Положение женщины в древней Руси часто представляется как полное подчинение мужчине.Женщины, видимо, были лишены какой‑либо свободы и вынуждены жить в восточной изоляции. Верно, что московские царицы и княгини шестнадцатого и семнадцатого веков вели затворническую жизнь в их собственных апартаментах (теремах )в царском дворце, и что тот же обычай также практиковался в боярских и купеческих семьях, хотя и менее жестко. Но так дело обстояло в более позднее средневековье. Даже относительно московского периода, традиционный взгляд на подчиненное положение женщины в России не может быть принят безоговорочно.

Применительно к киевскому периоду подобное воззрение будет абсолютно безосновательным. Русские женщины этого времени пользовались значительной свободой и независимостью, как в правовом, так и в социальном плане, и демонстрировали дух самостоятельности в различных аспектах жизни. Мы видим женщину, управляющую Русью в середине десятого века (княгиня Ольга), другую, основывающую школу для девочек в женском монастыре, который она заложила в одиннадцатом веке (Янка, дочь Всеволода I).

Княгини посылают собственных представителей: в зарубежные страны (как нам известно, два члена русской мирной делегации в Константинополь были женщины). Именно к женщине (неродной матери Владимира Мономаха) народ Киева обращается для восстановления мира между князьями (в случае нарождающегося конфликта между Святополком II и Владимиром Мономахом в 1097 г.).  

Если мы обратимся к фольклору, женщина‑воительница – популярная героиня древнерусских эпических поэм. Поляница  ("степная искательница приключений) русских былин напоминает нам амазонку в классической традиции. И, разумеется, с географической точки зрения существует полная параллель, поскольку обе совершали свои подвиги в том же регионе – нижнего Дона и района Азова. Как мы знаем, миф об амазонках отражает важный факт в социальной истории донских и азовских племен в скифский и сарматский периоды: преобладание матриархальных форм родовой организации.

Возможность того, что матриархат был базисом социальной организации у некоторых протославянских племен и, в особенности, антских родов, не следует сбрасывать со счета. Если это так, то относительно независимое положение женщины Киевской Руси может быть объяснено по крайней мере частично как последствия подобной традиции. Возможно, не случайно, что в наиболее раннем варианте «Русской Правды» среди родственников, которые имеют право – и должны – отомстить за убийство соплеменника, «сын сестры» упоминается вместе с «сыном брата».

В целом же древнерусский род, по описанию «Русской Правды» и иных источников, принадлежал с очевидностью к патриархальному типу. В то же время, однако, женщине гарантировались определенные права. Начнем с вергельда – символа социальной ценности человека того времени: женщина имела  вергельд, но в количественном выражении штраф за ее убийство равнялся лишь половине выплачиваемого за убийство мужчины, принадлежащего к среднему классу – двадцать гривен вместо сорока.

Женщина, даже замужняя, имела право обладать собственностью на свое имя. Следуя византийскому примеру, русское гражданское законодательство признавало как приданое, в смысле денег, которые женщина приносит своему мужу в браке, так и «предбрачные подарки» (propter nuptias donatio), т. е. дарение мужчиной собственности своей невесте, что по‑английски также именуется «приданое».

В русском языке используется два различных термина, а именно: приданое  – в первом смысле и вено  – во втором.

Кроме этого замужняя женщина могла иметь любую другую собственность, завещанную ей ее родителями или приобретенную ей. Обычным источником дохода женщины, включая замужнюю, были результаты ее рукоделия. Согласно так называемому «Церковному уложению» Ярослава Мудрого (скопированному фактически не в одиннадцатом, а в тринадцатом веке), мужчина, крадущий пеньку или лен, выращенный его женой, или же любое белье и ткани, изготовленные ею, подвергался штрафу.

По «Русской Правде» после смерти своего мужа, если он умирал первым, жена имела права на оставленную ей собственность и на иную собственность, которой он мог обладать. Более того, вдова признавалась главой семьи, если были дети, и ей доверялось управление имением ее покойного мужа. Когда дети достигали совершеннолетия, каждый имел право потребовать свою часть имения, но если они поступали таким образом, то должны были отдать определенную часть владения своей матери до конца ее дней (пожиток ).

Говоря о детях, следует отметить, что дочери наследовали имущество вместе с сыновьями, за исключением семей смердов. 

В языческую эпоху имущественные отношения супругов во многом зависели от формы заключения брака.

