Чудеса случаются. Одно из них произошло в 2008 году с Игорем Теличкиным, в прошлом – севастопольским акушером-гинекологом, а ныне – иммигрантом, живущим в Ковентри. О счастливом случае, который выпал на долю его и его друзей четыре года назад, писали в английских газетах, но многие подробности этого дела тогда остались нераскрытыми. И только сегодня,  в канун 2013 -го  Игорь Теличкин решил поделиться своими воспоминаниями 

[644x523]

Эммигрант из Украины  - человек, на себе убедившийся в том, что жизнь подчинена законам, непреложным до отчаяния, согласно которым опасения сбываются чаще надежд, а изменчивая судьба обычно меняется только к худшему. Именно это и происходило со мной на протяжении ряда последних лет, когда жизнь делала неожиданные зигзаги и выписывала немыслимые пируэты. А накануне Рождества 2008 года произошло событие, ко­торое во многом изменило мою жизнь

[400x265] .

Неделю перед Рождеством я решил посвятить  приведению в порядок сада в усадьбе моего друга Наза. Хотя до последнего момента у меня были другие планы. Однако все отчего-то сошлось именно так, что я оказался в Warwickshire, в загородном имении Sand Rocks Willas, где и разыгрались драматические события.
Что меня, полунищего, связывает с этой богатой, даже по здешним меркам, мусульманской семьей, понять трудно. Наши жизненные интересы далеки друг от друга, как Северный полюс от Южного. Совершенно разнятся и наши мировоззрения. Однако все члены этой семьи, включая многочисленную детвору, с симпатией ко мне относились.
Семь лет я прожил рядом с ними. И оказалось, все это неспроста.

Зима в Средней Англии, не в пример российской, теплая, и этот день, 18 декабря 2008 года, не был исключением. На улице было +12, а пышная средиземноморская растительность, зеленеющая повсюду, заставляла вообще забыть о том, что близится Новый год.

Убирал я в тот день отнюдь не опавшую листву, как потом написал корреспондент газеты, рассказывая о произошедшем, а возил на тачке тяжеленные бетонные плиты-«слабсы», которыми мостят дворы. Плиты приходилось извлекать из земли, отчего я весь густо вымазался черноземом.
Около 10 часов утра Имран, брат владельца усадьбы, организовал для меня завтрак и заявил, разумеется, в шутку, что сегодня намерен проверить, как у меня «руки помнят». Иначе говоря, мне сегодня предоставится возможность продемонстрировать свои акушерские знания и навыки

[700x462] .

Знать бы нам тогда, до какой степени в точности сбудутся его, вовсе не шуточные, как оказалось, предсказания!
Имран объяснил, что у жены его младшего брата со дня на день ожидаются роды, а вот только что излились воды.
В ответ на такое сообщение я лишь поинтересовался, началась ли родовая деятельность и вызвали ли они «скорую». Родовой деятельности не было, а «амбуланс» уже вызван. Оценив такие действия как совершенно правильные, я заверил моего собеседника в том, что их родственница сегодня же и родит.

Вмешиваться в это совершенно не мое дело я не собирался, а вернулся к своей тачке с плитами, которые про себя окрестил «надгробиями». О нашем недавнем разговоре я вскоре и забыл, с головой погрузившись в размышления о собственных проблемах. ...К событиям текущего дня меня вернули Имран с Назом, которых я, везущий очередное «надгробие», вдруг увидел несущимися от дома ко мне. Оба громко кричали, под-зывали энергичными жеста-ми и умоляли, чтобы я что-то сделал. Решив, что у нашей беременной началось кровотечение, я без лишних расспросов рванул изо всех сил к дому, соображая на бегу, что в этой ситуации следует предпринять

[700x465] .

