Это цитата сообщения Олифант Оригинальное сообщение
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 4.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 1.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 2.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 3.
26 июля 1901 г. Четверг.
Опять нестерпимая жара! Кажется, ещё жарче, чем все эти дни. Это ужасно! У нас была Ольга Петровна и теперь решено, что мы поедем в субботу. Ура! Получили письмо от Жени, он пишет, что ему лучше, но что доктор сказал, что ещё год ему придётся прожить в санатории. Это ужасно! Но он очень соскучился и ему позволят приехать к нам повидаться в августе. Я ужасно рада буду его видеть. Когда мама кончила читать письмо, она заплакала, потому что она тоже очень тоскует. Я ушла в папину комнату и тоже плакала, потому, что мама плакала, и потому, что о Жене я раздумалась, и потому, что мы с Леной рассорились из-за того, что я у неё вырвала Женино письмо, но мы, конечно, скоро помирились. Ах, если бы Женя приехал!
Я скоро дочту «Жена бургомистра» и пойду за другой книгой.
Сегодня хоронили Долгову
Вечером мы ходили за покупками с мамой, и я взяла в библиотеке «В небесах» Фламмариона*. Мама купила нам пирожного и марципановых конфект. Я была очень рада. Дядя тоже ходил гулять и принёс нам мармелад и очень вкусную карамель.
* «В небесах и на земле». Камиль Николя Фламмарион (фр. Camille Nicolas Flammarion) - французский астроном, популяризатор астрономии.
27 июля 1901 г. Пятница.
Я проснулась в 5 часов утра, окно у нас было открыто и мне ужасно захотелось посидеть у него. Мама, которая тоже проснулась, позволила мне посидеть в одной рубашке у окна! Ах, как было хорошо! Прямо я никогда этого не испытывала. Было ещё совсем не жарко, солнце ещё не взошло, и лёгкий ветерок так приятно освежал меня. Лёгкие розовые и белые облачка неслись по небу. Вдруг, взошло солнце и осветило деревья. Это было так красиво! В 6 часов я легла и проспала до 9 ½ часов. Встала и опять та же жара, не то, что в 6 часов, но с этим можно помириться, но, что гораздо хуже, у меня флюс, вот это ужасно неприятно. Я полоскала рот водой, прикладывала холодные компрессы, но это ровно ничего не помогает. Мама тоже заметила. Я всё время плакала, потому, что это, правда, ужасно, когда мне предстоит какое-нибудь удовольствие, оно всегда портится флюсом. Ездили мы в Саратов, у меня был флюс. Поехали к Кейзер, опять. А, теперь едем к Карповым и та же история. Ведь это ужасно! Как бы я была счастлива, если бы этого не было, но, видно, не суждено.
Вечером мы ходили за покупками.
28 июля 1901 г. Суббота.
Мама разбудила меня в 7 ½. Погода стояла восхитительная: ясно, но не так жарко. Дядя с папой поехали нас провожать. Приезжаем, а парохода ещё нет. У пристани стоит только 4-х часовой. Мы в полной уверенности, что он будет стоять у пристани, стали на него, так как на самой пристани было жарко. Вдруг наш пароход тронулся. Мы спрашиваем, - Куда?
- На Сибирскую пристань*.
Мы в отчаянии. Папа побежал к капитану, но тот ничего не мог сделать, и мы должны были ехать. Ах, это было ужасно. Да, главное! Корзина с нашими вещами осталась на пристани, и мы боялись, что матрос снесёт её на пароход, и она уедет. Ужасно неприятно это было. Приехали мы на Сибирскую, оттуда побежали на Финляндскую пристань. Взяли билеты и…
…капитан приказал пристать у Карповской дачи, что было очень приятно…
…часам к 2-м приехали мы к Карповым, всё-таки тут очень хорошо! Сегодня не так жарко, так, что мы все гуляем.
Оказывается, завтра у Карповых устраивается спектакль и «живые картины». Сначала мне было всё-таки неприятно, что мы не участвуем, но потом ничего. В «живые картины» нас всё-таки пригласили участвовать. Я буду нимфой и малороссиянкой, а Лена боярыней. Сегодня мы гуляли почти всё время одни, потому что Карповы готовятся к спектаклю. Мы качались на качелях, ходили в овраг. Нам отвели приятную комнату. Она мне очень нравится, такая большая, с видом на Волгу, прелесть! Вечером мы сидели на площадке.
* Сибирская пристань в Нижнем Новгороде, на правом берегу реки Волги, на территории Нижегородской ярмарки, от стрелки реки Оки вверх по Волге. Брокгауз-Ефрон. 1890 -1907.
29 июля 1901 г. Воскресенье.