Жены, вступившие в брак через приведение, пользовались большей свободой в имущественных правах в доме своего мужа. Это было связано с принесением в дом приданого. Жены могли распоряжаться движимым имуществом, в частности женской одеждой и украшениями, вещами, приобретенными трудом жены. Каждая из них имела право распоряжаться своим имуществом, как при жизни супруга, так и после его смерти, «Жены, приобретенные посредством купли продажи, воровства и грабежа как военная добыча, по языческому праву были под властью мужа, и видимо, имущественных прав не имели».

Купленная и украденная жена была сама собственностью мужа и скорее всего не обладала собственностью на имущество, в то же нельзя распространять представления о вещах полностью на представления о человеке. Во всяком случае, К. Алексеев утверждает, что у славян женщины всегда были самостоятельными собственницами своего имущества. Хотя у славян Русских никогда не было общности имуществ супругов, однако должно предполагать, что первоначально, в языческие времена, имущество жены терялось в общей семейной собственности, в обладании которою жена участвовала совокупно с мужем и детьми. Понятно, что при таких условиях имущественное положение женщины не могло быть самостоятельным.

 

Древнейшим дошедшим до нас упоминанием о полномочиях женщин на владение определенным имуществом содержит уже один из наиболее ранних юридических памятников - договор 911 г. Олега с Византией, утвердивший право женщины сохранить за собой часть общего с мужем имущества даже в случае, если муж совершил убийство и предстал перед законом: «Аще ли: убежить сотворивый убийство, а и жена убившего да и выдаде часть».

В имуществе, которое получала жена преступника «по закону», имелся и ее собственный выдел, «часть», которая следует ей по закону. Понятие «часть», на которую имела право и которой располагала женщина, вошло в юридический быт вместе с первой кодификацией законов. Но если следовать буквально смыслу статьи договора, то у древних руссов был, видимо, закон, который не дошел до нас, регулировавший вопрос наследования женщин и предоставлявший ей определенную часть.

О ней упоминается в статьях Пространной Правды об имущественных правах женщин в семьях смердов, «свободных мужей» и привилегированного сословия. Одним из важнейших аспектов при анализе правового положения женщины на Руси с IX - XV вв. является вопрос о возможности женщины выступать в качестве собственницы имущества, а также субъекта гражданско-правовых сделок.

Это проблема является очень важной не только потому, что в рамках моего исследования показывает эволюцию имущественной правоспособности на Руси в рассматриваемый период, но и, в первую очередь, потому, что не ознакомившись с нормативно-правовыми актами, которые лежали у истоков закрепления основных положений древнерусского семейного и наследственного права, а также нормативными актами, которые предусматривают ответственность за имущественные преступления в семейно-бытовой сфере, невозможно проследить основные тенденции развития неравноправного положения женщины в семейной и имущественной сфере на дальнейших этапах развития Российского общества.

Положение женщины в древнерусском праве было гораздо выше, чем в древнегерманском и римском, перед лицом которых женщина, дочь, жена, мать всегда нуждалась в опекуне и не обладали правоспособностью. В Киевской Руси, наоборот, женщина в браке сохраняла за собой все свое имущество, которое и после смерти супруга не включалось в общее наследство: вдова становилась полноправной главой семьи: «Если жена остаётся после смерти мужа вдовой, то дать ей часть имущества, а то, что дал ей муж при своей жизни, остается ей сверх того...». Собственное имущество стало появляться, видимо, очень рано с разложением больших родов на отдельные семьи-однодворки и появлением торгового оборота.

Благодаря тому, что торговля уже способствовала выделению состоятельного класса, и женщины могли иметь личную собственность, на этом настаивают видные историки древнерусского права. Еще в Древней Руси женщины владели правом на приданое, наследство и некоторое иное имущество. Еще в дохристианский период жены имели свое имущество, княгини и другие знатные женщины владели крупными состояниями, городами, селами. Так, «княгине Ольге принадлежал собственный город, свои места птичьей и звериной ловли». Мужья нередко имущественно зависели от жен. Подобной «имущественной эмансипации» не было дозволено ни одним европейским законодательством,

В связи с этим нам необходимо проанализировав нормативно-правовые акты 1X-XV вв. и определить было ли такое положение редкостью или правилом.

Следует отметить, что наиболее известные примеры из истории древней Руси, характеризующие положение таких женщин, как княгиня Ольга, которая провела финансовую реформу на Руси, русские княжны, которые вышли замуж за иностранных правителей, нельзя оценивать как правило, но и они дают определенное представление о положении женщин того времени. Следует учитывать, что в древних актах не содержится ни малейшего указания на то чтобы жена каким-нибудь образом была ограничена в праве распоряжаться своим имуществом.

