[показать]

Поющий коллайдер.

Давно ли Большой адронный коллайдер был источником страшилок, которые журналисты дружно выпекали на потребу желающим пощекотать нервы? Эти времена давно ушли в прошлое: ученые поняли, наконец, пользу грамотного подхода к связям с общественностью. Последняя новинка сезона от CERN: музыка элементарных частиц или проект LHC sound.

Физики, оказывается, умеют прекрасно договариваться с лириками. Ученые CERN в соавторстве с музыкантами и программистами провели так называемую сонификацию частиц, регистрируемых в детекторах Большого адронного коллайдера. Эти «песни» элементарных частиц призваны помочь людям далеким от физики разделить с исследователями восторг познания Вселенной, а самим ученым — по-другому взглянуть на результаты своих исследований.

К сожалению возможности человеческих органов чувств весьма ограничены. Мы различаем только свет определенных длин волн, слышим звук ограниченной частоты. У нас нет рецепторов, способных регистрировать электромагнитное излучение (то-то медики до сих пор не могут понять, вредно ли излучение компьютеров и мобильных телефонов). 

И разумеется, мы не чувствуем, как сквозь наше тело пролетает элементарная частица — нейтрино. Впрочем, это-то, пожалуй хорошо, ведь, будь у нас такой рецептор, мы испытывали бы постоянное беспокойство: хоть нейтрино и безвредны, но каждую секунду наше тело пронизывают 10^14 частиц.

Однако возможность визуализации «невидимых» явлений очень привлекательна: ведь лучше один раз увидеть, чем прочитать тысячу описаний. Впрочем, недостатком воображения страдают не только люди. Огромные детекторы Большого адронного коллайдера, регистрирующие столкновения частиц с огромной энергией, «не слышат» их.

Чтобы восполнить этот досадный пробел, научно-творческий коллектив физиков, музыкантов и программистов разработал так называемую процедуру сонификации (от лат. sonos — звук).

Если на БАК будет обнаружен бозон Хиггса — «божественная частица», которая объясняет происхождение массы во Вселенной, то все желающие смогут «услышать» его, объясняет пресс-служба CERN (Европейской организации ядерных исследований).

Дело в том, что в интернете запущен специальный проект LHC sound, который показывает, как траектории частиц в детекторах трансформируют в музыку с помощью специального программного обеспечения. В качестве исходных данных используется информация о треках частиц, которая регистрируется на больших детекторах БАК. Кроме того, известна информация о том, какую энергию они теряют на своем пути.

«В нашем случае часть данных с детектора ATLAS собирается в специальный файл, который затем считывается программой-„композитором“ и перекодируется в музыку»,— объяснила Лили Аскуит, член коллаборации ATLAS и один из вдохновителей проекта LHC sound.

Другой вариант — в качестве исходных данных можно использовать аналогичную информацию, полученную из компьютерных расчетов. Звуки, которые доступны для прослушивания сейчас, сгенерированы как на основании экспериментальных, так и теоретических данных. Например, уже можно услышать звук распада бозона Хиггса, хотя пока он не был зарегистрирован. Есть звуки протон-протонных столкновений, звуки других элементарных частиц.

Аскуит рассказала следующее: «Мы планируем разработать новые звуки, например создать приятную на слух систему экстренного оповещения операторов о том, что на детекторе происходит какое-то необычное событие. Мы думаем о сонификации диаграмм Фейнмана — наглядного описания взаимодействий в квантовой теории поля. Скоро наши данные можно будет получать и через приложения для iPhone, а также подключать „реальные“ звуки текущих событий в коллайдере как звонки для мобильных телефонов. 

В долгосрочной перспективе нам бы хотелось создать графические интерфейсы для пользователей, с помощью которых любой человек мог бы работать с сонификацией данных без потери начальной информации. Сейчас есть только проекты по визуализации регистрируемых детекторами событий, и мы надеемся, что наш проект удачно дополнит их».

