В колонках играет - KoЯn - untouchables

и один его глаз уставился на меня, он был мёртвый, стеклянный. а второй казался чистым и светился бирюзой куда-то в темноту тоннеля. слабая свеча на торте именинника, удушаемого колготками черноты. поезд метро шатало, как пьяный корабль Рембо, а я всё смотрел поверх книги Майринка на всклокоченные волосы Яна, на огромные глаза Яна, на его пальцы, тонкие, с бальшими фалангами. И мне вспомнились ноги слонов Сальвадора Дали, эти дикие ходули, и гранат, и каннибализм. Его застывший глаз мутным зеркалом висел на белом лице. Если бы я заглянул в него целиком, как смотрят в воду озера голые дети, я бы тут же умер. Но я не осмелился, я только чуть-чуть повернул голову, так, чтобы увидеть часть своего лица и плечи. Я не узнал себя. Глаз дал истинное, перевёрнутое изображение, и человек, которого я увидел, не имел со мной ничего общего. Это был Голем. На секунду мне почудилось, будто поезд метро обратился в лифт, и в кабинке нет никого кроме меня и Яна, я стал задыхаться, искал кнопку стоп, затем зачем-то вцепился пальцами в грязную резину дверей, как похороненный заживо тщетно стремится открыть крышку гроба, присыпанную мокрой землёй... но тут двери распахнулись, и поток людей вынес меня на ослепительно белую станцию, где я, растерянный, с руками, безвольно висящими вдоль тела, остался стоять. Люди омывали меня пёстрой рекой, от тошнотворных вод которой я казался себе ещё грязнее. Я навсегда потерял Яна из виду.