Женщина, даже замужняя, имела право обладать собственностью на свое имя. Сага об Олафе свидетельствует, что русские княгини имели даже свое отдельное войско, которое содержали на свой счет. Это подтверждается и русскою былиной; жена князя Владимира, княгиня Апраксеевна, даже соперничала с своим мужем в этом случае и желала набрать в свою дружину более храбрых и сильных богатырей.  Не только знатные, но и обычные женщины обладали определенной экономической самостоятельностью. В берестяных грамотах мы видим много примеров, когда женщины свободно распоряжаются большими денежными средствами и имуществом, женщины тратили деньги, передавали имущество в наследство или давали его в долг.

Примеров этого в берестяных грамотах достаточно - Ярошкова жена попала в список должников, задолжав кому-то 9 векш (грамота N 228); Ефимья расплатилась с кем- то полтиной (грамота N 328; жена Смолига уплатила штраф в 20 гривен за своего мужа (грамота N 603) и т. д.» Изучая берестяные грамоты, мы находим много примеров, когда женщина занималась какой либо деятельностью и получала бы от этого прибыль. Часто такая деятельность выходила за пределы ее семейных и домашних обязанностей. Берестяные грамоты дают нам много примеров когда новгородские женщины занимались каким-либо прибыльным делом.

Женщины занимались и ростовщичеством и ремеслами.

Например, в грамоте N 125 Мария, мать Гюргия, могла быть портнихой. Возможно, она шила дорогую одежду на заказ для чего и просит сына купить ей дорогой шелковой ткани, привозимой из Бухары. Поэтому, посылая сыну деньги на ткань, она просит его очень тщательно произвести покупку. Но вовсе не каждая женщина искала средства к существованию, производя что-либо. Достаточно выгодным для женщины делом было оказание услуг свахи.

Например, свахе Ярине (грамота N 731) мать жениха Янка обещает хорошее вознаграждение в случае успешного исхода дела: «а где мне хлеб, там и тебе». Женщина также могла владеть землей, доход с которой можно было получать разными способами: «кормясь» за счет урожая с нее, или сдавая землю в аренду, или продав часть земли. Землю эту женщина обычно получала по завещанию, а также сама могла завещать ее кому- либо из детей.

Наиболее важным для нас является то обстоятельство, что целый ряд грамот говорит о том, что именно женщина являлась владелицей земли, а не её супруг или сыновья, поэтому она и могла распоряжаться ей по своему усмотрению. От имени женщины составлялся договор о передаче или продаже земли, оригинал которого и хранился у неё.

Важным вопросом, определяющим имущественную правоспособность женщин является вопрос о том имели ли женщины права на земельную собственность.

Законодательство Древней Руси на этот вопрос отвечает положительно. Еще Русская Правда, ограничивая права дочерей смердов предоставляла широкие наследственные права, в том числе и по отношению к земельной собственности боярским дочерям. Беляев сравнивая эти положения закона русского с германским законодательством, того же периода, объясняет такой разный подход следующим образом: У Славянских народов в древности земля не имела такого характера, она могла поступать в наследство и мужчинам и женщинам, ежели составляла полную собственность владельца, а когда принадлежала ему как члену общины, то право наследования ограничивалось одними только сыновьями.

Следовательно, в данном случае мы видим не ограничение имущественной дееспособности женщин, а ограничения имущественных прав целых родов, относящихся к категории простых смердов. Вот как оценивает правовое положение женщины на Руси с принятие христианства: «В юридическом отношении русская женщина, сделавшись христианкой, все еще сохранила свои права; она еще считалась законом лицом самостоятельным; при праве владеть имуществом и располагать им по своей воле она рассматривалась законом, как равная мужу и имела даже некоторые преимущества». Проанализировав нормативно-правовые акты, можно прийти к выводу, что после принятия христианства личные и имущественные права жены даже возрастают: кроме прав на приданое, за ней утверждается право на участие в управлении общесемейным имуществом.

Чтобы обрисовать имущественные отношения супругов в христианский период необходимо остановится в первую очередь на социальном положении женщины, что, видимо, связано с формированием именно в данный период общества с более четким делением на зависимые и господствующие слои общества.

Большое значение также в этот период приобретает семейный статус женщины, так как положения девушки, замужней женщины и вдовы были различны. При этом следует помнить, что на данном этапе развития общества еще могли иметь значение и личность женщины. Нельзя считать, что замужнее положение ограничивало имущественную дееспособность русской женщины, как делают это некоторые авторы, например, М.Ф. Владимирский-Буданов, который определяет имущественные права супругов в рассматриваемый период как совместную собственность, когда имущество жены находится с собственности мужа.

