Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
За два года до …..
Арсений Тарковский - Анне Ахматовой
28 марта 1964
Дорогая Анна Андреевна!
Клянусь, тут не будет преувеличений. Не думаю, что мне удастся найти убедительные и скромные слова, чтобы я, Ваш поздний ученик, хорошо выразил Вам свою благодарность за то, что мне на долю выпало счастье узнать Вашу поэзию и Вас. 30 марта исполняется 50 лет "Четкам" 11. Еще в ранней юности научился я благоговеть перед Вашей высокой Музой - и кланяюсь Вам за это.
"В то время я гостила на земле;
Мне имя дали при рожденье Анна,
Сладчайшее для уст людских и слуха.
Так дивно знала я земную радость
И праздников считала не двенадцать,
А столько, сколько было дней в году".
Так Вы писали в 1913 году. Тогда было мне шесть лет. Теперь мне 57. Таким образом, и моя жизнь прошла под Вашей звездой, хотя я долго и не знал этого. После "Четок" были и "Белая стая", и "Подорожник", и "Anno Domini"..., и книги позднейших лет. Каждое новое Ваше стихотворение было достаточно прекрасным для того, чтобы стать последним, но за одним следовало стихотворение еще совершенней (и эта неловкая сравнительная степень тут вполне уместна). Этот беспрерывный поток длится долгие годы; Вы дышите тем
разреженным воздухом, какой не был бы по легким даже самой Сапфо, - и не многие поэты - даже у нас в России - дышали таким. От такого воздуха Вам должно быть легко и уже не страшно.
Ваша поэзия теперь, будь она собрана полностью, явила бы невиданную широту охвата явлений жизни. Время пересеклось с Вашим подвигом и запечатлелось в каждом Вашем стихе. Вы очень русский поэт, и потому Вы приняли (из чужих рук) наследство античного мифа, и Ваше достояние - тот источник, откуда пришел стих - "и черной голубкой меня называл" 12. Я верю, что Ваши стихи диктовали Вам дети наших детей для того, чтобы им был на радость беспредельный поток великой русской поэзии. Вам выпало счастье создать нечто большее, чем произведения искусства. Я боюсь называть имя того, кто плакал бы от счастья, прочитав написанное Вами, - от счастья и от боли, потому что счастье, приносимое Вашими созданиями искусства, и ранят душу и врачуют ее. Мне не хочется оскорбить Вашу застенчивость, называя это имя; но мне нужен этот пример, чтобы сказать Вам, что и в Вашем случае и творчество, и суть души слились воедино, образовав исключительный образец на все времена, когда речь человеческая будет звучать на земле.
От всего сердца поздравляю Вас с пятидесятилетием "Четок".
Преданно целую Вашу руку.
А. Тарковский.
Помолись о нищей, о потерянной,
О моей живой душе,
Ты, всегда в путях своих уверенный
Свет узревший в шалаше.
И тебе, печально-благодарная,
Я за это расскажу потом,
Как меня томила ночь угарная,
Как дышало утро льдом.
В этой жизни я немного видела,
Только пела и ждала.
Знаю: брата я не ненавидела
И сестры не предала.
Отчего же бог меня наказывал
Каждый день и каждый час?
Или это Ангел мне указывал
Свет, невидимый для нас...
1912.Май
Флоренция
Над могилой Анны Ахматовой Тарковский сказал: «Никогда еще на долю женщины не выпадало столь мощного поэтического дарования, такой исключительной способности к гармонии, такой непреодолимой силы влияния на сердце читателя».
Смерть Ахматовой стала для него глубоким личным горем. В мае 1969 года, рассказывая мне об Анне Андреевне, Арсений Александрович вспоминал множество веселых эпизодов: ведь их, кроме прочего, объединяло и чувство юмора, присущее им обоим. Тарковский мастерски передавал ахматовские интонации, слова и жесты; видно было, что ему приятно снова пережить в памяти их встречи. Но вдруг совершенно неожиданно произнес: «Когда Анна Андреевна умерла, я просто был уверен, что не переживу ее...».