Выход мне виделся в том, что я сейчас сгребу в охапку беременную и мы на машине помчимся в ближайший hospital. Возможно, я и сам смогу чем-то помочь, если там не окажется специалиста акушера-гинеколога.
Так я думал, пока бежал через парковые угодья со скоростью, на какую только был способен.
А в доме царил страшный переполох. Наверху раздавались громкие крики, был слышен топот множества ног.
Когда я взбежал на второй этаж, то увидел нашу беременную лежащей на диване. Кровотечения, к счастью, не было, но между бедер женщины торчала в положении недозавершенного наружного по­ворота голова младенца с «чугунным лицом» – по классическому определению акушеров старой школы. По положению головки было ясно, что один из заключительных этапов родов еще не выполнен, а цвет кожных покровов младенца указывал на то, что положение критическое, и нужно срочно завершать роды.
Я, как был весь в земле, так и приступил к делу, до этого лишь скинув грязные перчатки с рук.
Самым страшным в тот момент виделось то, что не было родовой деятельности! Непонятно, куда родовая деятельность подевалась и была ли она вообще.
Но откуда тогда взялась эта голова?
«Тужься! Тужься что есть силы, иначе ребенку смерть!» – закричал я, от волнения не соображая, на каком языке изъясняюсь.
Разия (так звали молодую женщину) в ответ только жалобно и беспомощно посмотрела на меня, наверняка не понимая ни слова из моих отчаянных призывов.
Тогда я сам, с перекошенным от натуги лицом, стал изображать, как все делается, но и это не дало никакого результата!  «А что, если там уже «мертвяк»?» – молнией пронеслось у меня в голове.
От этой мысли мне сделалось дурно. За короткие мгновения я успел тогда сполна пережить горькую досаду, перемешанную с отчаянием и злобой на самого себя за то, что столько времени меня носило где-то, тогда как я должен был неотлучно находиться рядом с роженицей

[700x466] .

Это ж надо было мне ехать сюда за столько верст, в другую страну, торчать здесь столько лет, занимаясь «не пойми чем», чтобы в тот самый миг, когда и понадобилось единственный раз применить свои знания и умение, я допустил прямо-таки преступную халатность! Я не удосужился даже взглянуть на роженицу и оценить ситуацию, а довольствовался косвенным свидетельством того, что родовой деятельности нет!
Хотя с другой стороны, если бы я стал обследовать пациентку по всем правилам, это выглядело бы странным. Посудите сами: вымазанный в земле мужик, бросив тачку, пристает к молодой беременной женщине с расспросами на очень деликатную тему…
Только это все, конечно же, были мои неубедительные отговорки и попытки оправдаться перед самим собой. Хотел, так нашел бы способ предотвратить беду. Достаточно было уже того, если бы я сел где-то поблизости и не спускал бы с беременной глаз до приезда медицинской бригады. Такое наблюдение дало бы мне возможность своевременно оценить ситуацию и принять меры. А теперь уже поздно кусать локти. Исправить что-либо невозможно.
И все-таки трудно представить, как бы мне надлежало выполнять свой профессиональный врачебный долг в тех конкретных обстоятельствах, в соответствии с требованием науки, именуемой медицинской деонтологией.
Упереться, как осел и, игнорируя протесты хозяев, дожидаться медицинской бригады?

