Воздушность, лёгкость, эфемерность - таковы были синонимы женской красоты. Женская мода николаевской эпохи была воплощением кокетливого изящества, эфирности и вечного движения.
Одной из самых красивых женщин считалась супруга императора - Шарлотта Прусская. Когда она танцевала на балах, то казалось, она не касается пола, а летит по воздуху. В гоголевских «Мёртвых душах» (1842г.) этот идеал воплощает губернаторская дочка - нежная, как цветок, блондиночка: «Её овально круглившееся личико, её тоненький, тоненький стан, какой бывает у институтки в первые месяцы после выпуска, её белое, почти простое платьице, легко и ловко обхватившее во всех местах молоденькие стройные члены, которые означались в какие-то чистых линиях. Казалось, она вся походила на какую-то игрушку, отчётливо выточенную из слоновой кости; она только одна белела и выходила прозрачною и светлою из мутной и непрозрачной толпы».
Женщин более не принято сравнивать с нимфами или Венерами, ибо «античная» плоть слишком тяжеловесна. Сильфиды, бабочки, «утренние цветы» и «неземные феи» наполнили бальные залы и заскользили узкими туфельками по зеркальным паркетам. В повести «Нос» (1836 г.) майор Ковалёв обращает внимание на лёгонькую даму, похожую на «весенний цветочек», да ещё и обладательницу полупрозрачных пальцев. Столь же затейливое описание дамских прелестей можно найти и в «Невском проспекте» (1834/1835 гг.):«Здесь вы встретите такие талии, какие даже вам не снились никогда: тоненькие, узенькие талии, никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми, вы почтительно отойдете к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть невежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость и страх, чтобы как-нибудь от неосторожного даже дыхания вашего не переломилось прелестнейшее произведение природы и искусства».
Тонкая талия во все времена была символом женской изнеженности и хрупкости, более того - женского подчинённого положения. Это некий синоним слабости и незащищённости. В эпоху, время, когда Россией правил «высочайший фельдфебель», как назвал Николая Н.Герцен, женщина должна была воплощать покорность, нежность и женственную привлекательность. Кроме того, подчёркивалось, что лёгкий стан - это всегда результат отменной работы корсетного мастера, а не случайная прихоть природы. В повести И.Панаева «Барышня» (1844 г.) прямо говорится, что у Лизаньки несколько полноват стан, ибо она никогда не нашивала корсета. Точно так же, описывая губернских дам, Н.Гоголь подчёркивает, что они от природы вовсе не стройны, однако же умеют столь отменно шнуроваться, так что никакой полноты не заметно! «Я не знаю талии более сладострастной и гибкой!» - писал лермонтовский Печорин о княжне Мэри.
Девушка из «Писем провинциялки» Ф.Булгарина сетует, что её слишком румяные щёки диссонировали с томной бледностью петербургских девиц. «Это называется деревенский цвет! В самом деле, здесь девицы все такие бледные и такие тоненькие, что им бы нельзя было прогуливаться в чистом поле от страху, чтоб ветер не унёс их под облака». В повести А. Бестужева-Марлинского «Испытание» (1830 г.) женщины также сравниваются с бабочками: «Дамы, выпархивали из карет и, сбросив перед зеркалом аванзалы чёрные обертки свои, являлись подобны майским бабочкам, блистаючи цветами радуги и блёстками злата». Вместе с тем, красивыми считались роскошные дамские плечи, мощь которых только подчёркивалась широким декольте и рукавами - «жиго». Таким образом, пышные плечи контрастировали с узостью талии и своеобразно уравновешивали ширину юбки.
В результате вся женская фигура приобретала характерный силуэт перевёрнутой рюмочки. Женщина николаевской эпохи - это изящная статуэтка салонов, тепличная, стыдливая красавица с лёгким румянцем на бледноватом личике. Вся мода этого периода была направлена на то, чтобы подчеркнуть всю эфирность дамского существа. «Они неслись, увитые прозрачным созданием Парижа, в платьях, сотканных из самого воздуха; небрежно касались они блестящими ножками паркета…», - пишет Гоголь. Женщина-цветочек, женщина-бабочка в своём кокетливом наряде противопоставлена мужчине, одетом во всё тёмное и неброское. «Тысячи сортов шляпок, платьев, платков, - пестрых, легких, к которым иногда в течение целых двух дней сохраняется привязанность их владетельниц, ослепят хоть кого на Невском проспекте. Кажется, как будто целое море мотыльков поднялось вдруг со стеблей и волнуется блестящею тучею над чёрными жуками мужеского пола».
