Это цитата сообщения Полковник_Баранец Оригинальное сообщение

ЧЕЛОВЕК ИЗ РЕСТОРАНА (15 февраля исполняется очередная годовщина вывода советских войск из Афганистана (1989).



В горниле той войны побывали сотни тысяч наших солдат и офицеров. Кто-то вернулся домой живым и здоровым, кто-то - инвалидом, а более 13 тысяч - в цинковом гробу...
По-разному складывалась судьбы выживших после Афгана. Одни уверенно шагали по крутым ступеням военной картеры, стали генералами и полковниками. Другие не перенесли "афганский синдром", - спивались у уходили на гражданку. А третьи были вынуждены покинуть армейский строй из-за страшных ран, на костылях и инвалидных колясках. Сегодня мы расскажем вам об одном из них, - офицере запаса Ильясе Дауди. Который не сломался и выстоял после тяжелейшего удара судьбы. Для которого 15 февраля - особая дата. Как и для всех его сослуживцев-афганцев. В том числе - и для бывшего командира, который 25 лет упорно добивался, чтобы государство по достоинству отметило боевые заслуги его подчиненного. И добился своего. Впрочем, обо все по порядку.
Виктор БАРАНЕЦ, военный обозреватель "КП"


Игорь Моисеев, журналист

Если бы такого человека, как Ильяс Дауди, не было бы в природе, его надо было выдумать. А иначе на каком живом примере мы бы узнали, на что способен человек, переживший страшные потрясения и после этого сумевший подняться на не мыслимую для человека в его положении высоту?

О нем я узнал во время недолгого контракта с «Боевым братством». «Есть среди афганцев такой геройский парень Дауди, - сказал мне как-то один из знакомых отставников. – Тяжелейшую травму получил, ногу ему миной оторвало – почти полностью. Мы думали – пропадет. А у него – шесть детей, двенадцать ресторанов…»

И тут я понял, что меня посетила долгожданная БЖУ – Большая Журналистская Удача. А вечером того же дня уже обедал в ресторане «Черная кошка» - у человека, которого можно смело считать Героем нашего времени.

В жизни ресторатора Дауди было все – война, тяжелейшее ранения, увечье, бесконечные скитания по госпиталям, череда мучительных операций, когда от боли хотелось лезть на стенку. А потом – насыщенная, яркая и полнокровная жизнь, какой в наше время не могут похвастаться миллионы здоровых, не опаленных войной людей. Не было в его жизни только одного - отчаяния и парализующего пессимизма. И как высшая награда за все выстраданное и содеянное – Звезда Героя, которая нашла своего адресата спустя четверть века после того страшного дня.

«Я сам выбрал дорогу войны…»

«Меня часто спрашивают - как я, студент престижного вуза, отличник спорта и учебы, попал на войну? – начинает свое повествование Ильяс, разливая чай по пиалам. - Учился я легко и удовольствием, но сам факт, что где-то идет война, где воюют мои сверстники, не давала мне покоя. Многие мои друзья-спортсмены из нашей секции бокса в Азнакаево попал в горнило той войны. Кто-то вернулся живым и здоровым, кто-то - калекой, кто-то – вообще «грузом -200». Помнится, мы всей секцией бегали хоронить их на городское кладбище. Но я точно знаю - все эти парни были настоящими воинами. Трусов среди них не было.

Я же шел к своему Афганистану своим собственным путем, и ничто не могло заставить меня с него свернуть. В общежитии моим соседом по комнате был парень-туркмен. Он был старше меня и, как полагается на Востоке, периодически учил меня жизни. К нему часто заходил родственник-«афганец», у которого была сильно повреждена нога. Как потом выяснилось, его отделение попало в засаду, и он был одним из немногих, кому посчастливилось выйти живым из пекла. Казалось бы, этот живой пример должен был меня остановить, но эффект получился строго обратным. Я твердо решил - я буду ТАМ. «Мое поколение воюет, и я тоже должен пройти дорогами этой войны» - эта мысль стала моей идеей-фикс. Я шагнул навстречу своей судьбе, и никакие силы в мире не свернули бы меня с этого пути».

«Будешь и ты по горам бегать…»

Приняв свое судьбоносное решение, студент московской «нефтянки» Дауди с утра до вчера бомбил «брежневский» (ныне черемушкинский) военкомат, став острой головной болью военкома Накашидзе. «Ты что, смерти ищешь? - спрашивал изумленный полковник Ильяса. - Тут все косят кто как может, а ты сам голову в петлю суешь..» Но Ильяс был «стрелой в полете». Накашидзе распекал странного призывника на все корки, многократно рвал его заявления, призывал к совести, разуму и здравому смыслу. Дауди был непреклонен. Отчаявшись, полковник махнул рукой: «Черт с тобой, будешь и ты по горам бегать».

Так и вышло.

Человек боя

В Афганистан Ильяс попал не сразу – полгода отучился в ашахабадской учебке на разведчика, где тоже мог бы легко «зависнуть» инструктором на все два года – было бы желание. Но он рвался за речку, на боевые. Куда , куда и попал в августе 85-ого.

