А как же тогда отличить, где бог, а где не бог? - заморгал Алкид, забыв про болезненный вопрос отцовства. - Если так, то в чем разница?
- Это как раз просто, - подмигнул обоим Пустышка. - Смотрите: вот вы оба - басилеи города Сипил. А я - бог горы Сипил. И я у вас спрашиваю - чей это город?
- Наш, - не задумываясь, ответили близнецы.
- А дворец чей?
- Мой! - мгновенно выкрикнул Алкид; Ификл же только кивнул.
- А дороги в городе чьи?
- Мои, - на этот раз Ификл успел первым.
- А люди?
- Мои! - близнецы стали поглядывать друг на друга с недоверием и ревностью.
- А гора Сипил, близ которой город?
- Моя!
- Нет, моя!
- Нет, моя!
- А я тебе войну объявлю!
- А я тебе... я тебе...
- Вот и видно, что вы люди, - покачал головой Пустышка. - Только человек говорит: "Это я, а это - мое!" И готов за это убивать. А бог горы Сипил сказал бы совсем по-другому...
Тишина. Напряженная, внимательная тишина.
- Бог сказал бы: "Это - я; а эта гора - тоже я! Каждый камень на ней - я, каждый куст - я, ущелье - я, пропасть - я, ручей в расщелине - я, русло ручья - я!" Вот что сказал бы бог...
- А Зевс его молнией! - крикнул Ификл. - Да, Пустышка?
- Кого, малыш? Если есть "я", и есть "мое" - тогда можно молнией...
Огонь, грохот - и "я" исчезло, а "мое" стало "ничье" и вскоре будет "чьим-то"! Но если все - "я", тогда кого бить молнией? Камни, ручей, птиц, кусты, ущелье - кого? Гору - молнией?
- Гору! - закричали оба.
- Всю гору?
- Всю! Стереть с лица земли! Трах - и нету!..
- Стереть с лица земли? Но богиня Гея говорит про землю: "Земля - это я!" А горный ручей впадает в реку Кефис, и бог реки говорит: "Река - это я!" Вода в реке, тростник по берегам, мели, перекаты, галька - я!
- И его молнией, - неуверенно пробормотали близнецы. - И Гею - молнией... всех - молнией...
Гермий молчал.
"Весь мир - молнией? - молчал Гермий. - Из-за одной горы? Молний хватит-то?.."
- Так вот почему Зевс не трогал Тантала, пока тот был богом! - вырвалось у Ификла. - Я - это гора, камни, кусты... нельзя из-за одного меня весь мир - молнией!
- А потом он украл золотую собаку, - Алкид положил руку на исцарапанную коленку брата. - И сказал про собаку: "моя"... И про жребий сказал: "мой". Мой жребий прекраснее жребия Олимпийцев! Так и стал из бога - просто басилей... Сына своего не пожалел - сын не "я", сын "мой", чего его жалеть?! В жертву его!..
Ификл с непонятным трепетом огляделся вокруг.
- Этот дом - мой? - он словно пробовал слова на вкус. - Этот дом - я?
Дерево - я? Лепешка - я?
Нет. Глупо это прозвучало, глупо, по-чужому, не так...
Взгляд мальчика упал на брата, и что-то зажглось в глубине этого взгляда.
- Ты - это я, - Ификл радостно хлопнул Алкида по плечу. - Ты посмотри на себя, Алкид! Ты только посмотри на себя! Ты - это я! Понял?
- Я смотрю, - Алкид не отрывал глаз от лица Ификла, - я смотрю... на себя. Ты - это я! Правильно?!
- Правильно!
- Правильно, - согласился Пустышка. - Вы даже не представляете, парни, до чего это правильно. Ну а теперь - пошли драться!
- Не по правилам? - восторгу близнецов не было предела.
- Разумеется, - подтвердил Пустышка. - А как же иначе? Здесь вам не палестра, герои...
И они пошли драться не по правилам.