Именно в эту эпоху, когда воспевались воздушность платьев и лёгкость поступи, в прессе стали появляться статьи о…пользе свежего воздуха. Затхлость, духота помещения были названы в качестве причин ряд заболеваний. Эта «мода на свежесть» пронизывала все стороны жизни. Из обихода исчезли все резкие, «эротические» ароматы духов - мускусы и амбра. Им на смену приходят фиалковые, акациевые и резедовые воды. Ф.Булгарин в «Письмах провинциялки…» пишет, что в высшем свете более не принято опрыскивать себя духами, но хорошим тоном считается использование eau des Alpes (Альпийской воды) и mille fleurs (вытяжки разных цветов).Именно в эти годы возник интерес к модам XVII столетия. Это было вызвано, прежде всего, появлением на книжном рынке многочисленной беллетристической литературы, посвящённой Людовику XIV и его фавориткам, Карлу II Стюарту, интригам эпохи Фронды и так далее.
Трилогия А.Дюма о мушкетёрах (1844-1847гг.) была всего лишь одной из тех увлекательных историй, которыми потчевали литераторы своих читателей. Действительно, в дамской моде 1830-х - 1840-х гг. много от придворных мод эпохи Лавальер и Монтеспан. Широкое декольте, обнажавшее плечи, длинный шнип лифа, пышные рукава - всё это слегка напоминало наряды версальских красавиц из популярных романов. Гоголевские дамы в курсе и этих предпочтений: «Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли ещё длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как, бывало, в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель - фам».
Силуэт конца 1820-х - начала 1830-х гг. имел акцент на широких рукавах - «жиго», которые выросли до таких неимоверных размеров, что сделались похожи на воздушные шары. Н.Гоголь писал: «А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте! Ах, какая прелесть! Они несколько похожи на два воздухоплавательные шара, так что дама вдруг бы поднялась на воздух, если бы не поддерживал ее мужчина…». Мода на «жиго» породила самые разнообразные фасоны - над рукавами укреплялись эпольеры - крылышки, обшитые бантами и зубчиками-фестонами. Именно эти эпольеры героини «Мёртвых душ» и называют «эполетцами»:
«-Фестончики, всё фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.
-Нехорошо, Софья Ивановна, если всё фестончики.
-Мило, Анна Григорьевна, до невероятности…».
Правда, Ф.Булгарин в «Письмах провинциялки…» делает интереснейшие выводы относительно дамской моды и, в частности, по поводу пышных рукавов. Автор «Писем…» утверждает, что женская мода всегда следует за… покроем военной формы. Например, когда талии мундиров были коротки, в женской моде были платья - шемиз с завышенной талией и так далее. «Например, ныне рукава у мундиров делаются сверху широкие, а к кисти узкие, и дамы также носят подобные рукава, только преувеличили до такой степени, что поневоле стали называться á l`imbecile (буквально имбецильные - Авт.). Заметь ещё, что с тех пор, как военные в целой Европе начали носить эполеты, на дамских рукавах всегда нашивается что-то похожее на эполеты». Разумеется, это всего лишь предположение, основанное на внешнем сходстве, но тем оно и интересно.
Со временем величина «жиго» сделалась настолько невообразимой, что это послужило…полному отказу от широких рукавов и обращению к иной крайности - к узкому покрою. Причём, на некоторое время буф «сместился» с плеча к локтю (См.иллюстрацию). Это была очень непрактичная и не слишком привлекательная мода, поэтому от этих «нижних» буфов довольно быстро оказались. 1840-е гг. - время узких рукавов и моды на покатые плечи. За счёт отказа от «жиго», дамская фигурка становится ещё более хрупкой и нежной. Удлиняется и подол. Если в 1830-е гг. мужчина мог спокойно видеть щиколотку прекрасной дамы, то в следующем десятилетии дамские ножки оказались скрыты от нескромных взглядов. Удлинение юбки делало силуэт ещё стройнее и, вместе с тем, величественнее. А уже в 1850-х гг. малейшая попытка показать ножку уже воспринималась, как совершенно неприличный акт.
В конце 1840-х - в начале 1850-х в женской моде начинается новый этап - подражание модам рококо. Вот, что писал по этому поводу журнал «Мода. Журнал для светских людей» за 1851 год: «Важнейшим нововведением в дамских нарядах было возвращение ко вкусу ХVIII века. Старинные материи, которых давно уже не случалось видеть нигде, кроме фамильных портретов бабушек, вдруг показались на свет. Господствующие платья были атласные, в театрах чёрные, на балах голубые, розовые и белые, затканные букетами и вышитые большими разводами». В этот же период началось повальное увлечение кружевами: «В не меньшем употреблении были кружева: их лёгкие волны обливали все наряды, платья, мантильи, головные уборы. На бальных платьях видели много кружев, пробранных золотой или серебряной ниткою». Надо отметить, что моды Галантного Века выглядели едва ли не по-сиротски по сравнению с подражательными «рокайльными» нарядами начала 1850-х гг.