Совсем другой интерес в проекте у творческой части коллектива. «Мы слышим чистые структуры в звуке, как будто бы они были сочинены композитором. Кажется, они сами рассказывают нам свою маленькую историю. Они настолько динамичные и изменчивые, что на самом деле во многом похожи на современную музыку»,— сказал участник проекта, композитор Ричард Добсон.

Мики Харт, перкуссионист группы Grateful Dead и лауреат премии «Грэмми», записал композицию «Ритмы Вселенной» на основе астрофизических данных, предоставленных NASA. NASA также использует сонификацию, чтобы слушать «звуки Солнца» и прошлого планет. Доменико Вичинанца и его коллеги из британского Кембриджа сонифицировали сейсмические волны, возникающие при землетрясениях и извержениях вулканов.

«Музыка элементарных частиц — хороший способ заинтересовать людей результатами экспериментов БАК, сделать их более понятными, используя неожиданный, интересный язык. Так мы хотим помочь людям разделить с нами восторженное волнение, которое мы испытываем, прикасаясь к тайнам Вселенной», — заключила Аскуит.

[показать]

Люди не способны правильно оценивать впечатление, производимое ими на окружающих.

Люди систематически ошибаются, когда пытаются оценить впечатление, производимое ими на других. Одна из важных причин состоит в том, что каждый человек знает о себе больше, чем окружающие, и невольно учитывает эту «закрытую» информацию, когда пытается взглянуть на себя чужими глазами. По-видимому, это коренной недостаток нашего «социального интеллекта», справиться с которым не удается даже тогда, когда неосведомленность окружающих о нашем «персональном контексте» совершенно очевидна и полностью осознается нами.

Одно из любопытнейших направлений современной экспериментальной психологии — это изучение различных несовершенств нашего мышления, систематических ошибок, которые мы совершаем в самых, казалось бы, простых и очевидных ситуациях. Подобные исследования как нельзя лучше показывают, что человеческий разум — далеко не «верх совершенства», и эволюции тут еще есть над чем поработать.

Особенно много досадных «сбоев» дает наш мыслительный аппарат в процессе общения с другими людьми. Мы склонны переоценивать себя и недооценивать собеседника, мы систематически неверно судим о способностях, шансах на успех, перспективах карьерного роста и личных качествах — как чужих, так и своих собственных (см.: E. Pronin. How We See Ourselves and How We See Others // Science. 2008. V. 320. P. 1177–1180).

В некоторых случаях такие ошибки теоретически могут иметь некий адаптивный смысл, то есть быть отчасти полезными (в качестве примера можно привести хорошо известный феномен завышенного оптимизма по отношению к собственным возможностям и перспективам). Другие сбои «социального интеллекта» не приносят ничего, кроме неприятностей, конфликтов и стрессов.

Каждый человек объективно заинтересован в том, чтобы правильно оценивать впечатление, производимое им на окружающих. Возможно, это одна из главных мыслительных задач, стоявших перед нашими предками с древнейших времен. Без этой способности едва ли можно рассчитывать на повышение собственного статуса (и на репродуктивный успех) в сложно устроенном коллективе приматов. И если естественный отбор за миллионы лет так и не сумел «настроить» наши мозги на эффективное решение данной задачи, то объяснить это можно лишь тем, что задача оказалась почему-то очень сложной. Или, может быть, оптимизация мозга в этом направлении вступает в конфликт с другими важными ментальными функциями.

Обычно мы судим о других «по себе», этот принцип лежит в основе нашего социального интеллекта. Во многих случаях такая стратегия неплохо работает, но в данной ситуации она оказывается малоэффективной. Основную причину психологи видят в том, что человек располагает разнокачественными наборами данных о себе и окружающих: себя он воспринимает изнутри, со всеми своими мыслями, желаниями, мотивами, воспоминаниями и фантазиями, а других видит только «снаружи», и судить о них может лишь по внешним проявлениям: поступкам, словам, манерам и т.п. И хотя мы прекрасно понимаем, что часть информации о нашей личности для собеседника закрыта, тем не менее учесть это понимание в оценке производимого нами впечатления нам удается, мягко говоря, не всегда. Мы невольно — и порой вопреки всякой логике и очевидности — «перекладываем» в голову стороннего наблюдателя свои собственные знания, которыми тот явно не располагает.

