[474x600]
Автопортрет
Я - шут, я - Арлекин, я - просто смех,
Без имени, и, в общем, без судьбы.
Какое, право, дело вам до тех,
Над кем пришли повеселиться вы.

А дело было, у Веласкеса, ставшего к тому времени признанным мастером.
Какие чувства испытывал он сам, глядя на карлика «Эль Примо» (1644) или его собрата по несчастью «Себастьяна де Морра» (1644)? Смеялся ли он вместе со всеми другими, когда «Пабло де Валладолид» (1632) или «Барбаросса» (1635) разыгрывали перед ними свои странные и жутковатые спектакли, впадая в манию величия или безумную ярость? Не думаю. Каждый из вас после просмотра сделает собственные выводы.

Скорее всего, эти портреты были заказаны художнику королем, но написаны они не просто внимательным и наблюдательным человеком, не просто блестящим мастером, а и увлеченно. Многим исследователям хотелось понять интерес Веласкеса именно к этим людям. Чувствовал ли он в своей зависимой судьбе, своей прикованности ко двору нечто схожее с ними? Конечно, он был прославленным живописцем, обласканным королевскими милостями. Но между ним, дворянином по происхождению, ремесленником-тружеником по занятиям, и истинными аристократами был непреодолимый барьер. И разве он по-своему не развлекал тех, кто никогда не «осквернял» свои руки трудом? Развлекал.И не только живописными работами, но и устраивая для них, согласно своей придворной должности, празднества.
А, может быть, его волновала тайна больных, изломанных душ, влекущая к себе, как головокружительная бездна? Но утверждать, что он лишь фиксировал с натуралистической точностью патологические черты всех этих бедняг, оставаясь бесстрастным наблюдателем, совершенно невозможно, пожалуй, даже нелепо.
Итак, речь пойдет о портретах шутов, дураков, уродцев, искалеченных природой людях, которые должны были одним свои видом развлекать томящуюся от безделья придворную чернь. Эти портреты занимают особое место в галерее представителей испанского общества Веласкеса.

Аналогов в живописи до Веласкеса его портретам шутов практически нет.
Надо сказать, что с незапамятных времен при дворах королей и вельмож, царей и бояр веками держали дураков и дурок, шутов и шутих, и их телесные и душевные болезни не вызывали ни отвращения, ни сочувствия. С одной стороны, «человек для развлечения» смешил своим физическим уродством и разными трюками, способствовал одним своим видом к утверждению превосходства здорового, благополучного человека, а с другой – ему было дано право говорить монарху такие вещи, о которых не сказал бы ни один придворный. Очень часто за маской «шутовства» скрывался острый и проницательный ум, делавший личность шута особо притягательной. Немало подобных шутов, которые, кстати, становились ими добровольно, было в Российской империи .
К примеру:
[355x499]
Шут Балакирев Петра 1, а впоследствии Анны Иоанновны происходил из старинного дворянского рода. По его виду не подумаешь, что этот человек за свой острый язык был сначала подвергнут избиению металлическими прутьями, затем сослан, а впоследствии назначен официально царским шутом (помните трагикомическую пьесу Григория Горина "Шут Балакирев" из репертуара Ленкома?): просто барин навеселе, потому и парик съехал на бок.
А вот "Станчик" Матейко совсем иной:

[600x446]
Помните, мы говорили об этом портрете : единственный, кто осознает трагичность момента передачи Смоленска русским, шут. Сколько в нем скорби, страдания, но она совсем другого порядка, чем на портретах Веласкеса.
[600x370]
В.Якоби Шуты при дворе Анны Иоанновны 1872
Здесь предназначение шутов вполне ясно: почтенная публика развлекается, и веселиться ей помогают детские забавы шутов.
Но вернемся в Испанию.
Двор Филиппа IV в этом отношении не был ни лучше, ни хуже других. Но в Испании чаще роль шутов исполняли карлики или изуродованные от рождения люди. При дворе Филиппа IV, по некоторым сведениям, имелось более ста уродцев, карликов и шутов. Гримасы, которые они строили, а также разного рода физические недостатки были любимым развлечением в тоскливой жизни обитателей королевского дворца. Шуты являлись неотъемлемой частью установленного монаршего уклада, им не подобало выказывать сочувствие или жалость, над ними можно и нужно было смеяться.

Но Веласкес запечатлел всех этих людей и тем самым предал гласности жестокую и безнравственную суть отношения к ним здоровых и титулованных господ. Конечно же, художник сочувствовал, ощущал свою сопричастность, иначе мы через столетия, глядя на эти портреты, не испытывали бы столь острых эмоций, такой мучительной и беспомощной жалости, такого страха перед несправедливостью природы.