А после того, как такая бригада прибыла и увезла бы беременную, то ни одна в мире живая душа не оценила бы по достоинству моих действий. Один лишь Всевышний да еще моя совесть являлись бы свидетелями того, что я поступил правильно. Хозяевам же, нанявшим меня совсем для другого рода работы, не пришлось бы по вкусу такое мое поведение, и они бы выставили меня из комнаты еще до завершения выполнения мной «врачебного долга», а скорее всего, и вообще попросили бы из усадьбы.
Поправ же правила деонтологии, я не заслужил ни малейшего упрека со стороны кого-либо. Никому бы в голову не пришло винить меня в гибели ребенка. Гибели, по сути, по моей вине, так как я мог такую гибель предотвратить, но ничего для этого не сделал.
Какой-то деонтологический тупик: если пойдешь «налево» и сделаешь вид, что тебя это не касается, оно и не коснется. Пойдешь прямо, как тебе того велит врачебная совесть и будешь делать все возмож­ное для благополучного исхода предстоящих родов, окажешься непонятым и наживешь на свою голову кучу неприятностей.
Вот это и есть очень характерный пример неразрешимой нравственной коллизии.
Это только у так называемых нравственных наук готов теоретический ответ почти на все вопросы, важные для жизни. Но во многих реальных жизненных ситуациях у людей попросту не оказывается средств для практического исполнения того, чему учит теория.
Вся тщета и бессмысленность нашего существования нарисовались для меня в тот момент с метафизической отчетливостью. Вот она, расплата за мою бездумную невнимательность, легкомыслие, тупость и непрофессионализм!
Я стоял над роженицей, и у меня было такое чувство, что мы рожаем моего кровного ребенка. Окажись он мертвым, я испытал бы горе, как от потери собственного дитя.
...Все это время, пока я клял себя, я не прекращал своих попыток наружными традиционными приемами «завести» родовую деятельность. И она в конце концов «завелась», хотя и ненадолго. Все же теперь мне действовать стало несравненно легче.
За счет этих нескольких драгоценных потуг младенец продвинулся по родовому каналу, плечи его установились в прямом размере таза, и теперь я смог свои указательные пальцы завести ему в подмышки, после чего бережно, в соответствии с природным биомеханизмом родов и направлением родового канала, извлек ребенка. Хотя меня и подмывало сделать все как можно побыстрее.
Мальчик!
И сразу же закричал, а у меня словно гора с плеч. Ведь не было никакой гарантии, что я бы смог его «раздышать», если бы тот родился в асфиксии.
Заливисто кричащего малыша, который оказался живым и оттого – во сто крат для меня роднее и дороже, – привычным приемом отделил от матери.
А ведь я младенца уже почти похоронил.
Я был до такой степени счастлив, держа в руках этот живой барахтающийся комочек, что предложи мне кто-то сейчас усыновить ребенка, я, не колеблясь, сделал бы это. И воспитывал бы его, и растил всю оставшуюся мне жизнь.
Бывал ли я когда-то в своей жизни счастливее, чем в тот момент? Трудный вопрос.
Теперь по акушерским канонам, чтобы без задержки родить послед и избежать маточного кровотечения, роженице надлежало вывести мочу. Но катетера, необходимо-го для такой манипуляции, у меня не было. К счастью, послед (плаценту с пуповиной и плодными оболочками) мы вскоре родили.
Только бы не «закровила» – молился я, ведь до сих пор никто так и не приехал, хотя Наз вовсю куда-то названивал по мобильнику и что-то громко в него кричал.
Борьба с коровотечением в тех условиях не сулила мне успеха и славы как акушеру.
Когда, наконец, появился в усадьбе «амбуланс», то выяснилось, что его экипаж приехал налегке. Необходимого оснащения для оказания первой помощи родильнице у них не было. Приехал водитель и с ним совсем молодой длинноволосый парень, возможно, практикант.
Они были посланы доставить в госпиталь беременную, у которой отошли воды и которая не рожает. А мы им выдали орущего младенца и плаценту в пластмассовом ведре.
В машине-«амбулансе» имелось лишь складное кресло на колесиках, которое приехавшие «парамедики» разложили и в которое усадили мать, пристегнув ремнями. Затем перенесли в машину.
Наблюдая за этой погрузкой, я представил себе на миг, как все могло сложиться и по-другому: пока бы здесь дожидались машину, пока бы погрузили роженицу с родившейся одной только головкой младенца, пока бы довезли до госпиталя...
Как бы они ни мчались, как бы истошно ни завывала сирена «амбуланса», несомненно, печальный исход для ребенка был бы предрешен уже тогда, когда машина еще и не покинула усадьбу.
А я в это время копался бы в саду.
Новорожденного укутали в мохнатое полотенце. Молодой папаша, прижимая младенца к груди, погрузился со всеми в машину, а затем – и рожавшая, и родившийся, и помогавшие укатили в госпиталь.
Перед их отъездом я все пытался втолковать водителю и его спутнику, что мне пришлось действовать нестерильными руками, и что об этом очень важно сообщить в госпитале врачам. Но, похоже, меня, чумазого, никто всерьез не воспринимал, а потому и не слушал.
Однако, несмотря на то, что все происходило в совершенно неподготовленных условиях и ни о какой асептике-антисептике даже речи не было, послеродовое течение как у матери, так и у новорожденного было совершенно гладким! И это тоже следует отнести к разряду Рождественских чудес.
Я и сегодня безгранично счастлив оттого, что ребенок родился живым и мать избежала осложнений.
Парня, родившегося в тот день, уже в самый момент появления на свет поцеловала Удача. От души желаю, чтобы счастливая звезда и впредь всегда светила ему на жизненном пути.
Сколько тысяч садов по всей Англии?.. Но наверняка роды в тот день случились лишь в одном-единственном саду-усадьбе. И я (очевидно, единственный садовник в Англии с акушерским образованием) оказался именно в этом саду!
Я постоянно прихожу к выводу, что такая случайность из разряда почти невероятных.
Мне думается, что из всех участников тех событий, о которых здесь идет речь, я один осознаю, до какой степени все произошедшее похоже на чудо. Остальным было не до анализа случившегося. Все затмили эмоции.
Впрочем, в тот памятный день и я не был похож на бесстрастного аналитика. В первые часы после родов я пребывал в каком-то шоке и плохо соображал, что делаю, потому что мысли мои постоянно носились вокруг произошедшего. После того, как все уехали в госпиталь, я продолжил свою работу в саду, но обнаружил вдруг, что вместо «надгробий» перемещаю в тачке уже деревянные брусья. Эта работа была тоже нужна, но когда и почему я на нее переключился, вспомнить не мог.

