[показать] В каком волшебном саду произрастает «мыслено древо» «Слова о полку Игореве»?Эту загадку взялся разгадать наш автор — его точка зрения расходится с мнениями исследователей «Слова». В школьные годы мы учили наизусть: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы...» С волком и орлом как будто всё ясно — эти представители фауны всегда носили налёт мистицизма. Но как понять «растекашется мыслию по древу»? И что это за «мыслено древо», которое упоминается дальше в тексте «Слова» — «скача, славию, по мыслену древу»? Академик Д. С. Лихачёв в своих примечаниях к «Слову» говорит об этом кратко: «Образ этот не народно-поэтический, а книжный, характеризует поэтическую манеру Бояна». Известный исследователь «Слова» В. Ф. Ржига считал, что «мыслено древо» — это древо познания. Другой слововед, В. И. Стеллецкий, приводил иные мнения, что, мол, надо читать не «мысль», а «мысь», то есть «мышь», поскольку в псковском говоре «мышь» — это белка. И тогда выходит: белкой по дереву... Эту версию развивает и Л. В. Соколова в сборнике «Исследования "Слова"» (Л., «Наука», 1986). Версия, как можно понять, строится на предположении, что автор древнерусской поэмы был псковским. Чтобы её принять, пришлось бы сделать два новых допущения. Первое: поскольку в тексте «Слова» написано всё-таки «мыслiю», а не «мыciю», то автор или переписчик допустил описку (вставил букву «л»). Второе: древо тогда уже не древо познания, а древо жизни, которое, согласно индоевропейскому мифу о мироздании, соединяет небо и землю, символизируя этим три яруса мироздания: «Эмблема высшей сферы — орёл, низшей — волк, эмблема мирового древа жизни — белка (мысь)». Но такое толкование совсем не увязывается с образом «мыслена древа» той части поэмы, где вещий Боян уподоблен соловью (славю): «скача, славiю, по мыслену древу». Чтобы устранить неувязку, Л. В. Соколова пишет: «Соловей заменяет здесь мысь (белку) первой фразы, поскольку древо, здесь упомянутое,— это уже не древо жизни, а древо поэзии». Получается, что древо в «Слове» постоянно меняет своё назначение (познание, жизнь, поэзия), а Боян выступает неким оборотнем, превращаясь попеременно в волка, орла, белку (мышь) и соловья. На мой взгляд, образ древа в обеих фразах «Слова» означает одно и то же. И не требуется для объяснения этого образа привлечение ни индоевропейской мифологии, ни областных диалектов. Всё гораздо понятнее, даже очевиднее — и тем интереснее. Вообще-то ответ на вопрос, что означает «растекаться мыслiю по древу» и «мыслено древо», лежит на поверхности. Я долго не решался публиковать свои соображения по этому поводу, будучи уверен, что кто-то гораздо раньше об этом догадался. Искал, но ни в одном из современных исследований не увидел даже намёка на мою догадку. При устных обсуждениях одни оппоненты с ходу отвергали мою версию, мол, будь она верной, более умными людьми уже была бы ранее высказана. Другие, напротив, считали настолько очевидной, что советовали просто не позориться с публикацией. Но очевидное для одного — невероятное для других. Обнаружение и изучение новгородских берестяных грамот в очередной раз показало, что история русской культуры много сложнее и богаче, нежели было известно по учебникам, составленным в духе Миллера — Шлёцера и их последователей. Но даже и они выглядят чуть ли не «ура-патриотическими» рядом с некоторыми новейшими учебниками вроде бы русско-российской истории, которые написаны, похоже, для хазар, хотя материальных памятников хазарской культуры известно немногим более, чем аналогичных находок из Атлантиды... Оказалось, что берёзовая кора, как самый естественный, доступный, народный материал для письма, служила заменителем дорогостоящего пергамента (выделанной телячьей кожи) и была широко распространена в этом качестве на Руси. И не только. Берестяные грамоты были найдены, кроме Новгорода, в Поволжье, Сибири, Эстонии, Швеции. В Подмосковье в обители св. Сергия Радонежского «...самые книги не на хартиях писаху, но на берестех» (Иосиф Волоцкий). Нетрудно вспомнить: не только сибирские ханты и манси, шведские ярлы и финские рыбаки рисовали и царапали знаки на бересте — это же делали североамериканские индейцы. «И на гладкой на берёсте много сделал тайных знаков... Все они изображали наши мысли, наши речи» (Г. Лонгфелло. «Песнь о Гайавате», перевод И. А. Бунина). Обилие находок именно в Новгороде объясняется особенностями новгородских почв, их повышенной влажностью и мощным, обширным водонепроницаемым слоем глины. В других почвах береста и древесные материалы так долго не сохраняются. Плохая сохранность древесных материалов — бич восточнославянских культур. Ведь почти все строения славян, а также культовая скульптура и многое другое выполнялось из дерева. Из-за сильной подверженности древесины огню и микроорганизмам очень мало сохранилось материальных памятников времён язычества, особенно в лесистой местности. Большинство грамот нацарапано «писалом» — металлическим или костяным инструментом, заострённым с одного конца и закруглённым с другого. Эти писала, в отличие от берестяных грамот хорошо сохранившиеся, находят на более обширной территории — от Пскова до Смоленска, Киева и Рязани. Значит, и писать было на чём. И не обязательно на бересте! В качестве материала для письма встречаются, например, луб (внутренняя кора липы) И просто дощечки. А недавно академик РАН В. Л. Янин сообщил об уникальной находке в Новгороде. На этот раз обнаружена плоская дощечка с углублением, заполненным воском. Подобными «канцтоварами» пользовались когда-то и в Древнем Риме. Понятным стало и закругление на тупом конце писала: оно служило для заглаживания ошибок. Не отсюда ли пошло выражение «загладить свою вину»? Кстати, о существовании на Руси письменности до введения кириллицы: тому есть немало свидетельств. О чертах и резах восточных славян упоминал болгарский черноризец Храбр ещё в IX веке, ссылался на эти письмена и арабский писатель начала X века Ибн ан-Недим: «...