В испанской живописи XVI века сложилась традиция изображения карликов и уродцев. Над подобным [ином портретов, называемых «Los truhanes» в разное время работали все придворные художники. Нередко они рисовали шутов и на парадных портретах вместе с хозяевами. У Веласкеса тоже имеется подобная работа. В «Портрете инфанта Валтасара Карлоса с карликом» (1631, Музей изящных искусств, Бостон) изображен маленький принц в красивом, расшитом золотом костюмчике и перекинутой через плечо ливрее. Рядом с ним в белом фартучке стоит карлик, в левой руке держащий погремушку, а правой прижимающий к себе яблоко. Конечно, он — всего лишь игрушка, принадлежащая наследнику престола, но только почему предметы в его руках так напоминают скипетр и державу? Из двух малышей одинакового роста принц, безусловно, красив, но только вот шут больше напоминает ребенка, чем сам Валтасар Карлос, который выглядит пустой куклой.

[452x600]
Портрет Балтазара Карлоса с карликом
[466x600]
Фрагмент "Менины"
В своей великой картине "Менины", бытописуя жизнь придворного двора, Веласкес не смог погрешить против правды: и здесь изображены те, без кого никак не могут обойтись королевские особы. Справа Справа у стены находятся постоянные члены свиты инфанты, ее шуты: карлица Мария Барбола, прижимающая к груди игрушку, и юный Николас Пертусато, толкающий ногой лежащую перед ним собаку. Мария Барбола , всю свою жизнь прослужившая при дворе пугалом, посмешищем из-за своей некрасивости, уже стара. У нее рыхлое большое лицо с нездоровой сероватой бледностью .Взгляд - наивный, детский и в то же время настороженный, как бы застывший, словно она только что вдруг поняла, кто - ее главный обидчик, кто превратил всю ее жизнь в издевательство. Уголки губ опущены,рот сжат как бы в сдержанном крике...На кого же она ТАК(!) смотрит? При всей загадочности этой картины, безусловно, перед ней - королевская чета, которую и пишет художник .
Стройный юный карлик, непоседливый мальчишка, дразнит пса и явно не слушает увещевания своей наставницы. Пока он не понимает, для чего он здесь, у него все впереди...

Всех шутов и уродцев художник писал очень правдиво, без прикрас и с глубокой симпатией.

Таков, например, «Портрет Франсиско Лескано» (1643-1645, Прадо, Мадрид). Для написания этой работы Веласкес использовал традиционную композицию парадного портрета. Шут у него в картине хоть и выглядит недалеким умом, но таким добрым и непосредственным, как ребенок.

[417x550]
Франсиско Лескано

Известно, что Франциско Лескано принадлежал принцу Балтасару и умер в 1649 году в возрасте двадцати двух лет.Нам трудно себе представить, каким образом Франсиско Лескано мог вызывать смех .Его бессмысленное жалкое лицо может пробудить только боль и сочувствие или гнев на жестокую природу, судьбу, так обошедшуюся с этим существом, но смеяться над ним кажется кощунством.

[362x600]
Хуан де Калабасос
И еще один его портрет
[416x550]
«Шут Хуан де Калабасос» («Эль Бобо дель Кориа»), ок. 1637-39 — шут изображён с высохшими тыквами-погремушками (исп. калабасы, откуда и его прозвище), которые традиционно являются атрибутом глупости. Второе название картины — Эль Бобо («дурак») из Кории. Однако художник рисует не умственно отсталого человека, а артиста, так сказать, профессионального шута, который только изображает глупца на потеху своим хозяевам.
Калабасос кажется нам воплощением юродивого, блаженного, если воспользоваться терминами русской исторической жизни. Его поза, выражение лица с отрешенно радостной безумной улыбкой, разве они не напоминают нам пушкинского юродивого из «Бориса Годунова»? В портрете Калабасоса почти нет цвета. Темно-коричневый фон, черная одежда, белый кружевной ворот и манжеты, но даже в этой тусклой гамме художник добивается сильнейшей экспрессии. Поза безумца, сидящего на полу, подогнув одну ногу, судорожно и робко сжатые руки, а главное лицо с размазанными чертами ярко выразительны.
У Веласкеса нет ни тени насмешки или брезгливости. Они ( И Франсиско Лескано и Хуан де Калабасос) написаны с явной нежностью и симпатией. Этот факт нам многое говорит о характере самого автора.
Но если лицо Калабасоса нарисовано мягко, контуры расплывчаты, все в нем слабо, смутно — от взгляда косых глаз до улыбки, то в лице карлика Морра все крайне определенно .

