ЧЕРНАЯ МОЛЬ

Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины - моя атмосфера.
Приют эмигрантов - свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» -
Прозвучал приговор трибунала.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины - моя атмосфера,
Приют эмигрантов - свободный Париж!
Я сказала полковнику: - Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное - дорожная пыль.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины - моя атмосфера.
Приют эмигрантов - свободный Париж!
Только лишь иногда под порыв дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное - печальная быль.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины - моя атмосфера.
Приют эмигрантов - свободный Париж!

РОССИИ

Возьми мой талант и мои не уставшие руки,
И опыт, и память, и гнева отточенный меч,
И верное сердце, что выросло в долгой разлуке
И строгую лиру, и мягкую женскую речь.
И посох возьми, что стучал о холодные плиты
Чужих городов, и веками накопленный клад,
И краски моей нищетой расцвечённой палитры,
И парус скитальца, лохматый, в узоре заплат.
Сложи их на площади, в снежном твоём Ленинграде,
Костёр запали́, пусть огонь высоко́ заблестит,
И лёгкими стаями к небу взовьются тетради
Как жёлтые листья, когда леденеет гранит.
Ведь только из страшных горений рождается слово,
И если ты спросишь, стихом моим греясь живым:
«Готова ли дважды сгореть?» — я отвечу: «Готова!»
И русская муза протянет мне руки сквозь дым.

 

* * * * *
Мне хочется молить кого-то сквозь века,
Сквозь солнце дальних дней, когда меня не будет.
Ведь через триста лет, по-прежнему легка,
Весна прильнет к окну и сонный дом разбудит
И белокурый луч заглянет в груды книг,
Старинные листы позолотив апрелем…
О через триста лет,– я вижу этот миг,-
В шкафу мои стихи с их горечью и хмелем.
Кто будет их читать, пусть слышит голос мой,
Пусть волею мечты он разрешит задачу,
И мертвая давно, я сделаюсь живой,
Такою как сейчас, когда пишу и плачу.
Пусть в музыке стихов, где снега и огня
Высокие тона поют как в небе птицы,
Отыщет он не ритм, не звуки, а меня,
И молодость мою, и темные ресницы.
Пусть я войду на миг весною в чей-то дом
И улыбнусь в окно потерянной отчизне…
Ведь я сейчас живу, как будут жить потом,
И слышу четкий пульс моей поющей жизни.
1928

 

* * * * *
Помолитесь обо мне святым,
Тихим Саввам, Титам, Иоаннам,
Босоногим, добрым и простым…
Помолитесь также безымянным,
Как лесные листья, что, шурша,
Осыпаясь, падают… И самым
Одиноким, скромным, чья душа
Странствует по уцелевшим храмам.
И огромным, грозным, что от бед
Монастырские хранят ворота,
И забытым, для которых нет
Ни лампад, ни свечек, ни киота…
И таким, что в ночь ушли, как дым, —
Нашим воинам, в полях упавшим…
Помолитесь обо мне святым,
Стороне Российской просиявшим. 
<1948 или 1949>,
Париж

 

* * * * *
В окне моём звёзды и сумерки бледные
Над искрами синего льда.
Я грешная, злая, земная и бедная,
И всё-таки, чья то звезда!
За этими стёклами, странными, сонными,
В далёком моём терему,
Я смутно горю над морями бездонными,
Лучи посылая ему.
О Вега, о Сириус, - звоны победные
Имён обручённых мечте!
Вблизи вы, быть может, простые и бедные,
Вы, может быть, тоже не те?

 

Но будет когда-нибудь небо расколото
Свершением Судного дня,
И мы распадёмся, - не брызгами золота,
Не ливнем живого огня,
А смертною пылью...
И всё суевернее,
Всё жалобней хочется мне
Казаться кому-то звездою вечернею
В далёком и синем окне.

 

РОДИНЕ

Дай мне снова видеть край далёкий,
Купола́ бревенчатых церквей,
И зарю румяную как щёки
Сероглазой матери моей.

Дай лицом прильнуть к твоим колосьям
В час, когда над полем гаснет день,
И гармони спорят с лаем пёсьим
У околиц сонных деревень.

Дай почувствовать твой дождь и сырость,
Грусть твоих курящихся болот,
Дай погладить гриб, что за ночь вырос,
И цветок, что к вечеру умрёт.

Бродят вдалеке глухие грозы,
Тёплым ветром вздрагивает ночь.
Так встречает Мать, смеясь сквозь слёзы,
Навсегда вернувшуюся дочь.

 

МУЗА ПОСЛЕДНЕГО ЧАСА

Она одна придет, наверное,
В холодном сумраке разлуки
И мне на грудь положит верные,
Неизменяющие руки.
Я буду тихой и оставленной
Смотреть в туманное оконце
На запад, в золоте расправленный,
И на малиновое солнце.
Как древний образ в темных трещинах,
Мое лицо застынет скоро,
Но подождет шагов обещанных
По шатким доскам коридора.
И сосчитав ступени лестницы
К черте дверей моих забытых,
Она войдет в плаще кудесницы,
В сияньи глаз полузакрытых.
Не ей ли быть моей сиделкою,
Склоняясь бережно к кровати,
Когда часы безмолвной стрелкою
Укажут смерть на циферблате?
И я, вступив на путь таинственный,
Где ветер бездны гасит счастье,
Приму из бледных рук Единственной
Стиха последнего причастье.

 

СУДЬБА

В стране без имени, где спит прошедшее,
Где дни грядущие не сочтены,
Жила таинственная сумасшедшая
В глухой лечебнице, у Сатаны.
Но в лето душное ей гром понравился,
Грозы над пропастью широкий гул,
И, обессилевший, в ту ночь не справился
С когтями женщины сам Вельзевул.
Решетка сломана в окне лечебницы,
Ночной прохладою блаженна грудь,
И, ослепленная, она колеблется,
В какую сторону ей выбрать путь.
Горячий ветер
Лицо обжег.
Ее прыжок
В пространство – светел.
Смотрите: мчится Больная птица
Сквозь тайну чащ,
Сквозь долы, веси,
И хохот весел,
И вьется плащ.
В каком-то городе, в какой-то улице
Она спускается над мостовой.
Притихший час
Стоял на страже,
Боясь пробить.
Ударит час
Для нас…
Для нас
Завяжет Нить.
В каком-то городе, в какой-то улице, –
Она – с опущенною головой.
Я хотела мимо пройти,
Не задеть ее по пути,
Но с безумными не шути.
С колокольни ударил час
И меня от нее не спас.
Не отвесть изумленных глаз
От ее гениального лба…
И сказала она: Я – Судьба.
В дорогах страшного мира
Мой путь – самый дикий сон.
Моя Судьба – чемпион
Шахматного турнира.
Без смысла летя, скользя
В хаосе шахов и матов,
Я знаю, что выйти нельзя
Из плена тупых квадратов.
Попалась в игру и терплю,
Чуждая смеху и муке,
Но, стиснув зубы, люблю
Ее ледяные руки.
В гримасах нелепых фигур
Да будет великий сумбур Прославлен!
Я с каждой потерей бесстрашней.
Король обезглавлен,
Разрушены башни,
Высокие башни Мои…
Я жду, затаив
Дыханье…
Когда ей наскучит играть
И мчаться по замкам разбитым,
И свечи начнут догорать
Над нашим последним гамбитом,
У самого края доски,
Усталые сузив зрачки,
Она в изумленьи застынет,
И больно ей станет, и жаль,
И доску она, как скрижаль
Ненужную, вдруг опрокинет.
Я жду, затаив
Дыханье…