Американские психологи в серии из четырех простых экспериментов очень четко продемонстрировали этот досадный сбой (как сказали бы компьютерщики, «глюк») нашего мыслительного аппарата. В экспериментах приняли участие четыре больших группы добровольцев — студентов различных американских университетов.

В первом эксперименте каждому испытуемому предлагали дважды сыграть в дартс: первый раз — потренироваться без свидетелей, второй — проделать то же самое в присутствии зрителей (незнакомых людей). Испытуемый затем должен был оценить по десятибалльной шкале, какое впечатление, по его мнению, он произвел на публику. Он должен был также оценить степень собственной удовлетворенности своим выступлением. Зрители, в свою очередь, должны были по той же десятибалльной шкале оценить мастерство выступавшего.

Статистическая обработка полученных данных показала, что оценка испытуемым произведенного им впечатления сильно коррелирует, во-первых, с тем, лучше или хуже он выступил перед публикой, чем во время тренировки, во-вторых, с его собственной субъективной оценкой своего выступления (выступил ли он лучше или хуже, чем сам ожидал). Участники, выступившие перед публикой лучше, чем во время приватной тренировки, ожидали от зрителей более высоких оценок независимо от показанного результата. Оценки зрителей, естественно, зависели только от показанного результата и не коррелировали ни с самооценкой выступавшего, ни с его результатом во время тренировки (которую никто из них не видел). Таким образом, испытуемый фактически ожидал от окружающих такой оценки, какую он сам себе вынес на основе информации, доступной только ему. В среднем испытуемые в этом эксперименте сильно недооценили то впечатление, которое они произвели на зрителей.

Второй эксперимент был призван показать, что ожидаемые оценки могут быть не только занижены, но и завышены в том случае, если во время публичного выступления испытуемый чувствует себя увереннее или находится в более благоприятных условиях, чем во время тренировки. На этот раз студентов просили дважды спеть фрагмент популярной песни «End Of The World As We Know It». Первое исполнение было «тренировочным», а второе записывалось. Участникам сказали, что запись потом дадут послушать другим людям, и те выставят свои оценки. При этом половине «певцов» выдали слова песни во время тренировки, а во время записи они должны были петь по памяти. Вторая половина, наоборот, тренировалась по памяти, а во время записи пользовалась бумажкой со словами. Это, несомненно, должно было прибавить певцам уверенности, потому что слов в этой песне очень много.

Выяснилось, что студенты из второй группы сами оценили свои выступления выше и ожидали более высоких слушательских оценок, хотя это вовсе не соответствовало действительности. Слушатели поставили в среднем примерно одинаковые (то есть статистически не различающиеся) оценки певцам из обеих групп. При этом слушательские оценки оказались значительно ниже тех, которые надеялись получить певцы из второй группы, и выше тех, на которые рассчитывали певцы из первой группы.

Третий эксперимент был особенно интересен, поскольку в нем испытуемые были четко проинформированы о том, что известно и что неизвестно людям, которые будут их оценивать. Испытуемые могли использовать это знание, прогнозируя оценки, но не сумели этого сделать. На этот раз студентов просили найти как можно больше слов в квадрате из 16 букв (популярная игра Boggle). Им удалось отыскать в среднем по 25 слов. Каждый студент работал над заданием в отдельной комнате, но знал, что кроме него такое же задание получили еще трое студентов. Затем испытуемому сообщали, что другие три человека справились с заданием гораздо лучше: нашли 80, 83 и 88 слов (это был обман, призванный принизить в глазах испытуемого его собственный результат). Цифры были подобраны так, чтобы производить сильное впечатление, но при этом не выглядеть неправдоподобными.