[417x550]
Себастьян де Морра

Совсем иначе смотрит с портрета любимый шут всевластного правителя Фландрии кардинал-инфанта Фердинанда — Себастьян де Морра. Прямо на полу сидит некий обрубок человеческой фигуры: вместо кистей рук бесформенные культяпки. Крупная, квадратная голова с шапкой темных волос. Бугристый, слишком тяжелый лоб,нависший над глубокими глазами, искривленный нос с вдавленной переносицей и — взгляд умного, властного и много страдавшего человека. Его нарядная одежда — зеленый камзол и красная с золотом накидка ( королевская?)— еще больше подчеркивает безобразность облика, как и поза, в которой он сидит, выставив вперед искалеченные ножки. Судя по свидетельствам современников, де Морра был на редкость умный и ироничный человек, к тому же отличавшийся феноменальной физической силой. и любвеобильностью.
Да, Веласкес не скрывает болезненного уродства, но при этом главное в этом портрете - глаза, точнее взгляд. Он пишет портрет честно, правдиво, похоже, как всегда, но, получается, что пишет не лицо, а судьбу.
[460x600]
Эль Примо
Благородная голова, высокий чистый лоб, незаурядное лицо интеллигентного человека , умные, усталые глаза настолько завораживают зрителя, что он не сразу обращает внимание на тщедушную фигурку с маленькими ручками, горб, короткое туловище и на тонкие и слабые ножки. Дон Диего де Аседо занимал особое положение в свите Филиппа IV, сопровождал короля в поездках по стране. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, считался образованным человеком, любил литературу и сам сочинял стихи.
Кроме исполнения своих прямых шутовских обязанностей, он имел постоянную должность в канцелярии королевской печати. Прозвище «Эль Примо» означает «кузен». Возможно, шут приходился родственником Веласкесу, и художник сам его так назвал. А возможно, что это имя появилось благодаря особой привилегии Эль Примо не снимать шляпу в присутствии короля, что было позволено только представителям высшей аристократии, которых король называл «кузенами». Особую ценность портрету придает его незавершенность: не оконченный художником фон позволяет прекрасно рассмотреть все направления его кисти. Мягок темный колорит портрета дона Диего де Аседо «Эль Примо» («Кузена»). Пейзажный фон - ночное оливково-бурое небо с освещенными луной облаками и силуэтом гор. На нем — фигурка в темно-коричневой, почти черной элегантной одежде кабальеро и огромном берете, руки перелистывают гигантский фолиант, еще более подчеркивающий хрупкость маленького тела с большой головой. Взгляд человека, смотрящего на нас, задумчив. Его лицо спокойно и грустно. Перед карликом лежат какие-то книги и рукопись, стоит чернильница. Во всем вместе нет ни капли театральности. Эль Примо не кажется ряженым под ученого мудреца, а на самом деле умным, мыслящим человеком.
Известно, что Эль Примо стал героем мелодраматической истории, когда ревнивый смотритель королевского дворца убил кинжалом свою жену за связь с ним[
В серии портретов шутов и карликов (los truhanes) испанского двора художник Веласкес психологически точно, откровенно и непредвзято раскрывает характеры комедиантов, их душевное состояние, мир переживаний, поднимающийся подчас до скорбного трагизма. Этим портретам зрелого периода творчества художника Диего Веласкеса в большой степени свойственен артистизм и психологическая завершённость.
[350x600]
Шут Хуан Австрийский
Одним из таких портретов является и портрет придворного шута короля Филиппа IV по прозвищу «Дон Хуан Австрийский».
Что заставило его вглядываться в черты «Дона Хуана Австрийского» (1632—1635), названного так в насмешку над нелюбимым двоюродным дедом Филиппа IV. Настоящий Хуан Австрийский был незаконнорожденным сыном Карла V и достаточно удачливым полководцем: он победил турок в сражении на море, будучи скромным и знающим свое место, он ни на что не претендовал. Тем не менее ненависть к нему при дворе была безудержной. Но всю силу этой ненависти испытывал на себе - шут, которого обряжали по моде того времени, когда жил истинный носитель имени.
Роль этого шута явно страдательная. Что его могло ждать: при претенциозном наряде( атрибуты парадного портрета военачальника, доспехи ) - только насмешки, издевательства, пинки, подзатыльники! Обратите внимание на пейзаж битвы на заднем плане.

