Чернокнижница (об А.Ахматовой)
15 февраля 2013 - Элиана Долинная

«В года мытарств, во времена немыслимого быта, когда все расхищено,
предано, продано, Ахматова хранит веру в свет и тепло грядущих дней
России» - однажды прочитала я где-то такие слова. Но только ли «веру
в свет и тепло грядущих дней» хранила Анна Андреевна?
С уверенностью и без сомнения сейчас могу сказать, что нет, в её сердце
жила вера в Живого Бога, но вот что было...

В произведении Марины Цветаевой (датированном 29 декабря 1921 г.), посвящённом
Анне Ахматовой, я "спотыкалась" на слове «чернокнижница». Привожу полностью для
тех, кто с ними не знаком:

Кем полосынька твоя
Нынче выжнется?
Чернокосынька моя!
Чернокнижница!

Дни полночные твои,
Век твой таборный…
Все работнички твои
Разом забраны.

Где сподручники твои,
Те сподвижнички?
Белорученька моя,
Чернокнижница!

Не загладить тех могил
Слезой славою.
Один заживо ходил -
Как удавленный.

Другой к стеночке пошел
Искать прибыли.
(И гордец же был - сокoл)
Разом выбыли.

Высокo твои братья!
Не докличешься!
Яснооконька моя,
Чернокнижница!

А из тучи-то (хвала -
Диво дивное!)
Соколиная стрела,
Голубиная…

Знать, в два перышка тебе
Пишут тамотка,
Знать, уж вскорости тебе
Выйдет грамотка:

- Будет крылышки трепать
О булыжники!
Чернокрылонька моя!
Чернокнижница!

Чернокнижница. Чернокнижник.
Именно так с давних времён называют колдующих людей, которые в
мистических обрядах руководствуются книгой «чёрная магия».
И это слово «чернокнижница» уничижало Анну в моих глазах, ведь колдуны
(равно и гадатели, и прорицатели) не наследуют Царства Божия, участь их
будущая страшна (и уверена, не одна я так трактовала это слово). Я жалела,
жалела до слёз, талантливого поэта и думала: никогда уже Анне не вымолить
прощения у Бога.

Какова же была моя радость, когда вдруг я поняла, по какой книге
называет Марина Цветаева в своём посвящении Адресата!!! Однажды я
сама после примерно 15 лет изучения Библии, написала следующие строки
(стихотв. длинное, не буду приводить его полностью):

Ты послушно и кротко стояла на полке,
не взывала, страницами шелестя.
Битва света со тьмою вершилась на поле
сердца слабого, - это совсем не пустяк!

Заслонила тебя я бумажною грудой,
корешка уголок всё выглядывал, но
не искала Тебя, - отпираться не буду,
не глядела в Тебя я, как в неба окно.

Засыхала душа, суховеем пленима,
засыпала в удушливой спальне бытья;
проносилась потоками бурными мимо,
охлаждённая вновь суетой жизнь моя…

Ты меня побуждала к высокой молитве,
Ты меня обличала так резко порой.
А потом врачевала, и, Кровью омыта
Агнца Божьего, путь продолжала я свой.

Ты меня наставляла и жизнь по Отвесу
предлагала выстраивать, в тишине…
Ты меня обновляла, как плотники теслом
залежалую доску, - сочувствуя мне.

Но… однажды проснулась душа, и воспряла,
огляделась, а рядом Тебя не нашла.
…Ты тихонько за грудой бумаги стояла
и – подумалось - радости слёзы лила. ))

Стыдно… Ты без меня запылилась на полке,
но не стану винить никого,- это я
от Тебя убегала и пряталась долго,
Ты прости, - в том повинна лишь леность моя!

Здесь, за чёрной обложкой вся жизнь наша скрыта, -
от рожденья до смерти Божественный план.
Прижимаю шершавую кожу к ланитам,
а в душе : " я Тебя суете не отдам!"

Слово в чёрной обложке, Ты живо, как прежде,
как в древнейшие дни и года, и века.
Ты, о, Библия, нас, тех, кто были невежды,
поднимаешь к священству, влечёшь к облакам…
(окончание опускаю, дабы не отнимать драгоценное время).