Я очень любила слушать, как Арсений Александрович читал стихи Анны Ахматовой. Читал задумчиво, во внешне спокойной манере, последнюю строчку заканчивал полувопросом, и от этого стихотворение казалось продленным в глубину... Знал наизусть множество ее стихов, считавшихся крамольными и не печатавшихся.
Тарковский был прекрасным рисовальщиком. В то время, когда невозможно было и подумать об издании ахматовского «Реквиема», он отпечатал поэму на машинке, переплел и нарисовал трагическую обложку, которую я помню более тридцати лет.
ТАЙНЫ РЕМЕСЛА
1. Творчество
Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки,—
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
Впервые встретились они в начале 1946 года, когда Анна Ахматова триумфально выступала в Москве, в Колонном зале, не зная, что беда уже шагает за ней по пятам: через несколько месяцев будет вынесено убийственное для нее и Михаила Зощенко постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград». (Кстати, оно рикошетом коснется и Арсения Тарковского: уже готовый набор его книги будет рассыпан, и первый сборник поэта выйдет лишь в 1962 году, когда ему исполнится 55 лет. Вот почему эта книга так точно названа «Перед снегом»).
Встретились они в доме поэта и переводчика Георгия Шенгели и его жены, поэтессы Нины Манухиной, где иногда останавливалась Анна Ахматова. Шенгели сообщил Тарковскому, что приехала Анна Андреевна и хочет с ним познакомиться.
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
В комнате Георгия на стене висела прекрасная коллекция оружия. Арсений Александрович снял со стены шпагу, и Ахматова сказала: «Кажется, мне угрожает опасность!», на что Тарковский возразил: «Анна Андреевна, я не Дантес». Она улыбнулась: «Даже не придумаю, как вам ответить». — «Придумаете в другой раз», — сказал Тарковский.Еще при первой встрече Ахматова оценила в Тарковском незаурядный ум, талант, знание русской и мировой культуры. Ей очень нравились его стихи, одно она даже попросила переписать ей на память.В «Записных книжках» Анны Ахматовой мы читаем о том, что каждый раз, приезжая в Москву, она с нетерпением ждала встреч с Арсением Тарковским. Он приходил на Ордынку, где она часто останавливалась в семье Виктора Ардова и его жены, актрисы Нины Ольшевской, с которыми дружила. Бывала Анна Ахматова и у Тарковских в писательском доме по улице Черняховского. Встречались они и в Ленинграде, и на даче, выделенной Ахматовой в Комарове, которую она называла «Будка».
Подумаешь, тоже работа,—
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
1. Так стонет средь блещущих нив.
А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.
Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой,
И все — у ночной тишины.
Их роднило присущее обоим чувство человеческого достоинства, доброта, неприятие конъюнктуры. Сближало их и неравнодушное отношение к людям, умение слушать собеседника. У обоих были нелегкие судьбы, много лет был затруднен доступ к читателям. Не последнюю роль, очевидно, играло в их отношениях и то, что они были верующими.
Их объединяла любовь к Пушкину, который всегда оставался для этих людей живым собеседником. О том свидетельствуют стихи и статьи Ахматовой, посвященные любимому поэту, и статья А. Тарковского «Язык поэзии и поэзия языка», и пушкинские эпиграфы в его стихах. Тарковский считал Ахматову самой верной продолжательницей пушкинской традиции в русской поэзии.
Для Арсения Александровича достоинства Ахматовой-поэта переходили в достоинства Ахматовой-человека. Этим объясняется дарственная надпись на его первой книге стихов: «Анне Андреевне Ахматовой — как выражение неизменной преданности и поклонения перед самым прекрасным, что я встретил на пути, — «скитаясь наугад за кровом и за хлебом». А. Тарковский. 25.VII.1962».Прочитав книгу, Ахматова послала автору телеграмму: «Я совсем забыла, что еще может быть что-то радостное. Благодарю Вас. Ахматова».
