Жил был одинокий господин.
Он был очень странный
Тем, что был стеклянный...
Динь, динь, динь...
Он
в звон,
как в доспехи, был одет.
Счастлив или мрачен –
весь он был прозрачен –
был поэт.

«Он – трус!» – так над ним смеялась шваль.
Но просто жаль об эту шваль
разбить хрусталь.
Матюгами, утюгами
и смазными сапогами
все швыряли и орали,
и раздался вдруг печальный
хруст серебряный, прощальный,
хруст, хруст, хруст...

Где тот
одинокий господин?
В гробе деревянном,
вовсе не стеклянном
он один.
Он
звон
спрятал там, где нет ни зги.
Лучше быть убитым, чем живым разбитым
вдребезги.

Тот, кто с хрустальной душой,
тот наказан расплатой большой.
Остаются лишь крошки стекла.
Жизнь прошла.

«Нет, есть другой ответ:
Будет много лет
жить душа хрустальная…» –
шепчет хрустальная даль,
подпевает разбитый хрусталь,
повторяет звенящая синь:
«Динь. Динь. Динь…»

Жил-был стеклянный господин...

Интересная судьба у этой песни.

C.Никитин как-то однаждв взял Е.А. на «слабо».
- А вот слабо вам сочинить стихи на музыку вальса Андрея Петрова из «Берегись автомобиля»?
Все знают немного спотыкающийся, сентиментальный вальсок, так подходивший под похождения Юрия Деточкина. Но чтобы по контрасту с легонькой музыкой текст был обязательно острый, колючий, резкий.
При Е.А. нельзя было произносить слово «слабо» ни при каких обстоятельствах. Он сразу внутренне свирепел и заводился.
Короче, стихи были готовы на следующее утро.
« Жил-был одинокий господин, был он очень странный тем, что он был стеклянный . Дзинь-дзинь-дзинь»…
Стихи легко ложились на музыку. Все было идеально. Правда, смутили строки из второго куплета: « Где тот одинокий господин, в гробе не стеклянном, вовсе деревянном, он лежит…»
Но ведь сами хотели чего-то остренького!
- Когда умру, споешь на моих похоронах, - распорядился Е.А.
Сережа не смог ослушаться и выполнил приказ мэтра.
И это было так пронзительно и прекрасно. И его голос, и стихи, и музыка Андрея Петрова. И вся режиссура, придуманная Е.А. Он ведь знал, как душно и тоскливо на любых похоронах. Ему хотелось этого звука бьющегося стекла. Ему не терпелось напомнить всем о своей хрустальной душе, которая была где-то среди нас и наблюдала за всем происходящим со своей, только ей доступной высоты. Сережа пел. И очередь, состоявшая в основном из пожилых людей, в растерянности замерла со своими хризантемами.
Тот, кто с хрустальной душой,
Тот наказан расплатой большой.
Остается лишь крошка стекла.
Жизнь прошла.