Следует отметить, что это мнение противоречит статье о имущественном споре между супругами, существовавшей еще Уставе князя Владимира: «Промежи мужем и женою о животе», Также существуют указания на гражданско-правовые сделки совершаемыми между супругами, например, на мену имения между мужем и женой,  что также в этом случае является бессмысленным, так как представляет сделку мужа с самим собой. Об этом же свидетельствует и статья 94 Русской Правды.

Имущество, принадлежавшее первой, покойной жене оставившего наследство, наследуется детьми не от второго, а только от первого брака. Это распространяется и на то ее имущество, которое он после ее смерти подарил своей второй жене, т. е. их мачехе. Примером, подтверждающим наличие у жены собственного, принадлежащего только ей имущества является новгородская берестяная грамота №9, которая содержит в себе и доказательство того, что жена могла требовать свое имущество из незаконного владения мужа, что тоже невозможно при нераздельности этого имущества. Можно рассматривать в качестве примера и другие статьи Русской Правды, например, ст. ст. 93, 103, 106 Пространной редакции, где говорятся об особом имуществе матери, а также статьи Устава кн. Ярослава, предусматривающие ответственность за кражу мужа у жены.

По словам проф. Сергеевича имеются указания от XIV и XV веков, что имущества супругов были раздельны, и жены продавали свои земли мужьям. Следует определиться с имуществом, на которое существовало право собственности у жены. Оно не было однородным и состояло, как правило, не только из приданного. С.М. Шпилевский сравнивая права мужа на имущество жены по русскому и германскому законодательству делает следующие выводы: «У славянъ, сравнительно с германцами, права мужа на имущество жены представляются более ограниченными: мужъ имелъ право пользоваться и управлять только приданным жены, а не всем вообще имеществом ея, как это было у германцевъ.»

Н.Л. Пушкарева, определяя объем права собственности женщин в Древней Руси тоже выделяет приданное и иное имущество, используя для его определения термин «парафернальное» имущество: «Женское имущественное владение, именуемое в Русской Правде «частью», вероятно, включало приданое и не входящее в его состав некоторое парафернальное имущество».

При этом, используя термин «парафернальное» имущество она говорит об имуществе, которое является собственностью жены, не соединяется полностью с имуществом мужа и которым она может распоряжаться по своему усмотрению. Впоследствии парафернальное имущество жены передавалось мужу только на основе доверенности, а обеспечением добросовестности управления им служила законная ипотека на имуществе мужа в пользу жены.

Приданное не терялось в общем имуществе новой семьи, в которую переходила женщина. В случае если связь, соединяющая женщину с этой семьей, разрывалась, то приданное должно было быть выделено из общего имущества. В случае смерти матери приданное поступает к ее детям, даже если у ее мужа, есть дети от другой жены они не наследуют такое имущество. Существование приданого в древнейший период истории Руси доказано еще в IX в., хотя и Русская Правда, и другие нормативные акты того времени не знают данного термина, «Аже будет сестра в дому, то той задницы не имати, но отдадять ю замуж братья, како си могуть»,- говорится в Русской Правде.

Приданное было уже хорошо известно во времена летописца Нестора, СМ. Шпилевский указывал: «О приданном у славян упоминается очень рано; Нестор говорит о приданом, описывая древнейший обычай быт славян, именно о полянах он говорит: «не хожаще зять по невесту, но приводяху вечер, а завтра приношаха по ней, что вдадучеж

Свидетельство летописца («...а завтра приношаху за ней, что вдадуче») указывает на существование приданого еще в древнем обычном праве, что позволяет усомниться в правильности утверждения о том, что институт приданого был заимствованием византийских юридических норм. Владение приданым, по Русской Правде, присуще людям из среды почти всех классов и социальных групп феодального общества, в том числе и смердам. Сам термин появляется в актах не ранее конца XV в. Первые рядные договоры о назначении приданого встречаются лишь в середине XVI в.

Следуя византийскому примеру, русское гражданское законодательство признавало как приданое, в смысле денег, которые женщина приносит своему мужу в браке, так и предбрачные подарки, т.е. дарение мужчиной собственности своей невесте, что по-английски также именуется «приданое». В русском языке используется два различных термина, а именно: приданое - в первом смысле и вено - во втором. Кроме этого замужняя женщина могла иметь любую другую собственность, завещанную ей ее родителями или приобретенную ей.

