Да…. Да…. Да, она признаёт, что спала с Рысицким. Два раза. У него…. Конечно, для карьеры! За эфиры…. Уж не думаю ли я, что такой старый козёл, как Рысицкий, может вообще кому-то бесплатно нравиться?!… Нет, бить её не надо! Не надо, пожалуйста…. Впрочем, лучше уж бить, чем смотреть на неё вот так, с презрением, не мигая….. Причём тут мобильный телефон? «OLEG»? Господи, так вот, как я узнал! М-да, глупо…. Она даже не подозревала, что этот инфантильный идиот в него что-то тайком вписал. Сволочь….
…А всё-таки сейчас, когда я – в курсе, ей – легче. Действительно, легче. Если бы я только мог представить себе, насколько мучительна была для неё вся эта грязь! Если бы я только мог себе представить…. Да, её никто не заставлял. Конечно…. Просто бес попутал. Как это, какой бес?… Нет, она не издевается, ни в коем случае! Только пытается объяснить. Хотя, правда, что тут, в общем-то, объяснять…..
Ей стыдно. Ей так больно и стыдно! Ах, если бы я только знал, как ей стыдно и жаль! Разумеется, жаль. Она ведь, увы, понимает, как не легко мне будет её простить. Как будет мне трудно….
Но, ничего…. Ничего! Она стерпит, она заслужит! Ежесекундным раскаянием, заботой, вниманием…. Однажды я смогу ей опять поверить. И она никогда в жизни не подведёт! Никогда…. Только бы я захотел её простить, родненький! Миленький, самый лучший, самый талантливый…. Да! Да, она на коленях просит меня о прощении! Она ноги готова целовать…. Она знает, что обязана мне абсолютно всем. И от этого ей только ещё горше. Ещё больнее….
Боже, какая же она дура, какое ничтожество! Она, действительно, меня не стоит. Я настолько идеален, честен, порядочен! Настолько умён, красив, сексуален! Как же ей теперь заслужить прощение? Как?!
Как ей доказать, что я не зря вложил в неё душу, не зря исполнил самую потаённую мечту, не зря был всегда опорой и защитой…. С теми же грязными чеченцами! Что? Что?!!!
- Что?! – воскликнула Вика, выпучив на меня синие бездонные глаза, обведённые сейчас потёками размазанной туши, - Ты шутишь надо мной, да?
- Нет, верная моя, не шучу! – ответил я, сидя на разобранной кровати, возле которой она последние полчаса трогательно изображала раскаяние Магдалены, - Не шучу. Джано считает, что ты МОГЛА взять эти деньги. И потому с чеченцами связываться не собирается. Равно как и наш кредитор Косой, который предпочтёт вместе с тобой похоронить все свои вложенные инвестиции, чем спорить с сумасшедшими вахами. Себе дороже.
- Нет! Нет! – проскулила Вика, вцепившись скрюченными пальцами в ни в чём не повинную простынь, - Этого не может быть! Ты издеваешься!
- Рад бы, но… - откликнулся я без всякой жалости и передал ей доподлинно всё, что вынес Джано из встречи с чеченцами, - Что ты теперь скажешь, милая? Может, возьмёшь в долю?
- Бред это всё! Жалкий обкуренный бред! – завопила Вика таким сопрано, что я опять предпочёл смотреть на нас обоих со стороны. Так интереснее.
Да бред это! Кого мы с Джано решили послушать? Каких-то обколотых наркоманов, конченных геев, которые всё, что угодно расскажут, лишь бы не быть изуродованными чеченцами…. Лишь бы дозу очередную выклянчить.
А Рафик ещё, даун-мистификатор! Он же при жизни сочинял такие истории, что у людей челюсти отпадали, как листья в осеннем парке! Нет, она, разумеется, не понимает сама ровным счётом ничего. Никаких денег она Рафику должна не была, ни о чём с ним не договаривалась….
Кстати, Рафик ведь был болен шизофренией. Серьёзно, болен. Он даже рассказывал об этом не раз. И ей, и Алексею…. И симптомов было, хоть отбавляй. Да, Рафик утверждал, что даже в армию из-за своей болезни не пошёл. Что справка у него имеется…. Наверное, его слова можно после праздников где-нибудь проверить, в поликлинике или в военкомате…. А, ну да, после праздников! Её же к этому времени уже убьют! Убьют из-за фантазий шизанутого пидора! Её же зарежут эти бородатые свиньи! За что?
Да если бы были у неё эти сто тысяч, на кой чёрт ей было бы спать с этим аморфным Рысицким, или позволять мне, любимому человеку, влазить в баснословные долги? Зачем, спрашивается?! Неужели бы она не захотела «раскрутиться» на собственные деньги?!
