Жозефина Тауровна никогда не ляжет на голый пол. Всегда только на тряпочку.
И вот она лежит на оранжевом икеевском пледе во вчерашней солнечной вечности - и не знает, что уже старушка. Сегодня ей исполнилось 12 лет.
Это были суровые годы, если вспомнить слова Швондера. Мы прожили трудную жизнь.
У Чуни болел желудок, ее рвало; у неё были проблемы в эмоциональной сфере, поэтому она писала на пол. У Чуни в детстве было какое-то странное заболевание ушей, поэтому их мазали чуть ли не мазью Вишневского (со всеми последствиями). Она лысела, покрывалась волдырями после прививки, перенесла полостную операцию. Однажды у Чуни даже отказали задние лапы, а как только я их вылечил, у неё начались проблемы с глазами (многолетние закапывания капель и закладывание мазей, график на подоконнике, крестики в графе «сделано»). Теперь вот Чуня ослепла.
Да и вообще 12 собачьих лет - это 75 по человеческим меркам. Жозефина Тауровна, ты старая! Школьники должны уступать тебе место в трамвае, если б ты там ездила.
Но Чуня не ездит в трамвае, предпочитает такси.
И я даже знаю почему.
«Бог мне свидетель, бог свидетель, я не дам янки меня сломить, - сказала однажды Скарлет О’Хара. - Я пройду через все, а когда это кончится, я никогда, никогда больше не буду голодать».
Книгу «Унесенные ветром» я не дочитал, поэтому не знаю, чем там кончилось. Но за Чуню я спокоен.
«Я никогда в жизни не лягу на голый пол», - сказала сама себе Чуня в детстве и собачье слово своё сдержала. Лапки бегают, шкурка лоснится, сама собачка жирная, писает только в лоток и на улице, уши в порядке. Глазки не видят, увы, но какая разница, если тебя все равно носят на улицу теперь на руках.
Чуня. Ты помнишь, как всё начиналось? Ты выползла из своей матери в этот мир и решила, что тут всё твоё. Включая Китай и Америку.
Ты никогда не ляжешь на голый пол. Только на тряпочку.