Фраза, которую сказал умирающий Пушкин жене: «Поезжай в деревню. Носи по мне траур два года, а потом выходи замуж, но только за порядочного человека» - известна. Знают и то, что Наталья Николаевна вдовствовала 7,5 лет.
А вот как жила эти два года с четырьмя детьми вдова, которой зимой 1837 года было лишь 24,5 года?

Портрет Натальи Пушкиной
О том, насколько пошатнулось здоровье Натальи Николаевны, можно написать отдельную статью. Опасались за рассудок: взгляд был безумный. Легче на душе стало ей после исповеди и бесед с царским духовником – Василием Бажановым, человеком умным и настоящим батюшкой.
Врачи рекомендовали Наталье Пушкиной уехать в деревню: свежий воздух и отсутствие общения. Свет злословил и обвинял вдову.
Своего имения у Натальи Николаевны не было. Она не получила 500 душ приданого, о которых была устная договоренность.
Это именно 200 душ в деревне Кистенёво (а не целая деревня с 200 крепостными), которыми Пушкин мог пользоваться при жизни и которые вернулись обратно к его отцу, как только поэта не стало.
Поэтому выбор: где жить? – у Натальи Николаевны был не велик:
Наталья Николаевна, четверо детей, ее сестра Александра и тетушка Екатерина Ивановна Загряжская отправились в Полотняный Завод. Прямо, без остановок (только чтобы лошадей переменить), не общаясь ни с кем. Наталья Николаевна не могла принимать никого с визитами и уж тем более наносить визиты родственникам и знакомым сама: она болела. Но светским сплетникам было всё равно: они еще долго мусолили по салонам: «даже с безутешным свекром не повидалась!»
Поселилась вдова отдельно от семьи брата. Во-первых, в большом доме [часть его - на фото ниже] своя семья была, во-вторых, к гончаровскому дому примыкали шумные ткацкие фабрики [часть стены бывшей фабрики на фото].
Еще дедом Афанасием Николаевичем был построен Красный дом (для гостей): 14 комнат и все удобства, была ванна, что в 1830-е годы - редкость. Деревянное двухэтажное здание не сохранилось.
Стоял Красный дом в красивом саду, с декоративными деревьями и кустарниками, беседками и цветниками. Фасад выходил на пруд, к нему вела каменная пологая лестница. На берегу пруда при дедушке были посажены ели, которые подстригались так, что походили на причудливые фигуры (сейчас это называют топиари). Были ли средства у Гончаровых поддерживать всю эту красоту в 1837-1838 годы – не известно. Но место было красивое, тихое.
Там же были оранжереи, в которых выращивалось все, включая ананасы.
21-22 февраля Наталья Николаевна была уже в Полотняном Заводе. Брат Иван выехал к матери в Ярополец, привез ее в Полотняный Завод.
В первый раз за многие годы две сестры Загряжские (Екатерина и Наталья) встретились и поругались между собой.
Т.е. покой-то врачи вдове Пушкина рекомендовали, но покоя не было даже в отдельно стоящем Красном доме. Тетушка прожила с обожаемой племянницей две недели, а мать – до 14 мая.
Спойлер. Сестры по отцу Загряжские разругались весной 1837 года до такой степени, что бездетные и Екатерина Ивановна, и третья сестра Софья (она жила в те годы за границей) оставили свое наследство не родным племянникам Гончаровым, а двоюродным - Строгановым, у которых был свой майорат. Какой дым коромыслом стоял в феврале 1837 года в Полотняном Заводе - можно догадываться только по этому материальному факту.
1 марта Наталья Пушкина написала письмо свекру, объяснила, почему не навестила его. Примечательна фраза о ее здоровье: «что касается моего, то я об нем не говорю, вы можете представить, в каком я состоянии. Дети здоровы, и я прошу вашего для них благословения».
Вдова и отец поэта переписывались. Наталья Николаевна предлагала привезти в Москву старших внуков, чтобы Сергей Львович мог их увидеть. Почему только старших? Потому что у Григория резались зубки, а Ташу отняли от молока кормилицы: «и я боялась бы подвергнуть их опасности дальнего пути».