Нет, определённо, я совершаю сейчас чудовищную ошибку! Все совершают. Я, Джано, Косой, чеченцы…. Абсолютно все. И когда выяснится правда, когда где-нибудь всплывут эти проклятые сто тысяч, когда я наконец-то пойму, что она была не причем, её уже не будет на свете….
- Меня уже не будет на свете! – прошептала, выдохшись, Вика и зарыдала опять, орошая мой ковёр неиссякаемыми слезами.
- Что ж…. Я не спорю, иногда ты рассуждаешь логично. Порой даже правдоподобно. Но… - я умолк на секунду, встретившись с Викой тяжёлым ненавидящим взглядом, глубоко вздохнул и, не отводя от неё прищуренных глаз, закончил фразу, - …Но ничем помочь тебе не могу, подруга. Не хочу.
- Ты мстишь! – встрепенулась она тут же и вскочила с пола. Возможно так же выглядел в миг открытия Архимед, крича «Эврика», я не знаю. Передо мной стоял не великий учёный, а дрожала жалкая растрепанная женщина с искажённым злобой и опухшим от рыданий лицом. Просто кричала она также убеждённо, - Ты можешь! Можешь меня спасти! Можешь…. Но ты мстишь! За измены, за ошибки мои мстишь!
- Оба на! – только и смог я выдавить из себя, обалдевший от такого, бесспорно, свежего ракурса проблемы.
- Да, ты мстишь! И если раньше я считала тебя мужчиной… - захлебнулась от возмущения Вика и вдруг обессилено рухнула на ковёр, в который раз заливаясь слезами, - …Это подло! Господи, как это подло….
- Да не мешай ты всё в одну кучу, идиотка! – не выдержал я, переходя на крик, - Причём тут моя месть?! Причём тут измены? Отдай завтра чеченцам их деньги и живи, как хочешь. Живи долго и счастливо! Но не со мной, ясное дело….
- Но ты же знаешь, что у меня их нет, этих самых денег?! Нету, понимаешь?! – завопила, катаясь по ковру, Вика, - Нету! Вот ты и мстишь мне трусливо. Рассчитываешься за всё!
- Рассчитываюсь? Гениально! – нервно, с пятой попытки я прикурил сигарету и выдохнул вместе с дымом в перекошенное Викино лицо, - В таком случае задам тебе один вопрос, который мне, придурку, следовало выяснить для себя ещё давным давно. Откуда у тебя, солнышко, те одиннадцать тысяч евро, с которых ты мне предлагала начать в сентябре «раскрутку»? Случайно, не из этой пропавшей сотни тысяч?
- Нет! – злорадно заулыбалась сквозь слёзы Вика, тоже нервно закуривая, и наградила меня убийственно-торжествующим взглядом, что по моему мнению выглядело в её положении довольно оригинально, - Не из этой!
- Отлично! - пробормотал я, закатив к потолку глаза, - Девяностая часть мексиканского сериала «Вам и не снилось!». Дубль первый….
- И последний. Это деньги моей мамы и мои! – произнесла почти нормальным голосом Вика и даже пересела с пола на противоположный от меня край кровати, - Нам их перевели по завещанию отца, после его смерти. Двенадцать тысяч. Можешь позвонить маме, выяснить. Всё было официально, с нотариусом, банком и так дальше….
- Ну, и когда же ты осиротела, бедняжка? – поинтересовался я, переваривая новость. Впрочем, открытием для меня известие было только на половину: Вика, действительно, что-то такое рассказывала о смерти отца. Только вот про деньги, наверное, забыла. Мелочь какая!
- Папа умер от рака пятого мая, за четыре с половиной месяца до того, как я пришла к тебе! – не скрывая своего триумфа, заявила Вика, потом жадно, глубоко затянулась, и добавила, - Проверь. Волокита с завещанием длилась больше двух месяца. А могла бы длиться и десять лет, если бы нам с мамой не помог папин брат, какой-то там супер-дупер юрист России.
- А чем у нас папа занимался? – задал я подруге с иронией вполне естественный вопрос.
- Он долго был директором крупного машиностроительного завода на Урале, - ответила Вика, рассматривая свои сломанные и объеденные в течении последних нервных суток бордовые ногти, - У него, я тебе когда-то это уже рассказывала, после разрыва с моей мамой там, в России, откуда он и родом, появилась другая семья. И другая жизнь…. Я отца помню только в картинках из детства. Очень смутно…. А деньги он завещал нам с мамой, судя по всему, как искупление.
- Так, хорошо, с папиными деньгами выяснили! – сдался я со вздохом и прикрыл слезящиеся от дыма глаза, - С твоими похождениями – тоже. А вот с чеченскими «сокровищами» не выходит, прости. Может, ты всё-таки вспомнишь, куда их дела, а? Хочешь, я тебе даже помогу? Из жалости?