[356x600]
Кристобаль де Кастанида или «Придворный шут по прозвищу Барбаросса» («Дон Кристобаль де Кастаньеда и Перниа»), 1637-40 — шут, хваставшийся своими военными талантами, за что получил прозвище в честь алжирского пирата Хайр-ад-Дин Барбароссы. Он вполне мог сказать:«Я шут, и выстрел мой словами, как выстрел короля — готов сразить любого меткой шуткой: кого-то -наповал, со смехом иль в слезах»,
Облик его явно театрален. Две шпаги в руках, пылающий взор, большие усы и бакенбарды придают ему истинно разбойничий вид, подчеркнутый обилием красного в одежде. Барбаросса был первым среди шутов, кто дерзко говорил правду даже королям и, по преданию, участвовал в корриде. Портрет не завершен и от этого производит впечатление еще более смелого и свободного по манере. Веласкес скорее восхищается, любуется, чем смеется. Именно из его уст король мог услышать подобное тому, что говорил шут королю Лиру:
Того, кто служит за барыш
И только деньги ценит,
В опасности не сохранишь,
И он в беде изменит.
Но шут твой - преданный простак,
Тебя он не оставит.
Лукавый попадет впросак,
Но глупый не слукавит.
СПРАВКА:
В средневековой Европе , в связи с отсутствием свободы слова, вельможи не могли открыто критиковать короля, а король не всегда мог себе позволить критиковать особо влиятельных вельмож. За них это делали шуты, часто в завуалированной форме. Если шут переходил границы дозволенного, то наказывали его, а не вельмож. Через кривлянья и болтовню шутов представители привилегированной элиты раннего Средневековья доводили до сведения друг друга, а также короля, свои претензии, жалобы, критику или особо рискованные предложения и идеи.

[355x600]
Шут Валладолид
Веласкес запечатлел мгновение, во время которого Пабло де Валладолид, в черном костюме, с перекинутым через плечо, словно тога, «романтическим» плащом, широким, но неуверенным, как у пьяного, жестом руки, изображает Гамлета, читая со всей серьезностью и пафосом монолог из одноименной пьесы Шекспира .
К примеру этот:

Боже! Боже!
Каким ничтожным, плоским и тупым
Мне кажется весь свет в своих стремленьях!
О мерзость! Как невыполотый сад,
Дай волю травам, зарастет бурьяном.
С такой же безраздельностью весь мир
Заполонили грубые начала.
Как это все могло произойти?

Или известное всем:

Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.

В одном монологе - речь о порочности света, его грубых нравах, низменных интересах; в другом - о жизни и смерти, любви и страданиях, борьбе и смирении , а они - хохочут! Ему не достучаться до их сердец, ибо они отвели ему другую роль...
Вечная участь шута Пабло де Валлодолида - быть Гамлетом, играть трагическую роль при всеобщем и безудержном смехе...

Все эти портреты написаны сильной и раскованной кистью. Они индивидуальны не только по чертам изображенных лиц, по их своеобразным позам и жестам, но и по манере исполнения каждой работы, по цветовому решению, окружающим предметам-символам.
Безусловно, в сравнении с предыдущими портретами, Веласкес образами своих шутов совершил прорыв к естественности, совмещенный с трагическим натурализмом и тонким психологизмом..В беспощадной передаче немощи, физической неполноценности этих людей, вызывающей чувство острой жалости, выражается правда его искусства, и поэтому особенно ощутимым и ценным становится утверждаемое Веласкесом уважение к духовному миру человека независимо от того низкого положения, которое он занимает в обществе.

Художник решил покинуть дворец и, получив королевское благоволение, исполненный решимости поработать над пейзажами, уехал в Италию. Это была его вторая поездка в Италию. Пейзажи хороши, их называют импрессионистическими. Но именно в эту, вторую поездку Веласкеса ,наконец, ждала слава в Италии, слава "ХУДОЖНИКА ИСТИНЫ".

 

	Франсиско Таррега - Воспоминания об Альгамбре	05:10

PS: Ко всем предыдущим вопросам еще один: что необычного в этом автопортрете Веласкеса, есть ли связь с основной темой?
http://spbstarosti.ru/headline/prado-v-ermitazhe-c...ya-parad-korolej-i-shutov.html
http://artospace.com/index.php?page=diego-velaskes&prdpz=1
http://gallerix.ru/read/diego-rodriges-de-silva-velaskes/2/