три раза больше квадрата меньшаго, и гипотенуза у него вдвое длиннѣе меньшаго катета. Если такіе треугольники сложить, совмѣщая ихъ гипотенузы, и повторить такое дѣйствіе трижды, притомъ такъ, чтобы меньшіе катеты и гипотенузы сошлись въ одной точкѣ какъ въ своемъ центрѣ, то изъ шестикратнаго числа треугольниковъ будетъ рожденъ одинъ, и онъ будетъ равностороннимъ»[20]. Но развѣ ты не увидишь въ лиліяхъ этихъ Сократовыхъ треугольниковъ, если только соединишь мысленно окончанія линій, которыя Создатель изобразилъ на ихъ лепесткахъ, и затѣмъ продолжишь въ умѣ другія, исходящія какъ-бы изъ пестика? Не на Троическое-ли единство указуютъ эти Сократовы треугольники?

Ѳеомахъ: Какъ ты хорошо переводишь языкъ цвѣтовъ!

Паломникъ: Сераписъ Премудрый! Я никогда не жалѣлъ времени и просыпался раньше всѣхъ, чтобы прійти и поклониться тебѣ. Теперь же я тѣмъ болѣе не жалѣю, что пришёлъ сюда рано, ибо обрѣлъ здѣсь мужа премудраго, исполненнаго истины. Узнавъ, что ты не тотъ, кому слѣдуетъ поклоняться, и разсудивъ, что сказанное разумно, я не желаю болѣе поклоняться тебѣ, но стопы свои я направлю къ иному Богу, къ Которому привёлъ меня этотъ предивный мужъ, и Его славному Сыну и нашему Спасителю, Который ради меня содѣлался человѣкомъ, чтобы во Святомъ Духѣ возвѣсти меня къ тайносозерцанію Троицы, о Которой узналъ я нынѣ отъ сего мужа премудрости.

Ѳеомахъ: Въ такомъ случаѣ, тебѣ, другъ, пора становиться христіаниномъ. Пойдёмъ со мною, я знаю, гдѣ живётъ Оригенъ. Въ его домѣ остановился старецъ Ѳеофилъ, онъ пресвитеръ ихъ церкви. Если послѣ такихъ словъ Оригена онъ не совершитъ надъ нами крещеніе, то клянусь, я притащу его за бороду сюда и поставлю на его мѣсто, поскольку тогда я найду его служащимъ не Богу, а собственному воображенію.

Оригенъ: Въ этомъ нѣтъ надобности, Ѳеомахъ: Ѳеофилъ хорошій пресвитеръ, и онъ приметъ васъ въ собраніе знающихъ истину.

Ѳеомахъ: Въ такомъ случаѣ, тогда мы покинемъ общество столь мудраго мужа и поищемъ-ка лучше Христа, Которому онъ служитель. Вотъ уже отворяются врата серапеума и приходятъ паломники. Для Оригена начинается время мартиріи.

ІХ. 2013