В результате Сергей Львович сам приехал в Полотняный Завод во второй половине июля, жил с овдовевшей невесткой 10 дней: «Я простился с ней как с дочерью любимою». Вернувшись домой, рассказывал о невестке, о ее сестре, о внуках, но светские сплетники и тут умудрились насочинять и напридумывать.
Наталья Николаевна жила отдельно, и расходы на содержание ее семьи записывались в отдельной приходно-расходной книге семьи Гончаровых. Получаемой ей пенсии на деревенскую жизнь хватало.
Дети были маленькие: самый старший ребенок – дочь Мария. Ей в мае 1837 года исполнилось только 5 лет, а младшей – год. Все заботы – о них: «единственное утешение, которое ей осталось в жизни, это заниматься детьми» (цитата из письма Софьи Карамзиной брату Андрею).
В 1837-1838 годы детям готовили вкусняшки: варили малиновый кисель и компоты с черносливом, пекли крендели, венские пироги. Как и Пушкин, его дети любили мороженое. И летом его делали часто.
За эти два года жизни в имении Полотняный Завод были написаны письма сестре Екатерине Дантес в Сульц.
Примечательно, что подруга детства сестер Гончаровых жила в Париже и предлагала прислать журналы с последними парижскими модными фасонами. Сестры Александра и Наталья поблагодарили за заботу, но ответили, что носят только черные домашние платья.
Переписывались с Карамзиными, соседкой Пушкиных по Михайловскому П.Осиповой (Наталья Николаевна хотела навестить могилу поэта, планировала остановиться у соседей, как это делали родители Пушкина, когда в доме был ремонт. Наталью Николаевну отговорили друзья поэта от этой затеи: Осипова и ее дочери негативно относились к вдове).
Наталья Николаевна выписала себе книги Пушкина, но не смогла их читать:
«Я пыталась их читать, но у меня не хватает мужества: слишком сильно и мучительно они волнуют, читать его – все равно что слышать его голос, а это так тяжело!»
Уединенной жизни не получилось. Никто не предполагал, что Натали с сестрой и четырьмя детьми на два года запрется в Красном доме на самоизоляцию. Но…
Были не только письма, подарки на именины и дни рождения светским знакомым в Петербурге и Москве.
В середине мая 1838 года заболел младший сын – Григорий.
Что было – неясно, но потребовалась консультация врача, поэтому Наталья Николаевна выехала в Москву. Она не хотела никаких светских визитов. Известила о своем приезде только Павла Нащокина.
Тогда был начат портрет, который условно можно считать портретом Натали:
Тогда, весной 1838 года, когда пришлось ездить между Полотняным Заводом и Яропольцем, а оттуда в Москву, когда праздновалась свадьба Ивана (а на нее приехали не только Гончаровы, но и родня невесты - княжны Марии Мещерской), Наталья Николаевна поняла:
«Оставаясь полтора года с четырьмя детьми в имении брата моего среди многочисленного семейства, или лучше сказать многих семейств, быв принуждена входить в сношения с лицами посторонними, я нахожусь в положении, слишком стеснительном для меня, даже тягостном и неприятном, несмотря на все усердие и дружбу моих родных. Мне необходим свой угол, мне необходимо быть одной, со своими детьми».
Письмо это адресовано одному из опекунов детей Пушкина – М.Ю.Виельгорскому.
Опекунский совет начал переговоры по выкупу у совладельцев села Михайловское в Псковской губернии. Что было сделано лишь зимой 1841 года.
Как провела первое лето в Михайловском – здесь.
Летом же 1838 года тетушка-фрейлина Екатерина Загряжская начала вести наступление: она хотела, чтобы Наталья Николаевна с детьми вернулась в Петербург под ее крыло.
Ссора сестрой – это ссора, а племянницу Натали она называла «дочерью сердца». Одинокая и не имеющая семьи Загряжская очень любила детей Пушкина, если здоровье позволяло – навещала их каждый день.
Под давлением Тетушки Наталья Николаевна в ноябре 1838 года вернулась в Петербург, поселилась в квартире, которую сняла и оплатила Загряжская. С ноября 1838 по июль 1844 года вдова с детьми и Александриной Гончаровой будет жить зимой в столице, а летом или на дачах, или
в Михайловском.