После этого испытуемый должен был предсказать, как, по его мнению, оценит незнакомый посторонний человек по результатам тестирования его (испытуемого) интеллект, сообразительность и умение играть в Boggle. При этом половине студентов сказали, что один и тот же человек будет оценивать результаты всех четырех членов группы, а другой — что результаты разных участников будут оцениваться разными людьми. Таким образом, половина студентов знала, что их будет оценивать человек, знающий, что они выступили «хуже всех». Вторая половина студентов, напротив, была уверена, что человек, который будет их оценивать, не получит информации о более высоких результатах других участников. Была еще третья, контрольная группа испытуемых, которым ничего не говорили о результатах других членов группы и которые поэтому не думали, что они выступили очень плохо.

Как и следовало ожидать, контрольная группа «предсказала» себе гораздо более высокие оценки, чем обе «обманутые» группы. Но самое интересное, что обе группы студентов, «знавших», что они хуже всех, ожидали получить одинаково низкие оценки. Между их предсказаниями не было никаких различий. Задумаемся, что это значит. Здесь речь не идет о пере- или недооценке сведений об информированности оценивающего (знает он или не знает, что испытуемый выступил хуже других). Речь идет о том, что люди вообще никак не отреагировали на эти сведения, не смогли их учесть, хоти они были сообщены им в явном виде. Для испытуемых было важно только одно — что они сами знают, что выступили плохо.

Последний, четвертый, эксперимент был поставлен для того, чтобы проверить, можно ли повлиять на представление о собственном образе в глазах окружающих одной лишь игрой воображения. Первую группу студентов попросили мысленно представить себе какую-нибудь ситуацию, в которой они выглядели бы выигрышно в глазах окружающих, производили бы хорошее впечатление. Второй группе предложили вообразить противоположную ситуацию, какой-нибудь свой поступок, который произвел бы на людей отрицательное впечатление. Третья, контрольная, группа ничего не воображала.

После этого каждый участник должен был в течение 6 минут побеседовать один на один с незнакомым студентом. Затем все участники должны были написать, какое впечатление они, по их мнению, произвели на собеседника (и какое впечатление собеседник произвел на них). Оценивалось общее впечатление по десятибалльной шкале (от 1 — «очень плохое» до 10 — «очень хорошее»); кроме того, нужно было предсказать, как оценит собеседник такие качества испытуемого, как чувство юмора, дружелюбие, очарование, грубость, скучность, ум, честность, скрытность, душевность и заботливость.

Выяснилось, что та игра воображения, которой занимались испытуемые перед беседой, оказала сильнейшее влияние на то впечатление, которое, по их мнению, они произвели на собеседника. Однако она не оказала ни малейшего влияния на реальное впечатление, которое они произвели. Воображавшие плохое думали, что произвели дурное впечатление, воображавшие хорошее были убеждены, что очень понравились своим собеседникам — и при этом как те, так и другие были весьма далеки от реальности.

В конце статьи авторы оптимистично отмечают, что людям свойственно так жестоко ошибаться лишь при общении с незнакомыми людьми, как это было в проведенных экспериментах. С близкими друзьями и родственниками общаться все-таки легче. Почему? Может быть, потому что мы лучше их знаем и понимаем, то есть точнее моделируем их мысли и реакции? Нет, считают авторы, скорее потому, что друзьям известно многое из нашего «персонального контекста», того самого, знание о котором мы невольно «вкладываем» в головы окружающих, оценивая их отношение к нам. Даже когда точно знаем, что окружающим эти сведения недоступны.

После прочтения этой статьи (и других подобных работ) возникает желание высказать серьезные претензии тому «разработчику», который отвечал за дизайн наших мозгов. Важнейшая часть нашего «софта», именуемая социальным интеллектом, явно представляет собой бета-версию. Но естественный отбор, к сожалению, жалоб не принимает.