Об отношении Анны Ахматовой к стихам Арсения Тарковского свидетельствуют и дарственные надписи на ее книгах. Так, еще до выхода его первого сборника, Анна Андреевна сделала следующую надпись на своей книге «Стихотворения»: «Арсению Тарковскому, автору чудесных и горьких стихов. Ахматова. 12 ноября 1958. Москва».
Была область творчества, в которой Анна Ахматова признавала «старшинство» Арсения Александровича: это область перевода. Поэтому все свои переводы она читала Тарковскому и очень считалась с его мнением. К своей работе над переводами она относилась серьезно, но, по словам М.Петровых, любила цитировать Арсения Тарковского:
Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова!..
Когда Ахматова болела, Тарковский посещал ее в больнице. В свои последние дни она читала Платона, все чаще вспоминала Гумилева. У Ахматовой была монета, подаренная им, — с антиохийским профилем. При последней встрече с Тарковским у нее очень болело сердце, но она мужественно переносила боль. И только в особенно тяжелые моменты сжимала в руке монету, подаренную Гумилевым.
В трудное для Арсения Александровича время Анна Андреевна все повторяла ему слова Н.Пунина: «Только не теряйте отчаянья!» (Она считала отчаянье творческим стимулом).
Арсений Тарковский - Анне Ахматовой
Вопросы литературы. - 1994. - № 6. - С. 329-338.
3 мая 1958
Дорогая Анна Андреевна!
Я перечитал Ваши книги, которые есть у меня (Белую стаю, Anno Domini, из Шести книг), и ко мне возвратилось чувство масштаба, утерянное на время общения с Вами. Мне теперь непонятно, как я смел произносить в Вашем присутствии слова и даже читать Вам свои сочинения. Конечно, я знаю Вашу поэзию издавна, но случилось вот что: когда я познакомился с Вами, Вы заслонили свой собственный подвиг, а теперь он снова открылся мне и снова для меня прояснилась его огромность. Вы напрасно браните "Из шести книг": несмотря на суженность выбора (редакторского), книга дает почти верное представление о Вашей поэзии, не ломает его слишком грубо, как Вам, вероятно, кажется 1. Я пишу Вам, отыскав Ваш адрес в справочнике Союза писателей, не получив разрешения писать Вам, чтобы постараться выразить, какое значение для меня имели встречи с Вами в Москве. Ваша поэзия и Вы в равной мере - мой праздник, и теперь я не знаю, как мог жить, не перемолвясь с Вами ни словом, так же как не могу себе представить себя без Ваших книг.
Благодарно целую Вашу руку.
Преданный Вам А. Тарковский.
Они не только читали, но и посвящали друг другу стихи. Книга Тарковского «Перед снегом» заканчивалась стихотворением «Рукопись»:
Я кончил книгу и поставил точку
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
Пока душа меняла оболочку...
Анну Андреевну взволновали эти стихи. Ахматова с удивлением повторила: «Судьба моя сгорела между строк», а потом сказала, что это стихотворение должна была написать она. Поэтому в своей второй книге «Земле — земное» Арсений Тарковский посвятил его Ахматовой, предварительно спросив разрешения. Книга вышла в 1966 году, через несколько месяцев после кончины Ахматовой.
Это прямое посвящение. Но есть еще и скрытые посвящения у обоих поэтов.
Стихотворение «Жизнь, жизнь» написано Арсением Александровичем в 1965 году для Анны Ахматовой, предчувствовавшей смерть и боящейся ее. Вот его начало:
Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком. [...]
.Смерть Анны Ахматовой явилась тяжелым ударом для Арсения Тарковского. Он произнес прощальное слово на траурном митинге в больнице Склифосовского, по поручению друзей составил некролог. Он сопровождал гроб в самолете из Москвы в Ленинград, присутствовал при отпевании в Никольском соборе, произнес прощальное слово у открытой могилы в Комарове.
Тарковский написал цикл из семи стихотворений, посвященных памяти Ахматовой. Лишь в последние его книги вошел этот цикл (да и то без одного стихотворения, которое мне удалось опубликовать в 1995 году).
Для Арсения Александровича мир без Анны Ахматовой опустел:
Все без нее не так.
Приоткрывая,
Откладываю в сторону тетрадь.
