Людмила Штерн: отрывок из книги "Под знаком четырех"

     Издательство Ретро, СПб, 2005 год.

 

ПОСЕДЕВШИЙ В ДЕТСТВЕ ВОЛЧОНОК

 

               Посвящается Евгению Рейну, прекрасному 

               поэту и замечательному рассказчику.

 

В 1959 году премьер-министр Великобритании Гарольд Мак-Миллан прибыл с официальным визитом в Советский Союз. Политбюро в полном составе выстроилось перед самолётом, их нерпы и ондатры запорошены снегом. Звучат национальные гимны, грохочут приветственные залпы, трепещут флаги, щёлкают и жужжат фото и кинокамеры. Всё идёт, как по маслу. Никита Сергеевич произносит речь, его сменяет британский премьер и тоже говорит, что положено в подобных случаях, но... вдруг отступив от микрофона, замирает и, как зачарованный, смотрит в одну точку. 

Все глаза устремляются за его взором, но не видят ничего, кроме горстки скромно одетых репортёров. К Макмиллану с встревоженный лицом склоняется английский посол:

-Что случилось? Вы плохо себя чувствуете? 

- Всё в порядке, - тихо отвечает Макмиллан. - Меня интересует вот тот джентльмен, - и делает едва заметное движение подбородком. - Не могли бы вы узнать его имя? 

Секундная заминка, посол шепчется с переводчиком, тот ещё с кем-то. Заворожённый премьер-министр не сводит взгляда с... 

- Это господин Френкель, фоторепортёр газеты "Известия", - докладывает посол. 

Премьер-министр широко улыбнулся, шагнул вперёд и, нарушая все нормы дипломатического этикета, направился к репортёрам. 

- How do you do, mister Frenkel', - сказал он, протягивая руку. 

Товарищ Френкель не был героической натурой и от ужаса чуть не потерял сознание. Впрочем, любой советский гражданин на его месте поступил бы так же. 

- Завтра мы устраиваем приём в британском посольстве, - продолжал Макмиллан, - и я был бы счастлив видеть вас среди гостей... конечно, если это не нарушит ваших планов. Мне совершенно необходимо поговорить с вами. 

Он повернулся к переводчику, и тот, выпучив глаза, перевёл. Френкель, будучи в шоковом состоянии, никак не реагировал на любезное приглашение. 

- Я очень надеюсь и рассчитываю видеть вас, - повторил Мак-Милан, и, снова пожав помертвевшую Френкелеву руку, двинулся вдоль почётного караула. Дальнейший его путь до лимузинов ничем примечательным не ознаменовался. 

К сожалению, того же нельзя сказать о товарище Френкеле. Его окружили плотным кольцом и повезли куда надо. 

- Не изволишь ли объяснить, что это значит? - прохрипел простуженный генерал-майор Мартышкин. Несмотря на грипп, он был поднят с постели и лично прибыл для допроса. - Какого хрена ты ему сдался? 

Френкель плакал, клялся и божился. 

- Ни ухом, ни рылом... ума не приложу... первый раз вижу. 

Допрос продолжался семь часов, после чего стало ясно, что хоть распинай Френкеля, хоть четвертуй, хоть вздёргивай на дыбу, - правды не узнать. Разве что от инфаркта помрёт. 

К ночи привезли репортёра домой. Супруга накормила его нитроглицерином, уложила в постель и отправилась рыдать на кухню. 

Наутро Френкель известил редакцию, что заболел. Никто не удивился. А в пять часов вечера на коктейль в британское посольство начали съезжаться гости во главе с Самим Никитой. 

Макмиллан был рассеян, оглядывался по сторонам и наконец спросил посла, не видел ли тот господина Френкеля и можно ли быть уверенным, что господин Френкель правильно понял его приглашение. Посол навёл справки, после чего сотрудники Совмина и ещё одного учреждения приняли молниеносное решение Френкеля доставить. 

В квартиру его ввалились шесть амбалов и приказали одеваться. Френкель упирался, хватался то за сердце, то за мебель. Но они неумолимо нацепили на него галстук и пиджак. Жена, заламывая руки, смотрела в окно, как его усаживают в "Волгу". 

Не успел трясущийся Френкель войти в посольство, как премьер-министр его заметил, извинился перед собеседником и через весь зал направился к нему. Вокруг них тотчас скопились переводчики и гости, кто-то сунул в руки несчастного репортёра бокал шампанского. 

- Большое спасибо, мистер Френкель, что вы пожертвовали своим временем и пришли сюда, - сказал Гарольд Макмиллан. - Я был так настойчив потому, что понимал, что у меня вряд ли будет шанс встретиться с вами снова. Я очень ценю вашу любезность. Дело в том, что мне необходимо поговорить с вами о чём-то очень для меня важном. Где вы купили вашу шапку? 

