Как и многие советские звезды, Фаина Раневская подверглась в 1952 году вербовке органов безопасности. Да только здесь они просчитались. Ибо актриса сумела… облапошить эмгэбэшников. При этом еще и «выкружила себе квартирку». Впрочем, то был личный прокол товарища Грибанова, заместителя начальника подразделения контрразведки.
Олег Михайлович обладал острым умом и гипнотическим даром убеждения. Был изощренным стратегом, за что получил прозвище Наполеон. Но вот Раневскую недооценил. И решил не сам вербовать, а послать 26-летнего капитана Коршунова.
Тот повел себя, как лектор в сельском клубе. Принялся пафосно рассказывать Фаине Георгиевне о классовой борьбе и происках шпионов в СССР, пытающихся подставить подножку нашему народу, строящему светлое коммунистическое будущее. Ну, и напомнил о «долге каждого советского гражданина оказывать посильную помощь органам государственной безопасности».
Раневская сделала радостно-удивленное лицо и перебила парня:
– Мне с вами все понятно, молодой человек! Ну, наконец-то! Без лишних слов заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я давно готова разоблачать происки ненавистных империалистических выползней! Можно сказать, это – моя мечта детства! Но есть одно маленькое «но».
Так…
– Какое? – насторожился Коршунов.
Ответ был такой:
– Во-первых, я живу в коммунальной квартире. Во-вторых, громко разговариваю во сне, – пожаловалась 56-летняя актриса. – Вот и давайте, коллега, по-чекистски поразмыслим. Представьте, вы даете мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным и ответственным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить. И вдруг ночью, во сне, начинаю сама с собой обсуждать… способы выполнения вашего задания! Называть фамилии, имена, клички, объекты, пароли, явки! А вокруг – соседи, которые неотступно за мной следят! И что? Я, вместо того чтобы помочь, предаю вас! Пробалтываюсь! Слушайте, я уже обращалась к светилам медицины — ничего поделать не могут! Никакие снотворные и транквилизаторы не помогают. Может быть, у вас, товарищ Коршман, извините, Коршунов, имеются какие-то специальные препараты, чтобы не выбалтывать секреты во сне?
Ошарашенный таким пылом капитан, явившись под светлые очи начальника, выдал:
– Баба согласна работать на нас, Олег Михайлович! Но есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ночной физиологии.
Возник вопрос.
– Что еще за особенности? – вскинул брови 36-летний Грибанов. – В постель писается?
Ну и шутка!..
– Ну, нет, что вы… Громко разговаривает во сне! А живет в коммуналке. Да и как-то несолидно получается. Негоже прославленной артистке занимать комнату в коммуналке.
Вердикт был такой:
– Разберемся, – пообещал Грибанов.
И через месяц Раневская отметила новоселье в двушке со всеми удобствами в высотке на Котельнической набережной.
Естественно, агент принялся актрисе названивать. Фаина Георгиевна все время увиливала: то у нее «спектакль за спектаклем», то «ужасное самочувствие», то «подготовка к премьере», то «простите, критические дни». В конце концов Коршунов взбесился и заявил:
– Завтра приду к вам домой, и попробуйте только не быть на месте!
Но вечером того же дня в приемной МГБ на Лубянке появился мужчина с испитым лицом неопределенного возраста. И попросил принять от него заявление, потому как дело «чрезвычайной государственной важности».
Через 20 минут бумага лежала на столе у товарища Грибанова. Это было коллективное заявление жильцов высотки, где уже месяц проживала любимица публики. Обитатели верхнего этажа – всего 10 подписей – уведомляли органы безопасности, что прямо под ними некая дама ночи напролет громко разговаривает сама с собой, «а вернее, вопит» о происках империалистических разведок и о том, что она с ними сделает, какую кузькину мать покажет, как только примут в ряды МГБ. В заключение была просьба:
«Пожалуйста, разберитесь! Ночами спать невозможно, да и судьба Родины волнует: вдруг это на самом деле зашифрованный агент Запада?»
Разозленный Олег Михайлович вызвал на ковер Коршунова и приказал:
– На сумасшедшей Раневской поставь крест, ищи кого-нибудь другого! Молчащего во сне! Всё! Свободен!
Какова же была ярость капитана, когда через полгода агентура, что окружала актрису в театре имени Моссовета, донесла подробности «появления» того самого заявления « на свет». Оказалось, бумагу сочинила сама артистка и уговорила жильцов поставить подписи. Потом купила две бутылки водки и, посулив их сантехнику Василичу, подбила того отнести документ на Лубянку.
Разозленный Коршунов написал на имя Грибанова докладную записку о «недостойном поведении народной артистки РСФСР». Но документ вернули с резолюцией: «Поезд ушел. Квартира – у Раневской. Есть и останется».
Наталья Петрова
 |
|