«Первое впечатление - другая планета, - вспоминает разведчик. - Палатки, горы, верблюды, прокопченные моджахеды с черными курчавыми бородищами, боевые выходы, охота за караванами. Одним словом – война на азиатских рубежах…». Полк Ильяса был «ломовой лошадью «афганской войны, воюю с духами по всему Афганистану - от Герата о Кунара и от Ишкашима до Кандагара.



Бесконечные схватки с дедами усложняли и без того непростую жизнь резвого первогодка. «Ну, салабон, в горах на выходе на тебя посмотрим», - злобились обстрелянные деды. Накрыв очередную базу «духов», они грузили его трофеями так, как верблюда. С таким грузом не то что куда-то идти – с места сдвинуться казалось нереально. Ничего, сдюжил.

…А ближе к «дембелю» началось самое страшное.

Западня

«Крайний» свой бой Ильяс принял районе укрепрайона Кокари-Шаршари, на самой границе с Ираном, в разгар операции «Западня».

Шаршаринские «черные аисты» и муджахеды местного бригадного генерала Исмаил-хана стали обрабатывать огнем десант мотострелков еще в воздухе. Потери пошли с первых минут боя. Вертушки, высадившие десант и взявшие курс на базу, вынуждены были развернуться в воздухе – забирать первых раненых. На глазах Ильяса один за другим на минах подорвались три сослуживца – Замятин, Сайегов, Бобоназаров… Мотострелки - в массе своей новобранцы - оторопели и замешкались. «Надо было резко ломать ситуацию, - вспоминает Дауди. – Я приказал прикрыть меня огнем, сам взял шуп, медикаменты и пополз к раненым. Хотя сейчас я понимаю, что щуп в той ситуации был бесполезен абсолютно..». Разведчик тащил на своих плечах раненых, а вокруг уж плескалось море огня – «черные аисты» решили залить «шурави» огнем и свинцом.

«Муджахеды оказались матерыми бойцами – умудрились завалить из зениток даже СУ-25, который поддерживал мотострелков огнем с воздуха, - даже спустя четверть века отдает им должное Ильяс. - Грамотное взаимодействие афганцев, их боевой дух и мотивация вызывали уважение. Хорошо они воевали, что говорить. Но мы – лучше…».

Бой шел трое суток. Ночью мотострелки не спали, да и не хотелось. Снаряжали боеприпасы, чистили оружие, курили, молчали, думали - каждый о своем. И никто не знал, живым или мертвым встретит он грядущий день. Паники не было. Лица всех выражали спокойную уверенность и мрачную решимость. А утром все начиналось сызнова. В самые яростные минуты боя мулла с той стороны читал в громкоговоритель суры Корана, «накачивая» бойцов за веру. К исходу четвертых суток в лагере совсем не осталось воды, боеприпасы были на исходе. Утром следующего дня «вертушки» сбросили боезапас и воду в нескольких километрах от лагеря - ближе подлетать было опасно. Комбат Малолетко приказал выделить по пять бойцов из каждой роты – забрать оружие. Ильяс вызвался возглавить группу. Ротный уперся: «Ты мне здесь нужен!» «Ребята молодые, нарвутся на проблему…», - упорствовал Дауди. Командир скрипя сердце согласился. Ранним утром группа Дауди вышла на маршрут. Тропы, по которым разведчик выводили бойцов на позиции, цепко сидели в его памяти. И никто не знал, что ночью муджахеды, скрытно обойдя высотку с солдатами, нашпиговали их минами.

«Стреляй в меня, Абдурахман!»

Группа быстро двигалась по ущелью. Ильяс бежал первым. И вдруг – характерный щелчок, потом – взрыв. «В это мгновение – между щелчком и взрывом – вместилась вся моя прежняя жизнь, - вспоминает Ильяс. – Взрыв – как удар стальной трубой по ногам. И я покатился по склону. Сколько же горя я доставлю своим родным!» - обожгла меня тогда горькая мысль. И после – непрерывный, звонкий, оглушительный гул. Какая-то мощная турбина стала вращать мое тело, и я покатился виз по склону. Я понимал, что мин может быть много, и боялся собрать их целую кучу. Каждый кувырок по склону –как рулетка: пронесет - не пронесет, пронесет - мимо…» Нечеловеческим усилием воли Ильяс тормознул себя на очередном кувырке. Сел, достал промедол и вколол себе в остаток разорванной в кровавые лохмотья ноги. Потом – второй, третий. Это потом выяснится, что он получил тяжелое минно-осколочное ранение отрывом левого бедра и обширным разрывом мягких тканей» и тяжелую контузию. А тогда была одна мысль – надо выжить. Распустив ремень с приклада автомата, разведчик постарался этим жгутом остановить кровотечение. К нему стали осторожно подбираться бойцы. «Без щупа не подходить!» - то л крикнул, то ли выдохнул Ильяс. Первым с щупом подбежал Абдурахман Магомедов. «Стреляй в меня! – приказал ему Дауди. – Я сейчас для вас – проблема, и со мной вы еще больше мин соберете..». Абдурахман помертвел. В глазах заплескалось сомнение – истекающий кровью сержант был по-своему прав…Но уже через несколько минут лежащего на окровавленной палатке Ильяса бойцы бережно передавали из рук в руки, относя его в тыл занятых позиций - на площадку подскока для эвакуации. Истекающего кровью, его несли более пяти часов. Сознание, как мятник, то уходило, то возвращалось. По пути раненому вкололи запредельную дозу промедола. Потеря крови тоже была запредельной. Потом врачи говорили: если бы не спортивное сердце бойца – он бы не выдержал.

