Где не погибло слово, там и дело еще не погибло.
Человек, объятый сильной страстью, — страшный эгоист.
Религия — это главная узда для масс, великое запугивание простаков, это какие-то колоссальных размеров ширмы, которые препятствуют народу ясно видеть, что творится на земле, заставляя поднимать взоры к небесам.
Только любовь создает прочное и живое, а гордость бесплодна, потому что ей ничего не нужно вне себя.
Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами. Одна природа делает великое даром.
Полного счастья нет с тревогой; полное счастье покойно, как море во время летней тишины.
Вечно угрюмые постники мне всегда подозрительны; если они не притворяются, у них или ум, или желудок расстроены.
Если долг мною сознан, то он столько же силлогизм, вывод, мысль, которая меня не теснит, как всякая истина, и исполнение которого мне не жертва, не самоотвержение, а мой естественный образ действия.
В мещанине личность прячется или не выступает, потому что она не главное: главное — товар, дело, вещь, главное — собственность.
Справедливость в человеке, не увлеченном страстью, ничего не значит, довольно безразличное свойство лица.
…Любовь раздвигает пределы индивидуального существования и приводит в сознание все блаженство бытия; любовью жизнь восхищается собой; любовь — апофеоз жизни.
Вопрос «Может ли существовать душа без тела?» заключает в себе целое нелепое рассуждение, предшествовавшее ему и основанное на том, что душа и тело — две разные вещи. Что сказали бы вы человеку, который бы вас спросил: «Может ли черная кошка выйти из комнаты, а черный цвет остаться?» Вы его сочли бы за сумасшедшего, — а оба вопроса совершенно одинаковые.
Надобно иметь силу характера говорить и делать одно и то же.
Вся жизнь человечества последовательно оседала в книге: племена, люди, государства исчезали, а книга оставалась.
Хронического счастья так же нет, как нетающего льда.
Любовь — высокое слово, гармония создания требует ее, без нее нет жизни и быть не может.
Самые жестокие, неумолимые из всех людей, склонные к ненависти, преследованию, — это ультрарелигиозники.
Мучительная любовь не есть истинная…
Уважение к истине — начало премудрости.
Юность, где только она не иссякла от нравственного растления мещанством, всегда непрактична. Быть непрактичным — далеко не значит быть во лжи; все, обращенное к будущему, имеет непременно долю идеализма. Иная восторженность лучше всяких нравоучений хранит от падений.
Человек не может отказаться от участия в человеческом деянии, совершающемся около него; он должен действовать в своем месте, в своем времени — в этом его всемирное призвание.