ОCЕННЯЯ СКАЗКА


Одинокий ветер рвался в дом. На душе у него было тяжело. “Да как же мне не горевать, — думал ветер, — Никто не пригласит меня войти, не спросит, хочу ли я чаю и не усадит за стол. Никому я не нужен”. “Не нужен... Не нужен...” — огорченно шептал он в проводах и ветвях деревьев и с досады насыпал на веранде с потрескавшимся дощатым полом легкие дюны серого осеннего песка. Ветер не знал даже, любит ли он пить чай, но то, что ему не предлагают даже такой мелочи, так задевало его, что он мстил случайным прохожим, сдувая с них шляпы и бросая в лицо охапки пыльных листьев. Ему предлагали дружбу перелетные птицы. “Полетели с нами в Африку”,— свистели они. “Я вольный ветер, и лечу туда, куда захочу”, — возразил ветер, - “Свобода творчества превыше всего”. Птицы улетели: им было плевать на творчество. Ветру осталась одна забава – снимать с деревьев пожелтевшие листья и гонять их по пустынным улицам. А его тоска все усиливалась и чернела. По вечерам, когда засыпали вороны, оккупировавшие город с наступлением осени, ветер заглядывал в освещенные окна. Там жили люди, они ужинали, пили чай, разговаривали или просто ругались. Тоска разрывала сердце ветра, ему хотелось хотя бы поругаться, но у него не было душевных сил даже на это. Ему хотелось лететь далеко-далеко, не разбирая куда. А с самим собой лучше не ссориться: приходилось лететь. Когда ему становилось лучше, он оглядывался и видел вокруг незнакомые места. Ветер останавливался посмотреть как здесь, не найдет ли он здесь покой. Но везде было одинаково: пусто, холодно, одиноко. Казалось, крикни в небо «Хей!» и твое «Хей» не вернется к тебе никогда, улетит куда-то далеко и пустота поглотит его. Ветер мчался все дальше и дальше, пытаясь поймать свое «Хей!», чтобы услышать хотя бы чей-то голос. Его не интересовали голоса этих людишек: они шипели, стрекотали где-то внизу о своих мелочных проблемах, толпы народа как волны вливались друг в друга и распадались на ручейки, закручивались в воронки и испарялись. Изо дня в день – город, деревня, поля, лес, горы – и везде одно и то же. В горах есть Эхо? Враки! Ветер кричал и его крик расплывался в воздухе. Почему-то ему захотелось иметь руки как у людей, ему казалось, что тогда он смог бы поймать свой крик. Но у «Хей!» нет хвоста и ловить его голыми руками, все равно, что рыбу в горном ручье.Когда тоскливо, хочется рассказать кому-нибудь о том, что у тебя на душе, не правда ли? В одном городе ветру приглянулась величественная колокольня. Она была красивая: высокая и стройная. Ветер думал: «Вот, что значит возвышенная», и кружился вокруг нее. У колокольни был звучный голос и добрая душа. Она слушала ветер ночами, когда у нее заканчивался рабочий день. Однажды, когда ветер пришел к умозаключению, что: « Жизнь – это вещь наподобие арифметики: учить муторно, а как обсчитают - сразу кидаешься к учебникам», она кивнула головой. Ночной город разбудил громкий звук колокола. Он был тревожным и люди, открыв все как один глаза, подумали о том, что скоро зима и холод будет пробираться в щели, а дороги скует гололед. Колокольня испуганно застыла. И все люди заснули один за другим. В эту ночь им снилась зима: за окном шел снег, а они сидели в холодном пустом доме в кресле-качалке, завернувшись в плед, и мерзли, и никто не приходил разжечь огонь. Они прождали так до утра, а потом проснулись. Им всем было холодно в их натопленных домах, и никто не вылез из постели. Звонарь тоже не пришел в назначенный час на колокольню. Чуткая колокольня прислушалась и почувствовала холод, сковавший город. Она задумалась. А ветер с поубавившейся тоской в голосе говорил, что ему так хорошо с колокольней, что хочется плакать. И он всхлипнул. Колокольня поняла, что если он сейчас заплачет, она просто зарыдает, и город никогда не согреется. ЕЕ голос будет разноситься и проникать во все щели, неся в себе мертвящий холод... холод вечной зимы...Когда-нибудь в жизни появляется такая проблема, от которой не отмахнешься, и она замельтешит у тебя перед глазами, размахивая разноцветными альтернативами. А у тебя поджимает время – секунды, доли секунды, - где? Где мои хваленые мозги? И в последний момент с последней вспыхнувшей догадкой, ты хватаешься за ускользающее чувство....Ветер всхлипывал все громче. Колокольня понимала, что сейчас происходит нечто, что будет жить у нее в памяти все жизнь. Она не хотела, чтобы в ее голове годы и годы хлопала крыльями совесть. Колокольня стояла, закрыв глаза, ее окружала темнота, а с затянутого печалью неба тихо падали на землю черные снежинки.«Милая, милая колокольня. Только ты, такая чуткая, божественная, понимаешь меня», – шептал ветер. «Мне кажется, что ты понимаешь меня без слов. Мы с тобой родственные души...» “Да, — произнесла сестра по духу, открыв глаза, — я чувствую тебя, ты живешь во мне. Нам не нужны слова. В них нет правды. Она в душе. Внутри...” Если бы у колокольни были руки, она прижала бы их к груди, если бы она была: “Там... Ты там”. Ветру стало необыкновенно легко на душе. “Моя, моя колокольня» — он смотрел на нее, но не видел ни ее красоты, ни ее стройной фигуры, он видел лишь покой и счастье. А чтобы их видеть, не нужны зоркие глаза, нужна чуткая душа. Ветер закрыл глаза и там высоко-высоко он услышал тихий, но такой ясный и теплый звук колокола. Звук разносился по городу кругами, охватывая постепенно все улицы, площади и доносясь волнами до окраин.....Жители города сидели в своих качалках, у окна намело сугробы, а в доме было все так же холодно. Они смотрели на пустой камин. Откуда-то сверху из него сыпалась зола и сажа. Все молчали и мерзли. Вместе с сажей в камин свалился какой-то черный человек и со смехом стал отряхиваться. Он шлепнул на пол пыльный мешок и потряс бородой, из которой полетел столб сажи...Проснувшиеся дети кричали что-то возбужденно и громко. Взрослые пытались их утихомирить и понять, что же они хотят. Перекрикивая друг друга, дети рассказывали, что они видели во сне, как Дед Мороз провалился в трубу. А взрослые с удивлением переглядывались и тихо, с мистическим страхом и плохо скрываемым восторгом, шептались: “И я его видел”, — “И я,” — “И я.”За окном летали первые легкие снежинки, на деревьях лежал первый белый до искр снег. Дети и взрослые смотрели в окна и думали: “Скоро Новый Год». И звонарь, продышав в стекле круглое пятнышко, мечтал о елке и подарках. А над городом разливался звон колокола.