...А вскоре я давал интервью корреспондентам, и когда мне не хватало английских слов, я изображал все, как оно обстояло на деле. Меня фотографировали вместе с молодыми родителями и новорожденным.
24 декабря 2008 года вышел номер местной городской газеты Coventry Telegraph с фотографиями и рассказом обо всем случившемся на трех (я не преувеличиваю) первых страницах.
И уже в этот день мне стали звонить и присылать сообщения на мобильный телефон мои знакомые, поздравлявшие меня. А 25-го я и вовсе «проснулся знаменитым». В Баптистской церкви, куда я хожу, мне устроили овацию.
В ответном слове я горячо поблагодарил всех присутствовавших за их исключительно высокую оценку моих действий, но подчеркнул, что героем себя отнюдь не считаю. И это совершенно искренне. Потому что я сделал вещи элементарные.
В глубине души я сознавал, что действовал и вовсе едва ли не преступно.
А истинное чудо состоит в том, что Бог привел меня в усадьбу именно в тот день и час, когда я был там так необходим. Если я приехал в Англию только для того, чтобы спасти жизнь этого младенца, то и в этом случае мой визит абсолютно оправдан, потому что ведь даже и одна человеческая жизнь – это бес­конечно много.
Материал о событии, похожем на рождественскую сказку, поместила и лондонская Daily Mirror.
Позднее в интернете я наткнулся на форум «Мы гордимся нашими врачами в Британии». Удивительно, сколько русскоязычных жителей UK не только прочли статью в Daily Mirror, упоминавшую мое имя, но еще и оставили свой отзыв. Отклики главным образом положительные, иногда даже и более того. Есть и язвительные, которые не лишены основания. В частности, звучит вопрос: а что бы было со мной, если вместо живого ребенка я бы извлек «мертвяка»?
У родственников были все основания подать на меня в суд. И суд оказался бы на их стороне.
Сказать, что такой поворот событий грозил мне большими неприятностями, было бы большим упрощением.
Вполне вероятно, что я оказался бы сломленным чередой обрушившихся на меня несчастий и оттого окончательно пал бы духом. А это для иммигранта означает смерть. Моральную, по крайней мере. А вслед за этим и физически не уцелеть.

И нельзя сказать, что я не видел тех туч, что собрались в тот момент над моей головой.
Но даже зная обо всем этом, в том декабре я бы в любом случае извлекал младенца! Если бы и не было уже надежд на то, что он жив.

И.Теличкин.
 врач акушер-гинеколог, кандидат медицинских наук

Серия сообщений "Позитив":
Часть 1 - Улыбка в мире животных - Фото
Часть 2 - Позитивная подборка:-)
...
Часть 8 - Конец Света... давно уже живёт на свете:-)
Часть 9 - Дрессированная мышка
Часть 10 - Рождественское чудо, произошедшее с русским врачом в Англии
Часть 11 - Christmas (Santa) Deer "Лесной олень" на английском