[показать]

На дворе XXI век. После того, как наш мир потрясли войны планетарного масштаба и человечество получило резкий пинок под зад, скорость технологического прогресса нашей цивилизации достигла невиданных ранее оборотов. Но время шло, достижения полувековой давности начали забываться. Мысли многих людей потихоньку начали течь в другое русло, в котором нет места для новых идей и свершений. Где не надо думать, напрягаться, преодолевать самого себя. Ведь гораздо проще так и плыть по течению, ни о чем не думая. Зачем пытаться в чем-то сомневаться, докапываться до правды, когда можно и дальше плескаться в этом болоте стабильности и мракобесия, которое все больше и больше засасывает нашу цивилизацию?

В результате в обществе появилась плодородная почва для религиозных организаций, которые не упустили возможности запустить поглубже свои корни в народные массы.  Хорошо, что остались еще те люди, которые не хотели бы, чтобы человечество и дальше продолжало деградировать. Они произвели на свет протовоядие, способное остановить заражение человеческих умов деструктивным мышлением. И этим противоядием стало пастафарианство. 

Вокруг нас стало так много абсурда, что только высмеивание этого симптома может привести общество к излечению.  Одним из первых, кто специально довел до абсурда проблему неравенства перед законом верующих и неверующих для эскалации этой проблемы в обществе, стал Нико Альм. Он, выступая против разрешения мусульманам фотографироваться на документы в хиджабах, добился права сфотографироваться на водительское удостоверение с дуршлагом на голове. Так как фотографии с головными уборами разрешены в Австрии только из религиозных побуждений, он обосновал свой поступок принадлежностью к пастафарианству. 

Пастафарианство было основано в 2005 году американским физиком Бобби Хендерсоном, в нём утверждается, что Бог- это Летающий Макаронный Монстр (ЛММ).

[показать]

Настало время поговорить о святом. Область науки, ставшая предметом сегодняшней заметки, уже немало внесла в национальный характер и менталитет среднестатистического обитателя РФ. Немало гниющих обломков копий уже там и сям украшают ландшафты рунета. Внесем и мы свою лепту.

Сеанс магии с ее разоблачением

Нет более благодатного повода для демонстрации работы механизмов современного масскульта, чем тема генетически модифицированных существ. Мало что сегодня так волнует обывателя как проблема встраивания в его драгоценный геном гена скорпиона, коварно пролезшего внутрь со съеденным давеча бананом. Чтобы не раздувать текст, пропустим перечисление всего спектра бытующих на сей счет предрассудков, и сразу перейдем к опровержению главных из них.

1. Нет никаких «генов скорпиона»

Нуклеиновые основания – универсальный язык всего живого. Вещества, синтезируемые организмами животных, многократно (и кажется, независимо) «изобретены» растениями, грибами и даже бактериями. Окситоцин, инсулин, глюкагон, соматостатин, тирозин, серотонин, ацетилхолин, норадреналин, дофамин – гормоны и медиаторы человека, которые прекрасно используют для своих целей микроорганизмы (Олескин А.В., Ботвинко И.В., Кировская Т.А. Микробная эндокринология и биополитика // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. Биология. 1998. № 4. С.3-10.).

2. Генная инженерия vs «обычная селекция»

Модификации, которым подвергаются виды при селекции, могут быть опаснее и имеют заведомо менее предсказуемые последствия. Миф о «травоядной» сортовой работе методами дедушки Тимирязева очень живуч, но лет семьдесят как реалиям современной генетики не соответствует. При получении новых сортов семена нынче обрабатывают высокотоксичными мутагенами, сливают воедино цитоплазмы клеток (если нельзя скрестить два вида нормальным путем) – в общем, выводят весьма далеких от сорта-прототипа уродцев. В природе они заведомо не жильцы, а вероятность возникновения опасных для потребителя комбинаций генов при подобных методах не ниже, чем при генной инженерии. Что, по-вашему, легче: отследить возможный токсический эффект одного белка, или таковой – сотен и тысяч новых белков, возникших при ненаправленной многолетней «модификации» мишени радиацией или химическими мутагенами?