- Господи, ну сколько я тебе могу повторять: не воровала я никакие деньги! Не брала! Не прикасалась к ним и даже не видела! – заголосила, складывая на груди руки, Вика и я, махнув на неё с презрением, поднялся с постели.
- Расскажешь это скоро чеченцам! – прекратил я мигом стенания подруги и под её остекленевшим от страха взглядом вышел из комнаты.
Не успел я дойти до кухни, как Вика бросилась за мной следом и повисла, плача, на руке.
- Санечка, миленький! Родненький! Ну, что же мне делать?! Что? – прошептала она, глядя с мольбой и ужасом сквозь спутанные каштановые пряди, - Что же мне делать?!
- А ты позвони, например, Рысицкому, и предложи ему трахнуть тебя третий раз! – прошипел я, выдирая свою руку из её влажных липких ладоней, - За сто тысяч долларов! Вдруг он согласится? Ты же и не таких кренделей «разводила», правильно?!
- Господи! – взвыла, ползая в моих ногах, Вика, - Не надо мне мстить! Не надо….
- Да не мщу я тебе, ничтожество! – вздохнул я, включая лампу с жёлтым абажуром, и устало плюхнулся за стол, обхватив чугунную голову руками, - Не мщу!
- Да?! – на четвереньках подползла к столу Вика, (или то, что ещё пару дней назад было ею), и, истерически хохоча, указала на меня дрожащим длинным пальцем со сломанным ногтем, - Я помню! Я же прекрасно помню, как ты клялся, что убьешь меня, если я, действительно, спала с Рысицким!
- М-да, имеющий уши да услышит! – пробормотал я, припоминая, есть ли в аптечке что-то от головной боли, и с надеждой открыл шкафчик, в котором мы обычно хранили лекарства.
- Так давай, трус, убивай! Своди счёты чужими руками! Сдавай меня чеченцам! – продолжала действовать мне на нервы Вика, и я в который раз подумал: что же удерживает меня от того, чтобы взять вот сейчас её зашкирки, и выбросить в этом жёлтом шёлковом халате на лестничную площадку? Да, что-то мешает, что-то удерживает….
- Фистал…. Флюкольд…. Реланиум… Зачем нам столько снотворного?… - роясь в кульке, читал я по очереди названия лекарств, пока не вспомнил, что где-то в комнате, в стенном ящике, видел недавно пачку спазмолгина. Вечно Вика разбрасывает повсюду таблетки, - Подойдёт! – буркнул я, вставая из-за стола, и с презрением обошёл продолжавшую выть подругу.
- Трус! Жалкий мстительный трус! – пролепетали в очередной раз вслед её искривлённые злобой губы, и я в сердцах хлопнул кухонной дверью, - Убивай!
Спасительных таблеток я в комнате так и не нашёл. Но и обратно возвращаться не горел желанием. Я опять включил один из подаренных Зауром дисков и постарался успокоиться, думая о звучащем из динамиков многоголосии. Красивые мелодические хода, мощные, идеально спетые аккорды, действительно, вернули моей душе относительный покой и равновесие. Но, что делать, если через какое-то время мне элементарно захотелось пить? Заранее морщась от новой порции Викиных обвинений, я покинул накуренную комнату.
К своему, признаюсь, чуть ли не приятному удивлению, не обнаружив Вику на кухне, я заглянул ради интереса в ванную. И с чувством выматерился….

Машина «Скорой помощи» приехала через тридцать пять минут. Ещё через два часа усталая, обозлённая причиной вызова бригада вышла из моей квартиры, оставив после себя стойкий запах перегара и грязные следы ног на линолеуме прихожей.
Что ж, каждый человек имеет полное право на праздник. Не зависимо от того, давал он клятву Гиппократа, или нет. И любому человеку ночью второго января хочется заниматься миллионом приятных вещей, посвящая свои силы всему, чему угодно. Семье, жене, детям…. Себе самому, наконец. Но уж, точно, не тому, чтобы спасать в эту ночь жизнь наглотавшейся снотворного истеричке. Всё правильно.
«Дура!», - в который раз с бешенством подумал я и чуть ли не пожалел о том, что настойчиво упрашивал врача не везти Вику в больницу, подкрепляя свою просьбу парой хрустящих зелёных банкнот. «Дура, что ты пыталась мне доказать?!», - возмущался я, бросая на закрытую в комнату дверь разъярённые нервные взгляды. Там, на смятой, в горошек постели спала в тяжёлом забытьи измученная, бледная женщина, лишь отдалённо напоминающая мне теперь смешную, неунывающую «Мисс Танк».
А если она всё-таки права? Если, действительно, Вика не имеет никакого отношения к чеченским деньгам? Что мне делать?!