СМ. Соловьев указывает, что само понятие приданное, появилось впервые при упоминании Дмитрием Шемякой в договоре с великим князем Василием Васильевичем говорит о своем приданном, которое было означено в духовной грамоте его тестя и которое захватил его брат Василий Косой. Что касается свидетельств ненормативного характера о назначении приданого, то от рассматриваемого времени их до нас дошло очень мало, но сомневаться в существовании приданного нельзя. Сложнее вопрос о том, владела ли женщина чем-либо помимо приданого. О существовании парафернального имущества жены в первом браке нет прямых сведений в русских памятниках.

Правда, следует обратить внимание на определенное Уставом князя Ярослава взыскание за покражу «свадебного» и «огородного». Первый термин относительно ясен: это то, что получала невеста при свадьбе. «Огородное» - термин менее понятный. Он по-разному на писан в различных списках Устава и не объяснен до сих пор»

Существование в русском юридическом быте брачного сговора позволяет предположить, что («огородное») являлось либо одной из составляющих приданого, либо частью или даже самим парафернальным имуществом, приносимым женой в дом мужа. Более понятной представляется структура «части», которой владела женщина в связи с вторичным замужеством («на ню мужь възложилъ», «что дал мужь»). По видимому, это, прежде всего то же приданое, по отношению к которому древнерусские женщины обладали правом не только владения, но и распоряжения.

Иначе было бы необъяснимым появление самостоятельной собственности женщины в браке, а между тем уже Устав князя Владимира считает принципиально возможной «прю между мужем и женою о животе», т. е. спор по поводу имущества. Тот же Устав предполагает возможность конфликта вдовы с братьями, снохой, свекровью и собственными детьми по поводу «живота». Это показывает высокую самостоятельность женщины, состоящей в браке в сфере имущественных отношений и особенно после смерти супруга.

Подтвердить имущественную состоятельность замужних женщин можно тем, что материальную ответственность по долгам мужа жена несла только в случае его смерти, причем в этом случае она выступала в качестве наследника и мы сталкиваемся здесь с примером универсального правопреемства, которое было свойственно древнерусскому праву, также как и любому другому.

Естественно, нельзя не отметить, что данный институт, направленный на защиту имущественных интересов женщины был почерпнут из византийского законодательства. Русская Правда, как известно, предусматривала в случае совершения мужем серьезного уголовного преступления «поток и разграбление» для его жены и детей. Еще в Русской Правде Ярослава определено, назначенное им; после нее имущество и вено, данное ей мужем, переходить к ее детям, а не к детям другой жены.

Кроме приданного женщина могла иметь в собственности все, что было завещано ей родителями или приобретено во время брака. В качестве источника дохода женщины могли выступать вещи, созданные ей самой и в первую очередь это должны быть результаты ее рукоделия. «Полученные в качестве приданного денежные средства использовались для земельных приобретений,» Следовательно все что приобреталось женой на ее деньги становилось только ее собственностью, она могла осуществлять с этим имуществом любые гражданско-правовые сделки, допускаемые законодательством.

Видимо этот случай иллюстрирует стать из Уложения князя Ярослава: «а буде у нихъ будуть купленные вотчины, и имъ тъ свои вотчины вольно продати, или безденежно отдати, кому похотять.» Исходя из данной статьи мы можем сделать вывод, что согласия мужа в данном случае не требовалось. Таким образом, законодательные памятники X- XV вв. дают возможность утверждать, что женщина социально свободная, принадлежавшая к привилегирован ному сословию и выходившая замуж вторично, могла обладать помимо приданого и некоторым парафернальным имуществом, которое могло появиться у нее за годы либо супружеской жизни (как следствие свободного распоряжения своим приданым) либо вдовства при выполнении опекунских функций,

О развитости норм опекунского права говорит уже наличие в Древней Руси института женского опекунства, которого тогда еще не знало западноевропейское средневековье. Сходство же институтов опеки в Византии и Древней Руси определялось близостью систем общественно-экономического строя, а не заимствованием правовых норм. На основании Русской Правды можно утверждать, что знатные женщины после смерти мужа полномочно становились опекуншами малолетних детей и управляли хозяйством по праву старшинства, пользуясь добытком (имуществом) и неся ответственность за убытки лишь в случае вторичного замужества.