На площадке подскока, оторвав чугунную голову от земля, он увидел справа и слева от себя завернутые в серые плащ-палатки тела убитых однополчан. Их было тринадцать. В глазах помутнело от увиденного. Потом – провал в памяти, характерный свист вертолетных лопастей и пустота.

Госпитальное братство

Пришел в себя сержант на «взлетке» Герата. «Тут вроде как все трупы» - грустно резюмировал медбрат, принимая очередной «груз 200». «Да нет, один должен быть живой…» - повернул голову летчик. «Черт, он совсем тяжелый, его срочно в Шинданд!» - вскрикнул прапорщик-медбрат, не в силах скрыть волнения. Вертолет снова тяжело оторвался от земли, унося Ильяса в неизвкестност. «Последнее, что помню - каталка со мной летит в операционную, одна медсестра на бегу ставит катетер, другая теребит вопросами, чтоб я совсем не отключился, третья на ходу режет ножницами окровавленный маскхалат, - вспоминает Дауди. - Потом – группа врачей в зеленых халатах, огни лампы и снова – пустота..».

В себя он пришел на третьи сутки. Первое ощущение – очень хочется есть. Первая мысль - случилось что-то страшное. Первый взгляд на ногу – и оторопь: к обрубку в гипсе, который был вместо ноги, тянутся две толстые прозрачные трубки. Но самое страшное было еще впереди – в госпитале Кабула ему предстояло перенести пять тяжелейших операций - уже на другой ноге, в том числе хирургических и с трансплантацией кожи. «Кабульский госпиталь 40-й армии - одна из самых добрых и теплых страниц моей жизни, - говорит Ильяс. – Там был совершено уникальный микромир. Врачи и медсестрички там спасали наши израненные тела и души. Они морально готовили всех нас, подранков той войны, к вхождению в другую жизнь. Огромное им за это человеческое спасибо».

Потом, через много лет, уже став ресторатором, Иляьс разыскал того хирурга, который делал ему те операции. И отблагодарил - от души. Хирург тоже сразу его вспомнил. По его словам, это был один из его самых тяжелых пациентов «за всю афганскую».



«Не имею права вести себя не по-волевому…»

- Ильяс, и все-таки - что помогло тебе выжить?

- Сразу после операции ощущение было крайне тяжелым, даже гнетущим. Но в чистом виде упадничества не было – это противоречит моей генетике и философии. Лежа на больничной койке, я часто думал, что я скажу своим родителям, как предстану перед ними в таком виде. И понял, что единственное, что может скрасить им жизнь – это мои будущие успехи, моя активная социализация в обществе, моя востребованность. Я осознал, что просто не имею морального права вести себя не по-волевому. И сознательно установил для себя самые высокие планки. И эта внутренняя мотивация помогла мне стать тем, кем я в итоге и стал.

След Звезды. Послесловие.

После того страшного боя у Кокари-Шарщари командир мотострелкового полка Александр Скородумов представил Ильяса к званию Героя. Но тогда его ходатайство утонуло в рутине процессуальных формальностей. Но комполка не отступился. Почти четверти века он добивался своего. Комбат воевал и в первую, и во вторую чеченскую, но все это время помнил о Дауди.

В результате спустя двадцать с лишним лет после очередного ходатайства уже генерал-полковника Скородумова два Президента – России и Татарстана в Казанском кремле вручили Ильясу золотую Звезду Героя Российской Федерации.

…Ильяс, слегка прихрамывая, подошел к окну своего ресторана. Помолчал. Молчал и я. За стеной, в соседнем номере ресторана, гуляла какая-развеселая компания. Внизу шел мокрый снег, мимо ресторана сновали пешеходы, проносились машины – текла обычная жизнь столичного мегаполиса. Но мне казалось, что в темных глазах Героя России и - по моему мнению - настоящего героя нашего времени, отражались не вечерние огни большого города, а красные сполохи того памятного боя «за речкой», в местечке Кокари-Шаршари. Боя, который изменил судьбу, но не смог изменить самого Ильяса – человека, собственным примером доказавшего, что «все, что нас не убивает, делает нас сильнее».

Путин и Дауди (крайний справа) во время встречи в Кремле
[700x445]