http://dead-mazay.livejournal.com/29377.html

Друзья мои. Мой ребёнок погиб. Мы не можем добиться от врачей - почему…
Помогите сделать так что бы это никогда больше нет повторилось... Я устал. Мы с женой боремся уже два месяца. Мы так и не знаем точно, почему погиб наш сын, одни догадки и недомолвки. Я никогда вас не просил о помощи. Теперь прошу, первый и последний раз. Этот ад должен наконец закончиться.
Пожалуйста, загоните запись в топ.
Я всё понимаю. Но это, пожалуй, последнее, что мы ещё не пробовали.

Роддом Добрянки.
8 апреля 2009 г. У меня должен был родился сын - Миша, плановая операция, кесарево сечение. Я приехал из Екатеринбурга, где живём, - в Добрянку (Пермский край, жена рожала «на родине»). В 9.15 нам сообщили что всё ок. Ребёнок здоров, 5,670 кг, 54 см. 7 балов по шкале. Закричал, даже пописал. Я конечно ликовал. Обзвонил всех, прыгал от счастья. Мы очень ждали Мишку, он был, пожалуй, самый желанный ребёнок на свете. Около 10 часов к нам зашла детский врач, сказала что ребенка положили под купол. Но всё нормально. Потом – что перевели в реанимацию, на аппарат искусственной вентиляции лёгких. Но всё нормально и жить будет. Потом – что перевезли в реанимобиле в Пермь, всё хорошо, ребёнок доехал благополучно и завтра его наверное переведут из реанимации. Потом, под самый вечер – сказали что порок сердца. Но жить будет непременно и беспокоится не стоит..
Дак вот, к этому времени ребёнок был уже фактически мёртв. Всё это – он начала и до конца, от первого до последнего слова - ложь.
Мы собирали правду по крупицам, официально нам никто ничего так и не сказал. Одна только ложь, лицемерие, трусость, шепотки и недомолвки. Но об этом читайте дальше.

Пермская больница (КДКБ )
В шесть утра я уже ехал в Пермь. Ехал и уговаривал «Мишенька, потерпи родной, папа едет, всё будет хорошо». Молился.
Этаж реанимации. Пустой гулкий коридор, только у самых дверей играет и прыгает девочка лет четырех, рядом мама в халатике. Звонок. Открывает мужчина в белом халате. - Здраствуйте, я к Мише Харину.
- Харин умер
- Что извините?
- Харин. УМЕР.
Коридор поплыл…
Женщина хватет девочку в охапку, убегает...Такое видимо у меня было лицо.
Сесть... Некуда....
Слёз нет, ничего нет. Всё умерло.
Врач хватает меня под локоток, тащит внутрь на диванчик. Что-то рассказывает. Я потом вспомню, что он говорил. Слёзы тоже будут потом. Пока только пустота и одна мысль – «как сказать Тане»…
Он говорил, что Мишеньку привезли с тяжелейшим отёком мозга, в состоянии глубокой комы. Что они боролись за его жизнь как могли, перелили литры крови и лекарства. До двух часов ночи. Не смогли. В два часа ночи он умер.

Морг
Врач технично берёт меня опять под локоток, выводит из реанимации на лестничную клетку. Показывает в окно, через двор, на отдельно стоящее маленькое здание – «Там ваш сын. В морге». Оборачиваюсь, его уже нет. Только пустая лестница. Спускаюсь.
Опять звонок. Заспанная медсестричка. Кафельная плитка и холод. О чём то говорим с санитаром, усатым, усталым, худым дядькой.
- …Как вы его повезёте? - спрашивает он
- Незнаю…
- Может быть Вам коробку какую дать?
Коробку….Тут меня «срубает». Мишку. Моего сына. В коробке. Я медленно сползаю и давлюсь слезами, кажется даже ору сквозь зубы…
Всё, хорош, собрался. Звоню папе (мамы у меня нет). Пару раз звонит Таня, малодушно сбрасываю. Пока главное – забрать Мишу. Звоню ритуальщикам, быстро везут гроб и всё остальное. Сижу в машине, жду их, курю наконец. Таня присылает смску «Милый, я всё знаю, держись». Добрые врачи сказали. Перезваниваю. О чём-то говорим, большей частью молчим и шмыгаем.

Добрянка
Я выходу из морга, неся на руках маленький синий гробик с измученным, растерзанным телом своего маленького сына. Это ему мы пели песенки и читали сказки с Таней. Это он узнавал мои руки. Это его так ждали все-все, родные друзья, мы… Осталось - только синий гробик на заднем сиденье моей машины. Долго плутал по Перми, которую совсем не знаю. Кое-как доехал. Уговаривал Мишу потерпеть. Как не сошел тогда с ума, не улетел с дороги – не знаю… Доехал. Созвонился, заплатил, организовал, похоронил… Всё на автомате. Поверьте – это самое страшно, что может случиться в жизни. Собственными руками зарывать в сырую апрельскую землю своего долгожданного ребёнка. Теперь уже ничего не страшно, любое горе – не горе, ей богу, практически терминатором себя чувствую…
Дальше была задача – вытащить Таню из этого роддома. Дежурили у неё постоянно, боялись, что что-то сделает с собой. Ей кололи какие то сильные лекарства несколько дней. Спала почти всё время. Находиться там было конечно невыносимо. За стеной заплачет ребёнок – она в слёзы. Остальные роженицы от нас шарахаются, как от чумных. Врачи глаза прячут, молчат и стараются шмыгнуть куда-нибудь. Таня еле ходит, живот распорот, шов болит, молоко бежит. Но держится. Выписались.

