О чудачествах великого Александра Суворова, часто намеренных, слышали, пожалуй, все. Известно, что сигнал к атаке по армии он подавал петушиным криком; что, узнав о своем производстве в фельдмаршалы, начал прыгать через спинки стульев, называя при этом фамилии генералов: "И через такого-то я перепрыгнул, и через такого-то!.."
Однажды в Зимнем дворце Суворов низко поклонился лакею, намекая на то, что при дворе часто дают чины и титулы не за истинные заслуги, а за угодничество: "Сегодня — лакей, а завтра, глядишь, граф!"
Высшей наградой для воинской части, отличившейся в бою, полководец считал следующий обряд: взяв суповую ложку, Александр Васильевич громко объявлял: "Нынче обедаю с солдатами Фанагорийского полка!.."

Известен случай, когда старый фельдмаршал внезапно прервал свою беседу с императором Павлом Первым, схватившись за живот и объявив, что у него... расстройство желудка. Словом, суворовским причудам несть числа.
Но, быть может, не все знают, что и многие другие российские военачальники, в том числе самые прославленные, были в жизни немалыми чудаками. Так, герой Отечественной войны 1812 года, донской атаман граф Матвей Платов до конца дней везде показывал свою казачью "простоту” и вел себя крайне непринужденно.
Во время московского пожара, наблюдая издали горящий город, Платов официально заявил своим донцам-молодцам: "Если кто-нибудь, хоть простой казак, доставит ко мне Бонапартишку, живого или мертвого, — за того выдам замуж дочь свою!" В 1814 году, вернувшись из Лондона, куда он ездил в свите императора Александра Первого, 63-летний Платов неожиданно привез с собой молодую англичанку.

На вопросы друзей, зачем ему иностранная девица, атаман отвечал: "Это совсем не для физики, а больше для морали. Она добрейшая душа и девка благонравная: а к тому же такая белая и дородная, что ни дать, ни взять ярославская баба". Когда Платова познакомили с историком и писателем Николаем Карамзиным, Матвей Иванович налил в чашку рому и сказал: "очень рад познакомиться, я всегда любил сочинителей, потому что они все пьяницы".
Славный своими победами над турецким флотом в екатерининское время, храбрейший адмирал Федор Ушаков в частной жизни был весьма стеснителен, особенно перед женщинами. Завидев любую из них, флотоводец краснел и бледнел, становился то на одну, то на другую ногу, пытался спрятаться — и не мог вымолвить ни единого слова.
Он, много раз стоявший на палубе под прямым артиллерийским огнем, до тошноты боялся тараканов. Зато, узнав о любых беспорядках или злоупотреблениях на подчиненных ему кораблях, Федор Федорович выходил из себя и был готов лично расправиться с виновными: один только камердинер, также по имени Федор, мог успокоить расходившегося адмирала. Был Ушаков чрезвычайно набожен, каждый день прослушивал полностью заутреню, обедню и вечерню.

Как и Суворов, а ранее — Петр Великий, адмирал любил подпевать священнику й хору.
Возможно, самые оригинальные привычки были у командующего войсками на Кавказе, генерала Вельяминова, также отличавшегося в войнах с Наполеоном. Этот военачальник никогда не говорил даже ближайшим офицерам, куда он намерен отправиться в поход, - просто шел впереди колонны, надев серый сюртук наподобие наполеоновского.
У Вельяминова был открытый стол, куда приглашались к обеду даже младшие подчиненные. Носам командующий к столу не выходил: ему в кабинет относили особое кушанье — ужа-желтобрюха, откормленного молоком и приготовленного под специальным соусом.

[465x605]

"Интересная газета. Тайны истории" №21 2012 г.