Прежней жизни не будет. Понятно. Я слишком уважаю себя, чтобы забыть или простить её предательство. Даже в следующем тысячелетии. Спустя вечность…. Утром, когда она оклемается, я вышвырну Вику за дверь. К чёртовой матери! Пусть делает тогда всё, что ей вздумается. Травится, вешается, трахается. Пусть натурой оплачивает все свои долги и эфиры. Долги….
Да, меня и вправду задели глупые Викины обвинения. Я мщу ей, сдавая с Джано чеченцам?! Идиотизм!
Забавно, по всем законам логики я должен был бы сейчас негодовать, спасая уязвлённое самолюбие несчастного рогоносца. Должен был бы по идее строить коварные и кровожадные планы мести. Ей и Рысицкому. Рысицкому и ей…. Хотя, что там их строить? Смешно! Сломаю пару рёбер при встрече этому уроду, отобью, как битки, печёнку. И размажу по стенке самодовольную красную рожу с сальными редкими волосками. Вот и все планы. Баста!
…Долги. Сто тысяч наличных долларов. Завтра…. Да, Джано прав: могла! Могла разыграть так карты, могла всё тогда рассчитать. Ладно, не всё, согласен. Но, по крайней мере, попытаться могла, точно. Даже это представление с реланиумом устроить для меня, сентиментального идиота, могла. И устроила. Впрочем….
Её убьют, это точно. Окажется она виноватой или нет, не известно. Но её убьют, наверняка. После того, как всласть поизмываются. После того, как рваное, обожжённое окурками тело с отрезанными сосками и выпущенными наружу внутренностями перестанет их уже возбуждать…. Убьют. Холодные, пустые глаза Ары, - лучшая этому гарантия.
Помню, Джано рассказывал, что они вытворяли с учредителями одного столичного банка. Помню, о чём за третьей бутылкой водки когда-то мрачно говорил Андрей, обхватив стриженную голову руками. Помню….
…И боюсь. Да, я боюсь за эту женщину. Какой бы по отношению ко мне она не была. Боюсь….

- Андрюха, здорово! Слушай… - заговорил я бесцветным голосом в трубку, когда его сонная десятилетняя Алёнка, выслушав мои скомканные поздравления, сбегала за папой, - У меня мало времени. Нужно встретиться!
- Где и когда?! – пробубнил мой друг, наверное, с недоумением поглядывая на часы и проклиная всех творческих гениев, которым в восемь утра выходного дня не спится, отборной безмолвной руганью.
- Я должен срочно ехать к нашему бомжу с причудами. Он сейчас на даче в Конча-Заспе….
- А какого хрена он там? – проявил не вовремя любопытство Андрюха, нагло зевая.
- Да, не перебивай ты, Бога ради! Строительство он своё осматривать там вздумал спозаранку. Понятно? – зашипел я, поражаясь тому, что иногда и опытный опер может «морозить» глупости, - Мне нужно, чтобы ты сейчас меня туда отвёз. Сможешь?
- У тебя же твой супер-гонщик есть. Как его, Архипыч? – попробовал «отмазаться» Андрей.
- У меня есть причины обращаться не к Архипычу, а именно к тебе, Андрюха. К менту! – взмолился я тихо, - Серьёзные причины.
- Время кофе выпить хоть есть? – спросил, сдаваясь, друг и сам же ответил, - Ладно, в машине….. Буду перед твоим подъездом через двадцать минут!
- Давай! – бросил я коротко и отключил трубку.

Она спала. Она ещё находилась от всех далеко. От меня, от Джано, от чеченцев. От спешащего к моему дому Андрея, и от собственной лжи и ужаса. От неминуемых сегодня событий. Она безмятежно спала.
Впрочем, нет…. Даже сейчас, разметав по подушкам волнистые длинные пряди, приоткрыв пухлые влажные губы, она не производила впечатления безмятежно спящего человека. На бледном, с бисерками пота лице я читал не проходящие страх и волнение. Вика вздрагивала в беспокойном сне всем своим телом. Она продолжала бояться и убегать, переворачиваться и тихо постанывать.
«Она будет петь!», - вспомнил я не к месту почти забытую фразу Саровского. И чертыхнулся, впервые восприняв её абсолютно иначе, на бандитско-ментовский манер. Да, сегодня наша Вика будет ПЕТЬ. То есть: «колоться», сознаваться, давать показания и т. п.. Сегодня….
Прежде чем покинуть квартиру, я черкнул ей на кухне записку. Такую же сумбурную и странную, как и в целом моё состояние.
«Вика! Никуда не уходи. Никому не открывай. Не подходи к двери и, пожалуйста, не поднимай трубку. Я скоро вернусь. Не бойся! Мы придумаем, как выкрутиться…. Вика, я тебе ВЕРЮ!».