И некому стихи мне почитать,
И рукопись похожа беловая
На черновик...
Арсений Тарковский
Памяти А.А.Ахматовой
I
Стелил я нежную постель,
Луга и рощи обезглавил,
К твоим ногам прильнуть заставил
Сладчайший лавр, горчайший хмель.
Но марта не сменил апрель
На страже росписей и правил.
Я памятник тебе поставил
На самой слезной из земель.
Под небом северным стою
Пред белой, бледной, непокорной
Твоею высотою горной
И сам себя не узнаю,
Один, один в рубахе черной
В твоем грядущем, как в раю.
Август 1968
..............
Домой, домой, домой,
Под сосны в Комарове...
О, смертный ангел мой
С венками в изголовье,
В косынке кружевной,
С крылами наготове!
Как для деревьев снег,
Так для земли не бремя
Открытый твой ковчег,
Плывущий перед всеми
В твой двадцать первый век,
Из времени во время.
Последний луч несла
Зима над головою,
Как первый взмах крыла
Из-под карельской хвои,
И звезды ночь зажгла
Над снежной синевою.
И мы тебе всю ночь
Бессмертье обещали,
Просили нам помочь
Покинуть дом печали,
Всю ночь, всю ночь, всю ночь.
И снова ночь в начале.
Апрель 196712 января 1967
...........
И эту тень я проводил в дорогу
Последнюю - к последнему порогу,
И два крыла у тени за спиной,
Как два луча, померкли понемногу.
И год прошел по кругу стороной.
Зима трубит из просеки лесной.
Нестройным звоном отвечает рогу
Карельских сосен морок слюдяной.
Что, если память вне земных условий
Бессильна день восстановить в ночи?
Что, если тень, покинув землю, в слове
Не пьет бессмертья? Сердце, замолчи,
Не лги, глотни еще немного крови,
Благослови рассветные лучи.
За полгода.....
Арсений Тарковский - Анне Ахматовой
2 октября 65
Дорогая Анна Андреевна!
Вас ждет Коломенское, осень и книга Ваших переводов 13. Она вот-вот появится в издательстве. Вероятно, Вам надо дать приказ редакционным барышням - куда направить Ваши авторские экземпляры. Очень прошу Вас - при выходе "Бега времени" не забыть, что среди московских писателей, с нетерпением ожидающих этой Вашей книги, автор этого письма по степени приверженности Вашему гению занимает отнюдь не последнее место. Пожалуйста, приберегите для него один экземпляр! 14
Я замучен своим сборником 15. В нем - как приложение - 15 стихотворений из первой книжки, среди других - "я кончил книгу и поставил точку". Быть может, Вы не забыли этого стихотворения? Если же Вы не помните его, прошу Вас спросить о нем у кого-нибудь, кто имеет книжку Вашего покорного слуги, - и вот зачем: мне очень хотелось посвятить его в новом издании Вам, и - в рукописи - я сделал это. Если Вам почему-нибудь такое посвящение неугодно, дайте, пожалуйста, мне знать об этом, - и тогда я сниму посвящение, при первой же корректуре 16. Мой сборник должен выйти по плану
издательства в I квартале нового (66го) года. Теперь сборник прошел через все редактуры, и даже корректоры уже перестали возиться с рукописью.
Желаю Вам (вместе со всей нашей семьей) здоровья и счастья.
Преданно целую Вашу руку.
А. Тарковский.
Однако отношения Анны Ахматовой и Арсения Тарковского нельзя назвать безоблачными. При всем благоговейном чувстве, которое Тарковский испытывал к Ахматовой, он никогда не кривил душой, говоря о ее произведениях.
Анна Андреевна часто читала ему свои новые стихи и требовала, чтобы он высказал свое мнение. Иногда стихи ему не нравились, и он откровенно говорил об этом. Она же, привыкнув слышать восторженные отзывы, огорчалась.
Отвечая на вопрос о лучшем современном русском поэте, Анна Андреевна нередко называла имя Арсения Тарковского, а если перечисляла несколько имен, то среди них непременно было и его имя.