Украла у Игоря Губермана...

Завел семью. Родились дети.
Скитаюсь в поисках монет.
Без женщин жить нельзя на свете,
А с ними – вовсе жизни нет.

Застольные люблю я разговоры,
Которыми от рабства мы богаты:
О веке нашем - все мы прокуроры,
О блядстве нашем - все мы адвокаты.

Когда в семейных шумных сварах
Жена бывает неправа,
Об этом позже в мемуарах
Скорбит прозревшая вдова.

Когда по голым душам свищет хлыст
Обмана, унижений и растления,
То жизнь сама в себе имеет смысл:
Бессмысленного, но сопротивления.

Лучше нет на свете дела,
Чем плодить живую плоть;
Наше дело – сделать тело,
А душой – снабдит Господь.

Мне повезло на тех, кто вместе
Со мной в стаканах ищет дно;
Чем век подлей, тем больше чести
Тому, кто с ним не заодно.

Мы варимся в странном компоте,
Где лгут за глаза и в глаза,
Где каждый в отдельности – против,
А вместе – решительно за.

Без удержу нас тянет на огонь,
А там уже, в тюрьме или в больнице,
С любовью снится женская ладонь,
Молившая тебя остановиться.

Боюсь, как дьявольской напасти,
Освободительных забот:
Когда рабы приходят к власти,
Они куда страшней господ.

Бывает – проснешся, как птица,
Крылатой пружиной на взводе,
И хочется жить и трудиться;
Но к завтраку это проходит.

В любом и всяческом творце
Заметно с первого же взгляда,
Что в каждом творческом лице
Есть доля творческого зада.

Возглавляя партии и классы,
Лидеры вовек не брали в толк,
Что идея, брошенная в массы,
Это девка, брошенная в полк.

Всему ища вину вовне,
Я злился так, что лез из кожи,
А что вина всегда во мне,
Я догадался много позже.

Живым дыханьем строки грей
И не гони в тираж халтуру.
Сегодня только тот еврей,
Кто теплит русскую культуру.

Живя в загадочной отчизне,
Из ночи в день десятки лет
Мы пьем за русский образ жизни,
Где образ есть, а жизни нет.

Напрасны страх, тоска и ропот,
Когда судьба влечет во тьму;
В беде всегда есть новый опыт,
Полезный духу и уму.

Не зря я пью вино на склоне дня,
Заслужена его глухая власть;
Вино меня уводит в глубь меня,
Туда, куда мне трезвым не попасть.

Никто из самых близких по неволе
В мои переживания не вхож;
Храню свои душевные мозоли
От любящих участливых галош.

Носишь радостную морду
И не знаешь, что позор –
При таких широких бедрах –
Такой узкий кругозор.

О том, что подлость заразительна
И через воздух размножается,
Известно всем, но утешительно,
Что ей не каждый заражается.

Очень многие дяди и тети
По незрелости вкуса и слуха
Очень склонны томление плоти
Принимать за явление духа.

Совсем на жизнь я не в обиде,
Ничуть свой жребий не кляну;
Как все, в дерьме по шею сидя,
Усердно делаю волну.

Суд земной и суд небесный
Вдруг окажутся похожи?
Как боюсь, когда воскресну,
Я увидеть те же рожи!

Таланту ни к чему чины и пост,
Его интересует соль и суть,
А те, кто не хватает с неба звезд,
Стараются навешать их на грудь.

Чтобы не дать угаснуть роду,
Нам богом послана жена,
А в баб чужих по ложке меду
Вливает хитрый сатана.

Я живу – не придумаешь лучше,
Сам себя подпирая плечом,
Сам себе одинокий попутчик,
Сам с собой не согласный не в чем.

Я охладел к научным книжкам
Не потому, что стал ленив;
Ученья корень горек слишком,
А плод, как правило, червив.

Я чужд надменной укоризне;
Весьма прекрасна жизнь того,
Кто обретает смысл жизни
В напрасных поисках его.