Что же случилось?
Мы начали выяснять, в чём же дело. Почему совершенно здоровый ребёнок оказался на кладбище. Вот что мы выяснили, правдами и неправдами.
• На плановой операции по кесаревому сечению просто не было аппарата искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ). Вернее был, но был занят другим ребёнком, малышом на 1700. Когда у Миши началась асфиксия (удушье) – ИВЛ делали «грушей», руками.
• Испугавшись, что не справляются и ребёнок «уходит» - вызвали реанимобиль из Перми. В нём - такая же «груша». Несмотря на то, что ребёнка просто нельзя было везти в этом состоянии – повезли, с глаз долой, что бы не портить и так очень неблагополучную статистику роддому. В итоге - в Пермь привезли уже фактически труп, в глубокой коме, с умершим мозгом и многочисленными кровоизлияниями.
• Почему же началась асфиксия? Врачи отвечают туманной фразой «роковое стечение обстоятельств». Одни из них, однако, проговорился, и позже эта гипотеза подтвердилась. «Тяжелейшая травма». Ребёнку фактически свернули голову, когда извлекали при кесаревом. Непонятно зачем, как потом вспомнила жена, акушер очень сильно давил на живот, «выдавливая» ребёнка, что категорически нельзя делать при кесаревом.

Куда мы стучались.
Адвокатская контора. Семейная пара, муж с женой. Очень приятные, первые люди за всё это время, кто выразил нам соболезнования. Когда мы обратились к ним, они нам сообщила, что Добрянский роддом, оказывается один из первых по детской смертности в крае. Что таких случаев, и даже более вопиющих – по нескольку в год, уже было много и будет ещё много. Что ни одно из дел – не дошло до конца, никто ничего таки и не добился. Врачей она характеризовала, дословно - как «циничных тёток, которые ничего не боятся и делают, что хотят». Под нож, на кесарево, уходит большинство рожениц, вне зависимости от показаний. Так быстрее и выгоднее больнице. В конце сообщили, что за дело не возьмётся, в виду его полной бесперспективности. Ни за какие деньги.

Руководство больницы. Беседовали (зам главного врача по стационару, и.о. главного врача, сам главврач спешно свалил «на учёбу»). Так ничего внятного нам и не сказали. Всё те же сказки про «роковое стечение обстоятельств». И набор аргументов из разряда «сами виноваты», я их даже пересказывать не буду. В итоге - обещали провести служебное расследование. Разобраться, наказать, сделать выводы, нас проинформировать в течении двух недель. Прошло уже два месяца. Всё по-прежнему. Тишина.

Гистология. Делали в Перми, в морге, где вскрывали Мишу. Анализ тканей показал, что ни порока сердца, ни инфекции, на которые надеялись врачи – не было. Было – кровоизлияние в мозг, разрыв мозжечка (свернули голову), обширный отёк мозга, нераскрывшиеся, «не дышавшие» лёгкие (отсутствие ИВЛ). Всё как мы и думали. Результаты гистологии передали в роддом. На руки их нам не дали. В роддоме же они, скорее всего, и сгинут навечно.

Страховая компания. Написали заявление на проведение независимой экспертизы. Месяц её проводили. Как нам сообщили шепотком по телефону – экспертиза показа множественные нарушения, но какие именно? На руки нам её опять не дадут, переправили в роддом. Видимо будут договариваться, кто, кому, сколько денег теперь должен. Даже ознакомится с результатами мы не можем, пока роддом не разрешит. Я думаю – они между собой договорятся, и эту экспертизу мы тоже не увидим.

Прокуратура Добрянки. Следователь сразу сказал, что дело безнадёжное, всё замнут, но обязанности свои выполнил, за что ему большое спасибо. Запросил все документы, как придут из роддома (если придут) – возбудит дело. Наверное.

Журналисты. Не берутся. Фактов нет, бумажек никто не даст, а скандал будет большой. Я их понимаю, и не виню, им тоже в Добрянке ещё жить.

Опека.
Мы хотели усыновить ребёнка. И сейчас хотим. Это совершенно обдуманное, взвешенное и обоснованное решение двух взрослых людей. Поверьте, два месяца – достаточный срок, для того что бы отойти от аффекта и осознавать свои действия и ответственность. Просто у нас скопилось столько любви, столько не отданного счастья – что хотелось подарить всё это, пусть не Мише, другому малышу, дать ему семью и радость. Собрали миллион разных справок. Отдали в опеку.
И опять полтора месяца тишины. Ни да, ни нет. Таня моталась к этим тёткам почти каждый день, как на работу, стояла под дверями как побитая собака, просила, умоляла. Нет ответа. Когда истекли все сроки – оказали.
Показательно, что буквально на следующий день после Мишиных похорон – пропороли все колёса у машины, позвонили, предупредили. Мы не послушались, искали правду, ходили по кабинетам. Видимо зря.
Показательно, что та же опека, как нам известно, отдаёт детей в деревню пятым-шестым ребёнком. В семьи, где единственный источник пропитания - детские пособия и работающие на огороде дети. Им дают. Нам с Таней – нет. Хотя у ребёнка было бы всё.
Так мы потеряли ещё одного, не усыновленного ребёнка. Опять горе. «А что вы хотели?». Город маленький. Скандал большой. Мы с Таней уедем, а тёткам из опеки здесь ещё жить.

Эпилог
Мишу уже не вернуть. Мы не жаждем «крови», мы просто хотим, мы имеем право знать, что же всё таки случилось в Добрянском роддоме 8 апреля. И ещё мы хотим, что бы этот кошмар остался только нашим кошмаром. Бегать по кругу и стучаться в закрытые двери мы уже устали. Таня постарела лет на десять. У меня полголовы седые. Остальные - тоже не в лучшей форме.

[показать]