они имеют письмена, вырезаемые на дереве». Да и сам св. Кирилл (Константин) видел в 860 году в Херсонесе русские Евангелие и Псалтирь, так что у него была основа для создания славянской письменности. Есть сообщения и о славянских рунах, также вырезавшихся на досках. С ними схожи и знаки велесовицы, древнейшего алфавита восточных славян. Знаменитая «Велесова книга» состоит из дощечек, исписанных посредством «писала» (и впрямь «черты и резы»!). К сожалению, официальной наукой этот уникальный памятник культуры практически игнорируется... Правда, использование дощечек для письма никем не оспаривается — считается «лженаучным» лишь само предположение о существовании у славян столь древней письменности и литературы. Убеждает в существовании докирилловой русской письменности и знакомство с алфавитом коптов (египетских христиан). Многие его буквы будто бы взяты из нашей азбуки после петровской реформы. И этот алфавит II—III веков заметно отличается от византийского унициала, который считается прототипом кириллицы. Но вернёмся к канцтоварам Древней Руси. Это — береста, луб, дощечки простые и покрытые воском... И, конечно же, читателю уже ясно главное. Если береста, луб, дощечки суть материалы для письма, то естественной видится прямая связь понятий «дерево» и «книга» в древнерусском обиходе. В старинном описании библиотеки Троице-Сергиевой лавры упоминаются «свёртки на деревце чудотворца Сергия». Такие свёртки из бересты с нанесёнными письменами находили археологи в новгородском раскопе. Приводятся и их фотографии. Никого не удивляет, что немецкое слово «Papier» (бумага) происходит от папируса, а сам папирус — материал для письма в Древнем Египте и Элладе — получил своё название от нильского тростника, из которого изготовлялся. Не древесина, но всё-таки растение! Другой древний материал для письма, применявшийся народом майя, приготовлялся из крупных листьев дерева вроде известного нам фикуса. Кругом следы дерева! В «Словаре древнерусского языка» И. И. Срезневского среди значений слова «лубъ» находим: «грамота». «Лубъ» и «грамота» (документ) — синонимы. И не случайно всем известный вид печатной русской народной литературы тоже называется «древесным» словом — лубок! И ещё. Как будет тот же «лубъ» по-латыни? «Liber». А как по-латыни «книга»? Правильно, тоже — «liber». Что на Руси, то и в Риме! На других языках книга тоже называется «древесным» именем. По-немецки книга — «Buch», но это же слово означает и «бук» — дерево, наверное, именно на буковых дощечках начинали писать древние германцы. Причём раньше британцев: по-английски «книга» будет «book» — явное заимствование у немцев, потому что это слово с буком или другим деревом уже не связано. Книжно-древесные ассоциации можно продолжить. Вряд ли случайно любая книга состоит из листов. Листья на дереве, листы в книге... Книгу листают, перелистывают, и шелест книжных-бумажных листов перекликается с шелестом кроны дерева, состоящей из листьев. А то, что сейчас называется обложкой, не так давно именовалось «корками» — тоже словом древесного семейства. О документах и сейчас ещё говорят — корочки... Так что скорее всего «Боян бо вещiй, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслiю...» по страницам и свиткам древесных книг — берестяных, лубяных, из дранок и дощечек составленных. То есть — просто читал, что другими было написано, и сам писал вдохновенно, то рыща мысленно серым волком по земле, то взлетая сизым орлом под облака... Вещим он был, то есть мудрым,— так уж, наверное, грамоте-то разумел вельми! И не на родном только языке, подобно столь же вещему автору «Слова». А ещё в словаре И. И. Срезневского есть слово «мысльникъ» — ложная книга. Хоть и ложная, но всё-таки книга! Это ещё одно подтверждение близости выражений «мыслить» и «читать». Или — «писать». А вот содержащееся в зачине «Слова» выражение «ущекотал скача, славiю, по мыслену древу» (щёкот — соловьиное пение, славм — соловей) означает, вероятнее всего, исполнение написанной песни. Под рокочущие аккорды струн, как повелось исстари,— ведь, согласно исследованиям Ф. Буслаева, у славянских певцов ещё в VI веке был обычай сопровождать своё пение игрой на гуслях. Может быть, традиция даже древнее — с античных времён, от таинственного Орфея, уроженца Фракии, земли балканских славян. У термина «песнь» есть и более широкое значение — поэтическое произведение, которое можно читать, а не только петь. Примеры — в культурах многих народов: «Песнь песней» царя Соломона в Библии; «Песнь о Роланде»; уже упомянутая «Песнь о Гайавате»; «Витязь в тигровой шкуре» («...я же, некий Руставели, о великом Тариэле, проливая слёзы, пел»); «Песнь о вещем Олеге». Художественные образы «растекания мыслью по древу» и «мыслена древа» в «Слове о полку Игореве» убедительно свидетельствуют о высокой поэтической и письменной культуре той Руси, которую почему-то привычно называют Древней. Николай Дорожкин |
Серия сообщений "Древняя Русь":
Часть 1 - Мифы Руси
Часть 2 - Копа – древнеславянское собрание
...
Часть 20 - Скифское золото: сокровища «степных пирамид»
Часть 21 - Цитирование «Домостроя»
Часть 22 - Извечное древо Бояна