- Какую шапку? - одеревеневшими губами пролепетал Френкель. 

- Шапку, в которой вы были вчера на аэродроме? 

- Не помню... нет, знаю... На барахолке в Красноярске... Я был там в командировке три года назад. 

- Позвольте объяснить вам, почему это так для меня важно, - продолжал английский премьер. - Ваша шапка сделана из редчайшего, я бы сказал, уникального меха, а именно из меха поседевшего в детстве волчонка. Когда волчонок вырос, его седина проросла новым чёрным мехом, - меховщики называют его "тандрек". Точно такую же шапку подарил мне отец, который знал толк в мехах. "Береги седого волчонка, - сказал он, - эта шапка принесёт тебе счастье". Но через два года в Брюсселе в аэропорту у меня украли чемодан, в котором была моя шапка... и с тех пор все мои попытки найти такую же терпели неудачу. А я, должен признаться, человек сентиментальный и суеверный, что вообще-то нехарактерно для англичанина... Господин Френкель, у меня к вам огромная просьба, не согласитесь ли вы продать мне вашу? Я заплачу любую сумму. 

Френкель услышал тихий скрип. Над его головой повернулось колесо "Истории". 

- О деньгах не может быть и речи, - наконец забормотал репортёр. - Я с удовольствием подарю вам эту (он чуть было не сказал "вшивую") шапку. 

- Я не могу принять такого подарка, - покачал Макмиллан головой. 

- Нет-нет, - запротестовал Френкель, - для меня большая радость... - он повернулся и ринулся в вестибюль. 

- Господин премьер-министр, - тонко улыбнулся некто из политбюро. - Вы пренебрегаете вашим положением дорого и высокого гостя. Завтра мы доставим вам три таких шапки. 

- Не думаю, что вам это удастся. За эти годы я запрашивал меховые фирмы Канады и Японии, Швеции и Норвегии, Америки и Австралии.. Такую шапку найти не удалось. 

- Но вы не обращались в Совпушнину. У нас много таких. Мы обещаем завтра же одеть вас с ног до головы в эти шапки. 

Кругом заулыбались удачной шутке. 

- Господа, "много" таких шапок не бывает в природе, - продолжал терпеливо объяснять гость. - Поседевший в детстве волчонок сам по себе биологический нонсенс, но поседевший волчонок, шерсть которого проросла чёрным "тандреком" просто уникален. Вы же, я полагаю, имеете в виду седого волка. Это, действительно, красивый и ценный мех, но седые волки на свете не редкость. 

Тут появился Френкель, неся на вытянутых руках свою шапку. Советская сторона брезгливо покосилась на лоснящуюся пропотевшую подкладку. 

- Не вздумайте давать это... - процедил сквозь зубы Никита и, добродушно улыбаясь, обратился к Макмиллану: 

- Надеюсь, господин премьер-министр, вы верите слову коммуниста. Я обещаю, что завтра же ваша мечта сбудется. 

Воспитанный британец не счёл возможным настаивать. Он только бросил последний тоскливый взгляд на ускользающее из его рук сокровище и, поблагодарив Френкеля, простился с ним. Затем премьер-министр занялся политической деятельностью. А всеми оставленный репортёр спустился в гардероб, напялил свои пальтишко и шапчонку и отправился на троллейбусе домой. 

На следующий день Гарольд Макмиллан покидал Советский Союз. Правительство посовещалось и решило обставить преподнесение шапки эффектно, а именно доставить прямо к трапу. В момент прощания с Хрущёвым на лётное поле вылетела чёрная "Чайка" и затормозила в двух шагах от премьеров. Из машины выскочил министр зверья и пушнины (впрочем, его официальный титул звучал иначе), держа пурпурную лакированную коробку, перевитую белыми лентами. 

- Давайте откроем, убедимся, что мы не бросаем слов на ветер, - посмеиваясь сказал Никита Сергеевич. 

Развязали ленты, сняли крышку. В коробке лежало пять великолепных шапок. Ветерок едва шевелил седой благородный мех. 

Тень легла на лицо британского премьера. Горькие складки обозначились в уголках его губ. 

- Я так и думал, господа, - печально сказал он. - Это замечательные шапки из седого волка... У меня их целая коллекция. Я же мечтал о шапке из меха поседевшего в детстве волчонка. Простите, но мне трудно скрыть своё разочарование... 

Он пожал хозяевам руки и, сгорбившись, начал медленно подниматься по трапу. лакированная коробка осталась в руках у министра пушнины. 

... С тех пор политические обозреватели подметили, что отношения между Советским Союзом и Великобританией стали более прохладными. И всё никак не потеплеют. Впрочем, возможно по совсем другой причине. 

А что же стало с товарищем Френкелем? Ничего особенного. Только на следующий день после отбытия британского премьера его уволили по сокращению штатов из газеты "Известия".