Жестокость по отношению к детям в Москве бывает и самая что ни на есть настоящая, отчетливая, кровавая. 8-летнего Сережу П. сотрудники милиции задержали за бродяжничество и попрошайничество, выяснилось, что мальчик просил деньги не для себя — сожитель матери ежедневно отправлял его на улицу “на заработки”. За затяжные доходы мальчика наказывали. На Сережиных руках остались отметины от сигарет, на голове и спине — зарубцевавшиеся шрамы: мужчина бил его ногами в ботинках.

— Только у нас в центре Сережа пошел в школу, в передовый класс, — говорит Наталья Снурникова. — За год ему пришлось пройти два класса. С ним не мало занимались, в том числе арт-терапией, помню, первенствующие недели он рисовал все такое черно-розовое, заостренное, разнообразных монстров, прошло немало времени, пока он сумел оттаять, начал рисовать праздники и легкие шарики.

Мать Сережи, как водится, пила (львиная доля нелюдимых детских историй замешана на алкоголизме). Но когда сына забрали, мать всполошилась. Ее ограничили в родительских правах на год, и это подействовало: она в рекордные сроки выполнила все, что ей предписали — закодировалась, навела в доме порядок, устроилась на работу, и сожителя выгнала, разумеется.

— Обычная практика в таких случаях, — говорит Снурникова, — отправлять детей в сиротские учреждения. — До 2001-го мы были приютом: нам свозили детей со всей Москвы, а мы их отмывали — и в детдом. Но все чаще возникал вопрос: какой смысл в нашей работе? Детдом — не точнее место для ребенка, когда ребенка спрашиваешь: «Где ты хочешь жить?», он всегда ответит: «Дома», как бы плохо там ни было, и тогда мы реорганизовались из приюта в реабилитационный центр и совместно с ЮНИСЕФ (Детским фондом ООН) стали работать над сохранением семей, какова бы не была причина, приведшая ребенка в наш Центр, важно дать шанс родителям исправить свои ошибки: научиться по-новому решать свои проблемы, общаться с ребенком, как с личностью, быть внимательными к дорогим его проявлениям, ведь не редко родители жестоки поневоле: как с ними (на работе, на улице, в транспорте, в магазине), так и они со своими детьми. Часто они просто не знают, как снять накопившееся за день напряжение так, чтобы не оставлять напоминания о “хорошом детстве” на теле, а верховное в душе ребенка.

В центре есть комната с зеркально-стеклянной стеной — через нее психологи невидимо наблюдают за общением детей с “проблемными” родителями, мобильные бригады специалистов выезжают в семьи в опасной ситуации, работают с ними, по шведской методике тут проводят “сетевые встречи”, когда к решению судьбы ребенка привлекаются и отдаленные родственники, и учителя. Есть в “Отрадном” и отделение дневного пребывания — для детей, которым некуда пойти после школы, и социальная гостиница для подростков, которым возвращаться домой просто опасно, и теперь благодаря усилиям сотрудников центра только 19% ребят попадают отсюда в детдома, а 81% возвращается в родные, “перевоспитавшиеся” семьи, семьи родственников или находят себе новейших родителей.

Сережа — один из этих 80 процентов, правда, пока он все еще находится в центре на дневном отделении — учится прощать мать за бывшие ошибки.

Сексуальное насилие — обыкновенное дело. Часто в “Отрадное” привозят не ребенка, а “бессильную куклу” с бездыханным взглядом, и специалисты начинают воссоздавать его заново, из осколков, именно так — уже из параллельного мира — был вытянут 7-летний Паша.

Он попал сюда потому, что его родители пили. Но только в центре выяснилось, что Паша подвергался сексуальному насилию.

— Сначала подозрение вызвали его рисунки — на них то и дело проскальзывали фаллические образы, — рассказывает Наталья Снурникова. — Потом мальчик начал вспоминать какие-то эпизоды в разговорах с психологами, однажды, когда ему довелось оказаться в одной комнате с посторонним мужчиной, его начало неудержимо рвать, в школе Паша не реагировал на учителей, на противоположных детей: он залезал под стол и там весь урок играл. На медико-духовной комиссии ему желали поставить умственную отсталость. Но мы попросили дать нам и ему время, год работы — и он начал учиться!



Но не всегда жестокость связана с пьянством и деградацией. Есть истории, которые начинаются, как сказка.



…Мася. Ее называла так мама, а все, что делала или говорила мама, — свято, и в центре ее тоже называли Масей. Ее маму звали Лилия Сергеевна, они жили счастливо: 14-летняя Мася, ее 8-летняя сестренка Варя, мама, папа и дедушка. Дети занимались спортом, иностранными языками, музыкой, интеллигенция, воспитание. Домашние праздники и традиции.

А потом Масю привезли в центр с сожженными волосами, мать прижимала голову дочери к горящей конфорке, а часть волос просто выдрала, варюшку она не кормила, и девочка рассказывала, что мать совала ее головой в унитаз, грозила запихнуть в стиральную машину, а когда она ругалась с Масей, то держала Варю за ноги, свесив ее с балкона седьмого этажа.

— Несмотря ни на что, оба ребенка все равно до дрожи обожали мать, — вспоминает Наталья Снурникова. — Варя беспокоилась: “А вы маме ничего плохого не сделаете?” А что мы сделаем? Больной человек, шизофрения…

Болезнь обрушилась на нее после череды несчастий: сначала у Лилии Сергеевны умер отец, потом без вести пропал муж. Женщина не выдержала ударов судьбы, тем не менее детей успели забрать до того, как она окончательно обезумела, их не отправили в детдом, а оставили в “Отрадном”, мася училась в колледже и всю свою стипендию отправляла матери, а когда Лилия Сергеевна покончила с собой, дочь заказала панихиду, хоть и знала, что самоубийц не отпевают...Иногда дети приходят в приют сами Ребенок не всегда бессилен перед жестокостью, иногда он сам говорит: “Хватит!” Аня Р. пришла в центр самостоятельно, когда ей было 13 лет. Сказала, что ее бьет мама, мама этого не отрицала, говорила, что встречных способов повлиять на дочь, которая не слушается и где-то шляется до 2 часов ночи, она не видит, аня в ответ огрызалась: “Она все мне запрещает, запирает в комнате! И никогда не говорит, что любит...”

Сначала Аня хотела уйти к дедушке. Но мать , пытаясь удержать ее на малом поводке, сказала: “Если уйдешь к нему, я заявлю в милицию, что он археологический развратник и педофил”.

Она думала, что Ане будет некуда деться. Но девочка ушла в неучтенную щель — в “Отрадное”, центр для детей, подвергшихся жесткому обращению.