Теперь стоит вспомнить о таком немаловажном пункте, как ширина юбки. С конца 1820-х до конца 1840-х гг. ширина достигалась при помощи так называемого руло (франц. 'rouleau' - рулон, сверток) - жгута из толстой ткани или валика, набитого ватой. Руло пришивалось к низу дамских платьев для сохранения круглого и пышного очертания юбок. Дамы (в особенности - провинциальные!) в погоне за пышностью, часто не знали меры. Н.Гоголь дважды упоминает руло в «Мёртвых душах» и оба раза - с нескрываемым сарказмом. «Во время обедни у одной из дам заметили внизу платья такое руло, которое растопырило его на полцеркви…». В другом фрагменте дама использует своё руло самым неподобающим образом: «Одна из них нарочно прошла мимо его и даже задела блондинку довольно небрежно толстым руло своего платья…». К концу николаевского правления появился кринолин (См.статью об эпохе кринолина).
В моде были бледные, но выразительные цвета, позволявшие женщинам чувствовать себя легкокрылыми бабочками - бледно-зелёный, самый нежный оттенок розового, сероватый с голубоватым отливом. Гоголь пишет: «В нарядах их вкусу было пропасть: муслины, атласы, кисеи были таких бледных модных цветов, каким даже и названья нельзя было прибрать (до такой степени дошла тонкость вкуса)». Описывая Невский проспект, Гоголь не забывает отметить, что по нему фланировали «...мамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах и шляпках». Княжна Мэри впервые появляется перед Печориным в прогулочном закрытом платье нежного жемчужно-серого цвета 'gris de perles'. В описании светской дамы из того же «Невского проспекта» также присутствуют и «тонкий дым газа», и воздушное платье, которое «казалось, стало дышать музыкою», и «тонкий сиреневый цвет», ещё больше означивший яркую белизну прекрасной руки.
Дважды повторённое слово «тонкий» не случайно - оно наиболее точно иллюстрирует эстетические предпочтения эпохи. Городничиха Анна Андреевна желает показаться перед Хлестаковым в палевом, то есть в бледно-жёлтом наряде. Тогда как своей дочери она пытается навязать голубое платье, на что Марья Антоновна отвечает отказом, ибо все её приятельницы ходят в голубом! Юная дочка желает предстать перед питерским гостем в цветном! В очерке Д.Григоровича «Лотерейный бал» (ок. 1846 г.) можно прочитать следующее: «Впереди всех выступала Наталья Васильевна, разодетая, как говорится. В пух, в жёлтых лентах…» Надо сказать, чистый жёлтый цвет в одежде считался чем-то предосудительным - он был неприлично насыщен и вызывающ. Если автор хотел посмеяться над героиней, он одевал её в яркое жёлтое платье или в жёлтый чепец.
Николаевская эпоха - время увлечения цветочным орнаментом. Не только плательные ткани, но и мебельная обивка, и обойный орнамент получают яркое цветочное звучание. «-Какой весёленький ситец! - воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на платье просто приятной дамы». В эпоху, когда от женщины требовалась лёгкость и свежесть, в моде были различные сорта газа. Гоголь перечисляет: «…люстры, лампы, воздушные летящие газы, эфирные ленты…». Вот как описывает наряд цесаревны А.Тютчева: «На ней был прелестный туалет из голубого крепа с кружевами, который выделял необычайную белизну её лица и её изящество».
В повести В.Одоевского «Княжна Зизи» (1839 г.) есть интересный фрагмент: «А какие прелести в магазинах! Я видела совсем новую материю: её называют satin turque; Маменька купила для Лидии серенькую с оранжевым отливом: это теперь в большой моде; посылаю тебе образчик. Мне маменька купила также клетчатую тафтичку; посоветуй, каким фасоном сделать; я хочу, чтобы лиф был разрезной, с эполетами на плечах, кушачок с мыском, а кругом обшить выпущенной фалбалой?». И опять упоминаются «эполетцы» и низкий мыс на талии, а также фалбала - оборка, которой отделывались платья, чепцы и бельё. Клетчатые материи были в моде с 1820-х гг. Интерес к ним возник, благодаря актуальной «шотландской теме» и романам В.Скотта.
Интересным представляется перечисление названий материалов у С.Хвощинской в «Воспоминаниях об институтской жизни» (1861 г.). Описываемая автором эпоха - это 1840-е гг. «В дортуарах рядом с казённым камлотом лежит белый газ. Тут же рядом есть и скромный 'mousseline Suisse'. Купите хоть пу-де-суа!». Пу-де-суа - это - гладкая шёлковая материя, без блеска, в меру нарядная, в меру скромная. В литературе указанного периода часто встречается такое название, как драдедам (от фр. 'drap des dames' - дамское сукно). «Для верховой езды у меня прелестная амазонка из дра-де-дама и круглая мужская шляпа…», - пишет провинциалка из «Писем…» Ф.Булгарина.
Автор: zina_korzina
http://istorikov.ru/moda/258-moda-nikolaevskoy-epohi-chast-iii.html