Даже когда опекаемые становились совершеннолетними, за труды по их воспитанию матери-вдове предоставлялось право остаться в доме своих детей даже против их воли, сохраняя при этом свой выдел на содержание «часть». Судя по Псковской Судной Грамоте, позже было установлено, что отказ от содержания престарелой матери должен вести к изъятию в ее пользу у недостойного сына всей части наследуемой им собственности, которую нажили совместно отец и мать. Если же женщина вторично выходила замуж, то она возвращала опекаемым всю принятую на опеку движимость и недвижимость, включая приплод от рабов и скота. Если это имущество («товар») опекаемых пускалось в оборот, то прибыль шла в пользу ближайшего родственника опекунши, «зане кормил и печаловапся ими». За счет этого «прикупа» (прибыли) возмещался, видимо, и ущерб в имуществе, принятом опекуншей после смерти завещателя.

Вслед за обращением Руси в христианство брак и семейная жизнь были поставлены под защиту и наблюдение Церкви. И вновь в киевский период права женщин не были забыты. Согласно процитированному «Церковному уложению», муж подвергался штрафу в случае прелюбодеяния. Права дочери были также защищены, по крайней мере до определенной степени. Если родители принуждали свою дочь к браку против ее воли и она совершала самоубийство, они считались ответственными за ее смерть.

Взято отсюда  -  Киевская Русь. Оглавление.

Русская Правда в отличие от аналогичных кодексов западнославянских земель не вводит в юридический быт понятие соопекунов-мужчин при вдовах, предоставляя женщинам значительную самостоятельность. Основанием для права вдовы на опеку были не только ее соучастие в правах на общее семейное имущество, но и принципы родительской власти, авторитет матери в быту, который делал ее (хотя и на период, ограниченный вторым замужеством) полновластной главой семьи. «Так, если до принятия христианства мужчина и женщина в своих гражданских правах были относительно равны, то с его принятием гражданские права женщины претерпевают изменения в сторону умаления по сравнению с правами мужчины.».

Но даже в такой ситуации обычное славянское право демонстрирует нам особую стойкость и не ограничивает столь радикально права супруги в браке, как это было принято в Византии. Согласно источникам русского средневекового права даже в такой ситуации влияние византийской традиции на характер правомочий ограничено, женщины в браке на Руси обладают более широким набором прав, чем в Византии.

Следует также более подробно остановится на праве женщин наследовать за своими мужьями и отцами. Рассмотрение этого вопроса подробнее требуется для того, чтобы уяснить возможность женщин быть собственницами своего родового имущества. Наследование жены определялось законодательством того периода следующим образом: «Аще жена сядет по мужи, то дата ей часть, а у своих детей взятии часть; а что на ню муж взложил, тому есть госпожа, а задница ей мужняя не надобе; будут ли дети, то что первой жены, то возьмут дети матери своей, любо си на жену будеть взложил, обаче матери своей возьмут».

Исходя из данного отрывка можно сделать вывод о том, что жена по смерти мужа имела право на такую же долю в наследстве, какую получали и все сыновья, если только муж при жизни своей не выделил ей части своего имущества.  При этом Д. Беляев указывает, что если муж при жизни жены записал за ней часть своего имения, то она уже не имеет права на наследство. По его мнению, в данном случае наблюдается попытка примирить Славянский обычай и Номоканон, принесенный церковью.

По Номоканону жена если не имела своего имущества или имущества записанного за ней мужем, то получала долю из наследства мужа такую же, как и каждый из детей. Особенностью наследования по Номоканону являлось и то, что жена получала свою долю не в собственность, только «на прожиток» при наличии детей и в полную собственность при отсутствии детей, А. Куницын анализируя права наследования жен указывал, что жена мужу, по закону Русской Правды, не наследует. В то же время он отмечал, «муж может назначить жене часть из своего имущества какую за благо рассудит» и жена становилась полной хозяйкой этого имущества.

Например, в духовно Ивана Калиты, наряду с прочими указаниями имеется и распоряжение, что «новое сельце, купленное на Костроме, вместе с покупкой бабки Калитиной, жены Александра Невского, селом Павловским, завещатель отказал жене своей». Л. Руднев указывает, что муж всегда определял жене часть имущества и должен был это делать согласно обычаю. В этом состояло важное изменение прав женщины по Русской Правде на получаемое имущество, женщина становилась полноправной собственницей этого имущества и могла распоряжаться им по своему усмотрению. «Если ранее жена получала долю из мужнина имения только на прожитие, по Русской Правде она получала такую долю в полную собственность, и если она выходила второй раз замуж, то по смерти ее дети первой жены ее мужа не имели право на ее имущество, если она сама, по доброй воле, не отказывала им имущества своего.»