3. Гены из ГМО не могут «встроиться» в наш геном. Белки из пищи – проникнуть куда-то дальше желудочно-кишечного тракта.

В любой еде полно «чужеродных» генов. Непонятно, отчего встраиваться в ДНК потребителя должен не какой-нибудь из этих тысяч фрагментов, а именно «модифицированный» — впрочем, подобными вопросами обеспокоенный гражданин как правило не задается. Его не интересует и то, что пищеварение гарантирует разрушение «чужеродной» ДНК и расщепление привнесенных в продукт белков. Любой грамотный школьник, по идее, может компетентно ответить на вопрос, может ли биоинженерная ДНК из продуктов как-то мигрировать в геном человека. Всех сомневающихся я обычно отправляю гуглить что такое «пристеночное пищеварение» (ленивым: физиологический механизм, гарантирующий, что никакие крупные молекулы в кровеносное русло из неповрежденного кишечника не попадут).

При генной модификации иногда используются вирусы и бактерии (векторы), способные переносит часть своего генома в клетки растений. Но, во-первых, векторы эти всегда инактивируются. Во-вторых, вирус, поражающий равно клетки растения и животных – это пока что-то из фантастики. Обмен генами между растениями и животными есть вещь, мягко говоря, недоказанная. Если вы обнаружите, что хотя бы в одну из ваших клеток встроился ген ГМО, смело идите получать нобелевку за доказательство правоты неоламаркистов. Механизмы, препятствующие опасным изменениям в геноме, эволюцией отработаны что называется «на пятерочку». Любая модификация ДНК ведет к незамедлительной «навсякий случай» гибели клетки (апоптоз). Вирусам для заражения растений нужна долгая эволюция и с немалым трудом выработанные «хакерские» механизмы, которые, увы, бесполезны на зверюшках вроде нас с вами.

4. Белок, который не дает колорадскому жуку есть листья ГМ-картофеля, синтезируется… в его листьях

Он не синтезируется в клубнях. И это помимо того факта, что сам белок токсичен лишь при попадании в желудок жука этого конкретного вида. У человека он разрушается как обычный протеин. Обращу внимание на такое обстоятельство: кроме листьев ГМ-картошки колорадский жук не ест, например, апельсины, но нам их есть, тем не менее, можно.

5. Белки, синтезируемые ГМ-растениями, дают о себе знать спустя поколения

ГМ-культуры используются в качестве корма для скота уже 17 лет. Одной сои линии GTS 40-3-2 выращено 1,5 миллиарда тон, подавляющая часть которых скормлена животным. За эти годы сменилось множество поколений, вскормленных на генноинженерном фураже. За эти 17 лет не было зафиксировано ни одного случая отравления или ухудшения здоровья, связанного с ГМ-культурами. Не говоря уже о смертности. Животноводство – прежде всего, деньги. И ни один бизнесмен не будет кормить ГМ-кормом скот, если обнаружил негативные последствия. Вот исследование влияния кукурузы Либерти Линк на развитие потомства трех поколений крыс. В эксперименте использованы 630 взрослых животных и 2837 крысят.

Но и это не все. Весь инсулин, которым пользуется человечество сегодня – генноинженерный. Он произведен ГМ-бактериями кишечной палочки. И используется уже второй десяток лет – весьма массово, надо сказать.

6. ГМ-растения опасны для экологии

ГМ-растения – прежде всего культурные растения, в диких условиях выжить они не могут. Их удел «тепличные» условия агробиоценозов. Сорта, полученные в последние десятилетия, как правило, или вообще не дают плодовитого потомства (гибриды, полиплоиды) или быстро вырождаются за пару поколений. Сказанное справедливо и для генноинженерных растений. Если и может произойти переопыление модифицированными геномами естественных родственников – то лишь на исследовательских площадках. Но последнее уже вопрос к нормальному финансированию исследований и охране их результатов. Готовый продукт безопасен.