Вот она Чёрная книга, которую любила Анна и сама оставила об этом
драгоценные строки:

Под крышей промёрзшей пустого жилья
Я мертвенных дней не считаю,
Читаю посланья Апостолов я,
Слова Псалмопевца читаю.
Но звёзды синеют, но иней пушист,
И каждая встреча чудесней, -
А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней. ( 1915 год).

И хочется ещё не обойти вниманием дивные строки 10 главы из
«Реквиема» о распятии Христа:
"Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи".
1
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил?"
А Матери: "О, не рыдай Мене..."

2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
*
Хочется напоследок добавить:"Доброе имя лучше дорогой масти" Еккл.7:1

Слава Богу за Анну Ахматову, которая ценила Слово Божье и руководствовалась,
и утешалась, и вдохновлялась Им в своей жизни!




© Copyright: Элиана Долинная, 2013
Регистрационный номер №0117457
от 15 февраля 2013

http://parnasse.ru/prose/essay/religion/chernoknizhnica.html

Очень интересна структура стихотворения. По сути, в нем четыре «этапа», четыре ступени: чернокосынька – белорученька – яснооконька – чернокрылонька. И под каждым стоит рефреном – «чернокнижница!»
Чернокнижник (словарь Ожегова) – человек, занимающийся чернокнижием. Чернокнижие (словарь Ожегова) - в старину: колдовство, в представлении суеверных людей основанное на общении с нечистой силой, с дьяволом. То есть, колдун, черный маг. И именно черным магом Цветаева, получается, называет Ахматову – несмотря на всю так называемую «молитвенность» поэзии последней. То есть все стихотворение Цветаева величает (обвиняет) Ахматову «чернокнижницей».
Попутно же с «чернокнижием» - свойством, которое Цветаевой видно сразу и до конца, которое становится, так сказать, главным отличительным свойством объекта, существуют и другие свойства. Сначала это «чернокосынька» - то есть внешнее, наружное, наружность, коса, волосы, прическа, ну, то, как женщина выглядит. Это первое, что бросается в глаза автору, когда она начинает говорить о своей героине. То есть это то, что можно было бы сказать практически о любой женщине – но тут же звучит «чернокнижница!»

Потом «белорученька». То есть сразу – не такая как все, особенная, другая, другого сорта. Изнеженная, может быть, неприспособленная, но – «чернокнижница!» То есть если косы были признаком внешности, то руки – признак деятельности. Чем героиня занимается, если она «белорученька»?

Следующее – «яснооконька». Цветаева как будто бы поднимается во все более абстрактные сферы. Сначала – как выглядит, потом – что делает, а теперь – что видит. И мы понимаем, что видит – все, потому что «яснооконька», ясные очи. И, тут же - «чернокнижница!»

И в последнюю очередь появляется «чернокрылонька». Теперь это уже полет. Снова двойная чернота: черные крылья, чернокнижье. До этого: черные косы, чернокнижье; мы начинаем с двойной черноты и идем сквозь "просветление" очей и рук снова к двойной черноте.


Цветаева как бы поднимается от земли, от «полосыньки», с которой все начинается, от кос и от рук – как промежуточный этап поднимая глаза (яснооконька) – в небо (крылья). Она показывает этот процесс подъема для героини стихотворения. Эти четыре этапа – стержень стихотворения.
Очень показательна концовка:

— Будет крылышки трепать


О булыжники!
Когда можно трепать крылья о булыжник? Когда птица делает попытки взлететь, но не может. Потому что иначе трепать крылья о землю никак не возможно, в сложенном состоянии они о землю не отрепятся. Стало быть, это означает, что птица хочет взлететь, но не может. И вот тогда-то ей «говорят» (пишут – в «грамотке»): мол, хватит трепать крылья, взлетай уже наконец. И она взлетает. Иначе с чего бы – «чернокрылонька»?

То есть стихотворение о том, что в результате личных трагедий («не загладить тех могил…») героиня вынуждена оставить земное, свою «полосыньку» и взмыть вверх. Причем даже не по своей воле, а, скорее, по воле тех, из «тамотка»: «выйдет грамотка», то есть скажут, прикажут, указуют.

И начнется свобода от «полосынек», начнется последняя стадия «таборности», начнется черный полет.

Цветаева знала это, чувствовала, что так и будет – и написала. Неудивительно, что Анне Андреевне это стихотворение казалось не очень доброжелательным.

http://buddhistka.livejournal.com/12056.html