Со временем, в XIII-XIV вв., женщины уравниваются в гражданских правах с мужчинами, что находит отражение в памятниках права таких важнейших политических и культурных центров, как Новгород и Псков. По мнению В.А. Рязановского жена при наследовании за мужем по древнему русскому праву и соответственно по Русской Правде и Псковской Судной Грамоте получала часть из имущества умершего мужа в размере части каждого из детей.

По Русской Правде также предусматривалось удаление сестры от участия в наследовании имения после отца при наличии братьев. Она составлена на основании русских общественных обычаев. Г.М Данилова указывает, что «Русская Правда прямо считает князя прямым наследником умершего смерда. Но если остались у смерда незамужние дочери, то они тоже получают часть наследства (задницы, как называет его «Русская Правда»), Если дочери вышли замуж, они теряют право на наследство по «Русской Правде».

В Судном законе подобной статьи нет, но она, по свидетельству Беляева, находится во всех славянских законодательствах, по которым сестра не допускалась к участию в наследство; только братья должны были пристроить ее сообразно со своими средствами. По Псковской грамоте не было ограничения в наследовании дочерей, по ней как сыновья, так и дочери признавались полными наследниками, как у бояр, так и у крестьян. Такое положение в наследственном праве являлось весьма прогрессивным, для рассматриваемого периода, так он существовал не по всей Европе.

При наследовании по Салической Правде женщины устранялись от наследования земли, а при наследовании движимого имущества также имели определенные ограничения. Но в Бургундской и Вестготской правдах женщины обладали не только значительными имущественными правами и следовательно имущественной независимостью, но и правом на развод.

По Вестготской правде дочери были совершенно равноправны с сыновьями в вопросе наследования; жена обладала широкими правами в опекунстве над детьми и в управлении собственностью, как добрачной, так и совместной. Порядок наследования при котором сестра не имела равных прав на наследования с братьями не следует относить, на мой взгляд, к нормам которые свидетельствуют о приниженном положении женщины в Древней Руси.

В данном случае оправданным является указание П. Цитовича на то что основой ограничения наследования является, то что женщина со временем должна покинуть родной дом выйдя замуж и это делает ее «чуждой тем имущественным интересам, которые связаны в одно целое своею принадлежностью этой семье». В данном случае, следует признать оправданным мнение что «не столько пол сам по себе устранял сестру при братьях от участия в наследстве, сколько факт ее выхода из семьи, все равно, совершился ли уже этот факт».

Необходимо обратить внимание также на то, что наследование по Русской Правде является наследованием по закону, и вполне возможно, что такой порядок наследования мог быть изменен и отец мог оставить наследство дочери, равное по доле как сыновьям, или даже в обход прав сыновей. В Русской Правде, по мнению К.А. Неволина мы не найдем «запрещения кому-либо из лиц свободного звания составлять духовные завещания». Поэтому все что муж передавал жене по завещанию могло становится ее собственностью.

Остафий Ананьевич Своеземцев в 1393 г. писал в духовной: «А жена моя, оже вседит в животе моем, ино осподарына животу моему; или пойдет замуж, ино ей наделка десять рублев.,,» По этому завещанию, если жена не выходит повторно замуж она становится полной собственницей всего имущества. По Псковской грамоте всем родственникам одной степени родства даны совершенно одинаковые права на наследство - как мужчинам, так и женщинам (замужним и незамужним). Относительно наследства мужа после бездетной жены и жены после бездетного мужа псковский закон полагал, что тот или другая получили имение только в пожизненное владение и до вступления во второй брак.

Ст. 89 Псковской Судной Грамоты четко регулирует этот вопрос; «...А оу которого человека помрет жена, без рукописания, а оу ней останется отчина, ино мужу ея владети тою отчиною до своего живота, только не оженится, а оженится, ино кормли ему нет».

Также решается вопрос и с наследованием вдовы. В. Никольский объясняет отсутствие прав у мужа на наследство после жены тем, что у жены, которая, по его мнению, сама выступала собственностью мужа не могло быть своего имущества, С таким мнением трудно согласиться, так как статья Русской Правды, содержащая, например, ответственность мужа за кражу у жены полностью теряла бы всякий смысл, если бы женщины не могли обладать собственным имуществом.

В Русской Правде вопрос о праве наследования мужа после жены не регулировался, но из содержания ст. 106 можно сделать вывод, что муж получал имущество жены в пожизненное пользование, а после его смерти это имущество наследовали его дети, рожденные данной женщиной. Закон установил порядок наследования детьми после матери. Мать, как было указано, могла иметь свое имущество: приданое, подарок и прочее. Русская Правда содержит в себе следующее указание: «...а матерняя часть детем не надобе, но кому мати взхощеть, тому дасть: дасть ли всем, вси разделять; без языка ли умреть, то у кого ли будеть на дворе была и мертва и кто ю кормил, тому взятии».