Кому оно надо

Использование биоинженерии в перспективе позволит нам не только накормить голодных себя, но еще и отдать долги планете – скажем, рекультивировать пустыни, многие из которых порождены примитивной сельскохозяйственной деятельностью наших предков. Кроме того, есть у ГМО и другие замечательные приложения.

Компания Lifestyle Pets выпустила ГМ-кота Ashera GD, шерсть которого не вызывает аллергии. Страдающий от последней читатель когда-нибудь сможет есть и специальный гипоаллергенный арахис. Листья генетически-модифицированного салата можно добавлять в пищу диабетикам, чтобы избавить их от необходимости колоть инсулин. Ряд участков человеческого организма, труднодоступных для онкологов, доступен для ГМ-бактерии семейства Clostridium, которая размножается в раковой опухоли. Биохимию шизофрении теперь можно изучать на идеальном модельном объекте – линии мышей, у которых блокирован ген, препятствующий развитию этого заболевания у человека. Ведут мыши себя, как и полагается: слегка неадекватно.

Напоследок несколько слов по поводу «заговора Монсанты» и прочей ГМО-конспирологии

Первое. Допустим, публикации в авторитетнейших западных научных журналах проплачены (хотя тот же Nature с его бюджетом вполне себе может позволить игнорировать взяткодателя). Но ведь у нас в стране, начиная с «холодных» 70-х, тоже проводились исследования трансгенных организмов. Причем в сельском хозяйстве (а где еще?) – и весьма дотошные. С привлечением уймы денег и медиков. В непредвзятости советского агропрома и биотеха оснований сомневаться у ГМО-истериков вроде быть не должно. Ну? И где громкие разоблачения? Где за десятки лет хоть одно серьезное исследование, показавшее, что употребление ГМП опасно?

Второе. Огромный урон экологии мы наносим именно традиционным сельским хозяйством. И ежели продолжать в том же духе, то деградация почв, вырубка лесов, превращение территорий в с/х-угодья, влекущее за собой вымирание видов, накопление пестицидов, попадание их в грунтовые воды и водные ресурсы неизбежно приведут к катастрофе. Разумное введение биотехнологических культур позволит уменьшить этот вред.

Третье. Истерика вокруг ГМ-растений все больше напоминает информационную войну со стороны главных конкурентов биоинженерной продукции – производителей традиционной агрохимии. Растения, которые не боятся вредителей, не особенно и нуждаются в пестицидах. Растения, которые подавляют рост сорняков, замечательно обойдутся без гербицидов. Растениям, которые сами смогут захватывать азот из атмосферы, не будут нужны дорогие в производстве и опасные экологически удобрения. Так qui prodest?

Последнее. Шумно распиаренные нашими квасными уберэкологами «исследования» Ермаковой ни один исследователь ни в одной лаборатории так и не смог повторить. Хотя шумиха вокруг этой темы в СМИ поддерживается уже десяток лет. При этом существует более 300 авторитетнейших исследований, прямо доказывающих, что опасность ГМП нисколько не выше таковой у растений, полученных методами «традиционной» селекции. Вот лишь небольшой список.

Так что одно дело – разумная осторожность. На то есть клинические испытания (а в случае ГМО они по параноидальности эквивалентны исследованиям лекарств). Совсем другое – иррациональный страх перед неведомым, которое уже во многом перестало быть таковым для специалистов, но сохраняет ореол «медвежути» для дилетантов. Раздувание на столь воздушном основании истерии в ущерб собственной экономике нельзя оценивать иначе как негативно.

Жизнеутверждающий эпилог

В соответствии с заключением иудаистского Ортодоксального Союза, генетические модификации не влияют на кошерность продукта, а по мнению Исламского Совета Юриспруденции, продукты, полученные из ГМ-семян, халяльны. Католическая церковь тоже поддерживает выращивание ГМ-культур. По мнению церковных иерархов, оные могут стать решением таких глобальных проблем как голод и бедность. Аминь.