«Она увидела свое отражение в окне парикмахерской: наружность пошлая, волосы взбиты и положены воланами (такую прическу носили когда-то в девятнадцатом веке), серые глубокие глаза глядят с напряженной, словно деланной нежностью, — она привыкла любить уехавшего, она хотела быть любимой им постоянно, непрерывно, чтобы внутри ее тела, среди обыкновенной, скучной души, томилась и произрастала вторая, милая жизнь. Но сама она не могла любить, как хотела, — сильно и постоянно; она иногда уставала и тогда плакала от огорчения, что сердце ее не может быть неутомимым».
кадр из фильма «Взлётная полоса» (фр. La Jetée)
И я задумалась об её уставшем сердце, отложив книгу и уставившись в пустоту, как в решебник. Не нашла ничего. По истечении какого-то времени я посмотрела на часы, прошло пятнадцать равнодушных минут. Чем же может оживить себя уставшее сердце? — всё это время занимал меня один вопрос. Впрочем, я не то чтобы искала ответ на него, он просто повис в комнате, как душный воздух перед грозой, и не исчезал, и не двигался с места. Всё-таки, а так бывает, найдя ответ для кого-то, будто бы решаешь задачу для себя, и сразу становишься легче характером и мыслями.
Забываясь в бесполезном труде, человек не находит сердечной радости, он обнаруживает свою пользу для окружающих, принимая за своё предназначение. Хотя бы так. Лишь бы человек не торопился сам и не торопил время, ведь сердечная усталость и без того дезориентирует, не хватало ещё сердечных заблуждений...
Выйдя из задумчивости, я вернулась на недочитанную страницу, где молодая женщина, оставшаяся одна на пустом перроне, пользуясь свежей болью разлуки, нитями мыслей пыталась связать свою жизнь с тем, кто «уехал далеко и надолго, почти безвозвратно». Авось автор приготовил ответ.