VI

WIR saßen beide in Gedanken
im Weinblattdämmer – du und ich –
und über uns in duftgen Ranken
versummte wo ein Hummel sich.

Reflexe hielten, bunte Kreise,
in deinem Haare flüchtig Rast ...
Ich sagte nichts als einmal leise:
„Was du für schöne Augen hast.“

VI

Мы оба путались в сомненьях
лозы теней – и ты и я -
над нами в лозном аромате
жужжал невидим глас шмеля

Рефлексы отработаны, круги перед глазами,
в твоих власах отдохновенья след…
И не нашёлся я ещё что прошептать:
«Какой у твоих глаз красивый цвет.»

VII

BLONDKÖPFCHEN hinter den Scheiben
hebt es sich ab so fein, –
sternt es ins Stäubchentreiben
oder zu mir herein?

Ist es das Köpfchen, das liebe,
das mich gefesselt hält,
oder das Stäubchengetriebe
dort in der sonnigen Welt?

Keins sieht zum andern hinüber.
Heimlich, die Stirne voll Ruh
schreitet der Abend vorüber ...
Und wir? Wir sehn ihm halt zu. –

VII

Головка блондинки за стёклами
вздымается сильно маня, –
растает в бушующих весях
иль снизойдёт до меня?

И эта головка, любимая,
меня навсегда ли пленит,
иль веси безумные мирные
под солнцем вселенским ранит?

Никто никого не внимает.
Лишь тайно, с покоем в челе
но вечер на землю вторгается…
А мы? Мы лишь внемлем одре.

VIII

DIE Liese wird heute just sechzehn Jahr.
Sie findet im Klee einen Vierling ...
Fern drängt sichs wie eine Bubenschar:
die Löwenzähne mit blondem Haarbetreut vom sternigen Schierling.

Dort hockt hinterm Schierling der Riesenpan,
der strotzige, lose Geselle.
Jetzt sieht er verstohlen die Liese nahn
und lacht und wälzt durch den Wiesenplan
des Windes wallende Welle ...

VIII

Сегодня Лизе пойдёт уж шестнадцатый год
она в клевере четырёхлистник найдёт …
а там уж плещется, как стайка школяров:
и львиный зев блондинистый, и с ним болиголов звездявый.

Там за болиголовом присел уже на корточки волшебник-великан,
помощник своенравный, шустрый.
И вот уже украдкой Лизу он зовёт
в улыбке расплылся и в вальсе ведёт по карте лугов
по ветру идущей волны…

IX

ICH träume tief im Weingerank
mit meiner blonden Kleinen;
es bebt ihr Händchen, elfenschlank,
im heißen Zwang der meinen.

So wie ein gelbes Eichhorn huscht
das Licht hin im Reflexe,
und violetter Schatten tuscht
ins weiße Kleid ihr Kleckse.

In unsrer Brust liegt glückverschneit
goldsonniges Verstummen.
Da kommt in seinem Sammetkleid
ein Hummel Segen summen ...

IX

Я грежу, в винном аромате погружён,
с моей малышкой с светлыми власами;
трепещут её ручки, тонки как у эльфа,
покрыты моими жаркими объятиями.

Как золотистая белка стремглав промелькнёт
оставив лишь сноп ярких искр,
так в фиолетовых кляксах тенями пойдут
по белому платью рефлексы.

И в наших сердцах защемится счастливо
золотоносная немота.
В своём камзоле из бархата явится
шмель, о чём-то блаженно жужжа …

X

ES ist ein Weltmeer voller Lichte,
das der Geliebten Aug umschließt,
wenn von der Flut der Traumgesichte
die keusche Seele überfließt.

Dann beb ich vor der Wucht des Schimmers
so wie ein Kind, das stockt im Lauf,
geht vor der Pracht des Christbaumzimmers
die Flügeltüre lautlos auf.

X

Это море мира, ‘полным света,
что влюбленный взор преображает,
и от избытка чувств сердечных
душа невинная сгорает.

И в дрожь меня бросает мощью блеска,
как дитя, что на пороге от великолепья замерло,
двери в гостиную на Рождество
бесшумно растворив.