Мы встали в 7 часов: погода была восхитительная, прохладно, но ясно. Волга была тихая, тихая. Мы решили пойти в Кстово*. Туда идти было хорошо. Там мы посидели на нашем дереве и отправились назад. Стало очень жарко, так, что нам хотелось скорей дойти до дому. Там уже все встали и были очень удивлены, что мы были в Кстово. Соня дала мне книгу «Гред» Эберса **, я была очень рада и мы уселись в нашей комнате читать. Вдруг, мы услыхали, что кто-то приехал, по-видимому, Рутницкий, так нам послышалось, по крайней мере. А, потом, когда Лена пошла купаться, она, проходя мимо моего окна, крикнула. Что Рутницкий или Д. И., ей очень не хотелось, что бы это был Д. Вот я и ждала в тревоге, кто это. Оказалось, что Рутницкий. Я обрадовалась.
За обедом все говорили о Казани, так как он поступает в Казанское юнкерское училище***. После обеда мы сходили на площадку, пили там чай и, наконец, в 7 часов актёры удалились, что бы приготовиться к спектаклю. Рутницкий заговорил о Жене и меня ужасно разозлил, говоря, что Женя сам виноват, хотя это и правда, но меня раздражает, если это говорят посторонние. До спектакля мы ещё покачались на качелях, а потом отправились.
Давали пьесу «Задача №1371». Сама пьеса, несомненно, довольно глупая, но играли они все очень хорошо. После спектакля были «живые картины»: «Нимфа», в которой участвовала я. «…», тут Серёжа в костюме солдата стоял, отвернувшись от Сони, изображавшей малороссийскую девушку. «Колдунья» представлялась испуганной боярыней (Лена) и страшной колдуньей (Коля Голь) у колодца. Наконец. Последняя изображала жатву, тут участвовали Соня, Сара, Коля, Серёжа и я. По окончанию «живых картин» мы ещё немного танцевали, а после ужина разошлись по своим комнатам.
*Известен с XIV века как деревня Кстовская. Ряд версий связывает название деревни с крестом: «кстится», «кстовый» - креститься. Окрестности Кстово заселяли мордовские и татарские племена. Население занималось бурлачеством, плетением металлической сетки, сезонной подработкой.
**Георг Мориц Эберс (1837-1898) - немецкий ученый-египтолог и писатель.
***Казанское пехотное юнкерское училище - военно-учебное заведение Российской императорской армии, готовившее офицеров пехоты.
30 июля 1901 г. Понедельник.
Встали поздно, вышли на площадку и что же? Волги совершенно не видно из-за страшного дыма, перед нами сплошная стена дыма. Это всё горят леса. От дыма как-то себя скверно чувствуешь, но скоро мы к нему привыкли. Пароходы шли, и всё время давали тревожные свистки.
После завтрака и до обеда играли в крокет. Я была в партии с Леной и с Рутницким, и мы проиграли. После обеда ходили кормить кошек, у них их 14 и все они сидят на крылечке и ждут подачки. Кроме того Соня кормила своего петушка, который совершенно ручной. Когда мы вернулись, кавалеры предложили идти на кегельбан, и тут началось самое весёлое время: мы играли в кегли, что, по-моему, очень интересно. Бегали на «гигантах», качались на качелях и пр. Часов в 7 пришёл Булычевский* пароход, на котором Коля Голь и Рутницкий уехали. По правде сказать, я была очень рада, что они уехали, без них как-то лучше. Вечером Сара, Серёжа, Лена и я ещё долго сидели на площадке и разговаривали.
* Пароходы вятского купца Т. Ф. Булычева.
31 июля 1901 г. Вторник.
Дыма как-то меньше, так, что даже немножко видно тот берег, но всё-таки есть. После завтрака играли в крокет, и сегодня я играла гораздо лучше, чем вчера. Вдруг, кричат: «Курбатовский* снизу пристаёт!». Тут ждут Аполлинарию Петровну с Гришей и потому все подумали, что это они, а, так как мы собирались уезжать сегодня, то мы могли очень удобно засветло доехать на Курбатовском. Мы побежали одеваться, но оказалось, что он вовсе и не пристаёт, а это просто так показалось.
После обеда опять катались на «гигантах». Это для меня громадное удовольствие. Потом все ждали парохода. Его всё нет и нет. Я ушла в нашу комнату и читала Надсона. Он мне ужасно нравится. Часов в 8 пили чай на площадке и тут решили остаться до завтра, а то было уже поздно, а парохода всё нет и нет. Нам предложили написать письмо маме и послать с садовником, который ехал в город. Сначала Лена пошла писать, а я осталась на площадке. Серёжа стал декламировать «Христианку» Надсона и я с удовольствием его слушала и тут же решила тоже побольше учить наизусть. Когда Лена кончила, я пошла писать, но, к сожалению, много не могла, так как садовник уже уезжал. Вечер мы провели замечательно приятно. Все были как-то поэтически настроены и декламировали разные стихотворения. Потом ходили с Эм. Вас. и Соней по парку и они предложили Лене читать с ними зимой немецкие книги. Лена, конечно, согласилась.
Лёжа в постели, я всё думала, что вот теперь мама беспокоится о нас и ждёт нас домой, и эта мысль меня ужасно мучила.
* Пароходы судовладельца Устина Саввича Курбатова.