Данная статья указывает полную завещательную дееспособность женщины, возможность женщины полностью по своему усмотрению распорядиться имуществом среди своих детей: мать могла завещать свое имущество кому хотела, как сыновям так и дожрям; если же она умирала не объявив своей воли, то долю ее имущества брал тот, в доме кого она жила и умерла, без различия был ли это сын или дочь.

Законодательством был установлен и особый порядок наследования детьми от двух отцов и одной матери. Дети разных отцов наследовали каждый своему отцу; но они делили имение своих отцов не прежде, как пригласивши свидетелей, которые знали имение обоих отцов и при которых имение первого мужа их матери было сдано на руки строго для сохранения. Эти свидетели показывали, что такие-то вещи составляли имение первого отца, а какие-то второго. Если при этом не оказывалось известной части имения первого отца, то оно пополнялось равной долей из имения второго отца, растратившего не свое имение. Когда все это было исполнено, то дети первого отца делили имение своего отца, а оставшееся делилось между детьми второго отца.

Это узаконение, вероятно было заимствовано в основных положениях из Эклоги Льва Философа, согласно которой отчим, принимая имение детей своей жены от первого мужа, обязан был обеспечить его собственным имением, тогда как по Русской Правде такого обеспечения не требовалось. Как уже было отмечено, по Псковской Судной Грамоте переход наследства к дочерям существовал уже не только у бояр, но и у простого населения, при этом женщины получили и право распоряжаться землей как они считали нужным, она может составить завещание и самостоятельно определить своих наследников.

Интересный пример, показывающий право женщины на распоряжение земельной собственностью мы видим знакомясь с духовной Акилины; «ее муж, князь Федор, получает семь дворов и половину мельницы в кормлю, а село на Кеби, клеть и двор в городе - в одерень; после смерти мужа его кормля переходит к монастырю Успения». В данном случае мы видим, что жена является полной собственницей довольно большого имущества, которое досталось ей либо в виде приданного или по завещанию или по гражданско-правовому договору.

В данном случае понятно, что нельзя говорить о женщине как о лице, исключенном из гражданско-правового оборота или имеющем серьезные ограничения в имущественной сфере. Если обычно мы сталкиваемся с передачей мужем своего имущества жене в пользование до ее смерти или до повторного брака, то здесь мы сталкиваемся с противоположным примером, жена передает мужу имущество «в кормлю».

Охарактеризовать имущественную дееспособность женщин помогают также нормы Русской Правды, которые регламентируют вопрос о наследовании имения детьми от одного отца и двух матерей: «...будут ли дети от (от второй жены), то что первой жены, то о возьмуть дети матери своей. Любо си на жену будеть взложил, обаче матери своей возьмут». Из данного отрывка следует что дети от двух жен делят поровну имение отца, но имение принадлежащее каждой из жен, делилось только между ее детьми.

Этот порядок раздела был также заимствован из Эклоги, так как согласно Эклоге отец, вступивший во второй брак, не должен был отказывать второй жене имущество первой. Г.М. Данилова в целом охарактеризовав наследственную правоспособность женщин определяет ее как очень развитую: «Следовательно, в «Русской Правде» земельное наследование женщины, особенно из среды феодалов, признано полностью законным. Статьи «Русской Правды» как бы завершают тот путь борьбы за земельное наследство, который прошла женщина в период генезиса феодализма и в России, и на Западе».

Чтобы более подробно показать положение женщин в Древнерусском обществе необходимо остановиться на положении вдовы. Церковь призывала рассматривать такую женщину как человека, требующего заботы и опеки со стороны иных лиц, В Уставе о церковных судах вдовицы наравне с другими убогими лицами и сиротами, было связано с принесением в дом приданого. Жены могли распоряжаться движимым имуществом, ряд особенностей. Со времени введения христианства на Руси порядок опеки определялся по Номоканону, но с победой русских юридических обычаев над обычаями римско-византийскими были изданы новые законы об опеке.

По закону Русской Правды устанавливали следующий порядок опеки: опека над малолетними детьми и имуществом, принадлежащим им, назначалась только в том случае, если у них в живых не было ни отца, ни матери, или когда мать их во второй раз выходила замуж. Если же она не вступала во второе замужество ..

Читать далее здесь -  http://superinf.ru/view_helpstud.php?id=1170